Книга Пять дней в Париже - Даниэла Стил

Питер восторженно разглядывал ее, прекрасно сознавая, ктоэто. Ему не раз попадались ее фотографии – более счастливых времен, когда онатолько вышла замуж, и даже раньше, с ее отцом. Это была Оливия Дуглас Тэтчер,жена Энди Тэтчера. Как и ее супруг, она родилась в семье политиков. Ее отец былгубернатором Массачусетса, пользовавшимся в своем штате большим уважением, абрат – младшим конгрессменом от Бостона. Кажется, ей было около тридцатичетырех лет; она была одной из тех, кого преследует пресса, не оставляя водиночестве ни на секунду, хотя она никогда и не давала повода интересоватьсяею. Разумеется, Питер не раз читал интервью с Энди, но не мог вспомнить ниодной беседы с Оливией Тэтчер. Казалось, она стремится оставаться на заднемплане. Завороженный ее обликом, Питер вошел в лифт вслед за ней. Оливия стояла,повернувшись к нему спиной, но так близко, что он мог бы без труда обнять ее.Одна мысль об этом заставила его вздрогнуть. У Оливии были очень красивыеволосы – темно-русые с отливом. Словно почувствовав, что Питер думает о ней,она повернулась и посмотрела на него, и когда их глаза снова встретились –всего лишь на мгновение, – ему показалось, что время остановилось. Печальв ее взгляде снова поразила его; она словно бы говорила ему о чем-то, непроизнося ни слова. Это были самые выразительные глаза, которые он когда-либовидел, а потом Питер внезапно спросил себя, не выдумал ли он все это. Так женеожиданно Оливия отвернулась и больше не смотрела на него, пока он не вышел излифта, потрясенный и взволнованный.

Портье уже отнес его чемодан в номер, а горничная осмотрелакомнату, чтобы проверить, все ли готово. Питер вошел внутрь, чувствуя себя так,как будто он умер и вознесся на небеса. Стены были оклеены тканью цветаперсика, мебель – антикварная, камин – из абрикосового мрамора. Окно и кроватьбыли убраны шелком и атласом подходящих оттенков. В номере была мраморная ваннаи все необходимое для усталого путника. Это выглядело как ожившая мечта, иПитер, провалившись в удобное кресло, обитое атласом, посмотрел в окно набезупречно ухоженный сад. Да, это было само совершенство.

Дав на чай портье, Питер медленно обошел свой номер иоблокотился о подоконник, наслаждаясь видом цветущего сада и думая об ОливииТэтчер. В ее лице и глазах было что-то пленительное; такое впечатлениесложилось у него еще от ее фотографий, но сейчас, после этого обмена взглядами,он понял, что никогда не видел в глазах женщины такой духовной мощи, такой боли– и одновременно силы. Словно она хотела сказать ему – или любому, ктозаглядывал ей в глаза, – что-то очень важное. Она была гораздо сильнее инеотразимее своего мужа – в своем роде, разумеется. Питер не мог избавиться отмысли о том, что она не похожа на человека, который будет вести какую-нибудьполитическую игру. И действительно, она этого никогда не делала, насколько онзнал; даже сейчас, когда ее муж вот-вот должен был стать кандидатом впрезиденты.

Интересно, какие тайны скрывает она под непроницаемойпеленой своего взгляда? Или он все это придумал? Может быть, никакая она непечальная, а просто очень спокойная? В конце концов, никто с ней неразговаривал. Но почему она на него так посмотрела? О чем она думала?

Все эти мысли преследовали его, когда он умывался и набиралномер Сушара. Ему не терпелось встретиться с ним. Было воскресенье, и Сушар безособого энтузиазма отнесся к этой неожиданной перемене планов. Тем не менее онсогласился встретиться с Питером через час. Питер стал нетерпеливо меритьшагами свой номер, позвонил Кейт, но ее, разумеется, дома не оказалось. ВАмерике было только девять часов утра, и Питер решил, что она гуляет иливстречается с друзьями. После девяти и до половины шестого Кейт трудно былозастать. Она всегда была занята. Теперь, когда у нее прибавилось еще нескольковидов деятельности, когда она была членом совета школы, а дома жил только одиниз сыновей, она задерживалась все чаще.

