Книга Свобода для Господа Бога - Илья Те

До реки оставалось всего семь километров, когда передовые колонны встали. Задние партии отступающих стали напирать на тех, кто двигался впереди, сокращая интервалы между колоннами, однако в целом организованное отступление застопорилось.

Оттон послал вперед вестового, а затем, в нетерпении, выехал сам в сопровождении штабных офицеров. То, что он увидел, заставило его грязно выругаться: из-за южной стены Бургоса выкатывались свежие, не измотанные многочасовым побоищем полчища Трэйта, намереваясь преградить его войску единственный спасительный путь.

Их было, в общем, не так уж и много, Оттон оценил заградительный отряд Равных примерно в пятнадцать тысяч человек, и в другой ситуации его войска смяли бы это ничтожное препятствие, давясь от смеха и разбрызгивая рабские потроха своими пиками и мечами. Однако сейчас, когда в спину его полкам смотрел другой настигающий враг, препятствие это смешным не казалось. Отнюдь.

– Разворачиваемся! – снова в бешенстве заорал Оттон вестовым. – Отходим по тракту вдоль реки к Каробергу!

Команды понеслись по рядам. Измотанные боем и бессонницей колонны солдат-беглецов разворачивались на юг, на девяносто градусов в сторону от предыдущего направления. Прочь от речного лагеря и спасительной корабельной артиллерии, от древней столицы – к новой, еще не построенной.

Но опытный глаз Оттона уже видел, как на западе через проломы, сделанные минерами в низких стенах Дуэльного парка, пробираются полуэскадроны сервских драгун – не одна и не две тысячи, а много больше. Звериное чутье старого лиса вспыхнуло, обжигая грудную клетку тягостным и страшным предчувствием.

Предчувствие врать не могло: его ждал страшный и окончательный разгром.

Отступающие колонны двигались, далеко растянувшись по тракту, полки, пытающиеся маршировать вдоль дороги по полю, безнадежно отставали в этой изнурительной гонке смерти. Так что по мере продвижения остатки отступающей армии все более и более вытягивались в одну тонкую нитку, толщиной всего в пять, а то и десять шеренг.

Драгуны сервов настигали отставшие части, как волки настигают заплутавших овец, и устраивали резню. Они подлетали к центру колонны, делали залп, вольт и резким маневром безнаказанно откатывались обратно. Под этими быстрыми, точечными, но кровавыми и безжалостными ударами королевская армия все более и более превращалась в задыхающееся от страха стадо. Один за другим от нее откалывались части и люди. Кто-то погибал под картечью драгун, кто-то сдавался, а кто-то, бросая оружие, бежал в лес, наплевав на приказы командира, воинскую честь и присягу.

Собственная кавалерия, представленная двумя полными полками шательенской конницы, уцелевшей в ночном сражении, шла в начале колонны. Еще при выходе из города Оттон приказал ей защищать тылы отходящей армии, но шательены, разумеется, отказались: не барское это дело прикрывать отход пехотинцев! Но сейчас это был единственный шанс, и, не медля, Оттон вторично послал вестовых к обоим кавалерийским полкам с приказом жандармерии собраться, выдвинуться в хвост колонны и пресечь вражеские атаки.

Однако великолепные шательены, краса и гордость Эшвена, игнорировав приказ своего командующего, пришпорили коней и дружно припустили по тракту на юг, галопом, бросая оставшуюся королевскую армию на произвол судьбы.

Им вслед понеслись проклятия. Передовые пехотные колонны устремились за ними бегом, задыхаясь под тяжестью доспехов и безнадежно отставая. Предательство благородных лордов не осталось незамеченным, по рядам войск прокатилась волна негодования, возникло ощущение полной безысходности и через короткое время, как после прорыва плотины, началось паническое бегство. Сотни, нет уже тысячи бойцов, как по команде, отбрасывали в сторону оружие и разбегались как зайцы, кто в сторону от тракта, на запад к лесам, кто на восток, ближе к реке и пляжам Кобурна. В течение нескольких минут армия Оттона умерла.

Замыкающие отряды сдавались гарцующим по полю драгунам уже организованно, по команде своих офицеров. Бойцы откидывали мушкеты и пики, снимали ремни с кошкодерами, поднимали вверх усталые, пустые ладони. Рядом с Оттоном остались лишь горстка штабных офицеров, рота охранения и ближайшие батальоны, не решившиеся сдаться победителю перед очами своего прославленного командира.

Оттон снял шляпу и несколько раз обмахнулся своим пышным головным убором. Вот и все, подумал он, конец армии, конец карьере. Сдаться настигающим сервам ему не позволяла честь. Пытаться спастись практически не представлялось возможным, а кроме того, Оттон лично присутствовал на казни сенешаля Жернака и был прекрасно осведомлен о том, как именно кончил жизнь его старый товарищ Бавен. Умереть в столь почтенном возрасте с колом в заду? Нет уж, увольте.

В этот момент подскакал офицер одного из оставшихся батальонов.

– Мы ждем ваших распоряжений, мой генерал, – прокричал он прямо с коня. – Отступать далее столь незначительным контингентом смысла не имеет, нас легко настигнут и сомнут на тракте драгуны. Предлагаю занять круговую оборону и драться! Мой генерал?

Оттон печально посмотрел на офицера.

– Драгуны сомнут нас в любом случае, мой друг, – спокойно ответил он. – Бросайте оружие и сдавайтесь. Насколько мне известно, Трэйт вполне сносно обращается с военнопленными.

– Мой генерал, о чем вы? Сдаваться рабам?!

– Ну что вы, сударь, – ответил военачальник, – рабам сдадутся наши солдаты. Таким образом, мы сохраним хотя бы их несчастные жизни. Что же касается офицеров, включая вас и меня лично, то тут я не в праве отдавать какие либо распоряжения. Действуйте, как подскажет вам совесть и честь командира.

С этими словами генерал Оттон, прославленный покоритель Хайрана, лорд Самоса и герцог Риши, полный кавалер семи высших орденов королевства, Тайный советник Его величества, герой Эшвена и просто солдат вытащил пистоль и приставил к подбородку.

– Прощайте, сударь! – произнес он бодро.

Пуля прошила мозг.

* * *

Викарий не видел позорного разгрома королевской армии, поскольку почти час назад отключился от спутникового канала. Он был занят подготовкой к атаке на Бургос и счел возможным отказаться от наблюдения. Место кардинала в центральном зале занимала клерик Селена, которая на время операции должна была стать его глазами, ушами и, пожалуй, даже нюхом, если понимать под таковым не банальное обоняние, а некое подсознательное чутье на опасность. Ибо в любой силовой акции интуиция почти всегда подсказывает больше, чем видит глаз и объемлет рука.

Фиолетовая рамка вспыхнула, блеснула переливами и показала кусок плохо освещенного помещения – нижние галереи Пашкот-паласа.

Юсуф взмахнул рукой, и две тысячи клерикальных мушкетеров шеренга за шеренгой шагнули в открывшийся межпространственный проем.

Операция началась!

* * *

Все это время Мишан Трэйт по-прежнему стоял на стене в стальной кирасе и почти в полном одиночестве. Как бы сказал Гордиан Рэкс, город был «демилитаризован», то есть практически очищен от пребывания военных, в том смысле, что все солдаты, находившиеся в нем еще ночью, покинули сейчас казармы и квартиры, посты и бастионы.