Наконец час прошел, и Питер с радостным нетерпениемустремился на встречу с Сушаром. Этого момента он ждал много лет. «Зеленаяулица», которая позволит ему двинуть «Викотек» вперед. Он знал, что это всеголишь формальность, но формальность важная – более того, необходимая дляускорения процедуры одобрения препарата ФДА. Сушар был наиболее знающим иуважаемым человеком среди глав всех исследовательских команд и отделов фирмы.Его голос в пользу «Викотека» перевесит множество голосов других людей.

На этот раз лифт приехал гораздо быстрее, и Питер скорымшагом вошел в него. На нем был тот же темный костюм, но рубашку он сменил насвежую – голубую, с белыми манжетами и воротничком. Он выглядел безупречно.Спустя мгновение Питер увидел в углу лифта тоненькую фигурку. Это была женщинав черных льняных брюках и черном джемпере. На ней были темные очки. Волосы былизачесаны назад. Когда она повернулась и взглянула на него, Питер понял, что этоОливия Тэтчер.

После того как он в течение нескольких лет периодическичитал о ней, он вдруг в течение часа дважды увидел ее. На этот раз онавыглядела совсем иначе – еще тоньше и моложе, чем в костюме от Шанель. Намгновение Оливия сняла очки и взглянула на него. Питер был уверен в том, чтоона тоже его узнала; но никто из них не сказал ни слова, и он даже попытался несмотреть на нее. Однако в этой женщине было что-то такое, что притягивало его.Питер не мог понять, в чем дело. Глаза, конечно же, но не только. В том, какона двигалась и смотрела, были отзвуки всего того, что он о ней слышал. Оливияказалась очень гордой, очень уверенной в себе, спокойной и замкнутой. И Питервдруг поймал себя на желании подойти к ней и задать ей тысячу глупейшихвопросов, таких, какие обычно задают журналисты. «Почему вы выглядите такойуверенной? Такой далекой? Но и такой печальной. Вам грустно, миссис Тэтчер? Чтовы чувствовали, когда умер ваш мальчик?» Именно такими вопросами ее всегдамучили, и она никогда не отвечала на них. Глядя на нее, Питер понял, что хочетуслышать эти ответы, подойти к ней, дотронуться до нее, узнать, что оначувствует, почему от ее глаз к его глазам протянулись лучики понимания, словноона вложила свои ладони в его. Он хотел знать, какая она, хотя и понимал, чтоэтого никогда не произойдет. Они были обречены на то, чтобы остаться чужимилюдьми, не сказав друг другу ни единого слова.

У Питера перехватывало дыхание от одного того, что онарядом. Он чувствовал аромат ее духов, видел, как свет отражается от ее волос,ощущал мягкость ее кожи. Наконец, к его облегчению – потому что он не могзаставить себя отвести от нее взгляд, – лифт приехал на первый этаж, идверь отворилась. Ее ждал телохранитель. Оливия ничего не сказала, просто вышлаиз лифта и проследовала вперед в сопровождении широкоплечего стража. «Какая унее странная жизнь!» – подумал Питер, провожая ее взглядом. Казалось, егопритягивает к ней магнитом; ему пришлось напомнить себе, что у него дела, неоставляющие времени для мальчишеских фантазий. Но ему было совершенно очевидно,что в этой женщине было нечто волшебное; теперь он понимал, почему онапревратилась в своего рода живую легенду. Более того – она была загадочна.Людей такого типа никогда не знаешь до конца, хотя и очень хочешь узнать. «Интересно, –подумал Питер, выходя на залитую солнцем площадь и ожидая, пока швейцар поймаетему такси, – а знает ли ее вообще кто-нибудь?» Из окна машины он увидел,как она свернула за угол и поспешила по рю де ла Пэ, опустив голову и надевтемные очки. Телохранитель шел рядом. Питер невольно спросил себя, куда это онанаправилась. А потом, заставив себя отвлечься от заворожившей его женщины, онустремил свой взгляд вперед, на парижские улицы, разворачивавшиеся перед нимодна за другой.