Книга Выйти замуж за дурака - Надежда Первухина

Под эту заунывную песню, нахально просверливавшую мои несчастные уши визгливыми женскими голосами, я и очнулась.

Открыла глаза.

Осмотрелась.

Ого!

Интерьер – как в музее русского декоративно-прикладного искусства. Сплошной Билибин по стенам и немудреной мебели – на изразцах печи вещие птицы в райских цветах нарисованы, какие-то сундуки полыхают алыми пионами и крупными синими ромашками, лавки вдоль узорчатых стен тоже явно пострадали от набега свихнувшегося на этнике живописца, а уж потолок с резными балками был просто залеплен зеленым виноградом и этакими медальонами, изображающими подвиги трех знаменитых богатырей. Правда, подвиги вышли не очень удачно. У художника явно возникли проблемы как с прямой, так и с обратной перспективой. Богатыри получились все как один олигофренами – огромные головы в самоварного вида шеломах покоятся на узеньких, не влезающих в рамки картины плечах…

Впрочем, что я все об убранстве да о художестве. Оказывается, песню, которая досверлила мой мозг до того, что я очнулась, пели три девицы, рядком сидящие на лавке под небольшим стрельчатым окном. Когда я очнулась, они петь не перестали и даже, по-моему, не обратили на меня, лежащую на кровати, никакого внимания. Ну что ж, в таком случае я сама их подробнее рассмотрю.

– Вы сестрицы-подруженьки, вы придите-ка к сиротинушке, –печальным, густым, как сапожная вакса, басом выводила первая девица: крупная, с блестящими гладкими черными волосами, заплетенными в одну толстую, с корабельный канат, косу. На девице была белая сорочка с расшитыми нарукавниками и темно-бордовый сарафан. В общем, вполне симпатичная девица, если б не ее параметры, подходящие, скорее, борцу сумо…

– Вы ударьте-ка в громкий колокол, разбудите-ка родну матушку! –требовала от неизвестных «подруженек» вторая девица, голоском и комплекцией посубтильней первой. Зато была она длинноноса, почти как известный деревянный человечек, и усыпана рыжими веснушками как раз в тон своему убойно-морковного цвета платью.

Зато третья девица была полной противоположностью своим товаркам. Точнее, не полной, а до изможденности худой. На ней даже сарафан веселенькой болотной расцветки висел, как плащ-палатка на гвозде. Поэтому, видно, и пела рекомая девица печальнее и визгливее всех:

– Ты приди, приди, родимая, на мою горьку, д-горьку свадебку! Ох!

На этом пессимистическом «ох!» дверь тихонько заскрипела, и в светлицу вошла исполненной достоинства походкой…

Руфина.

Моя кошка!

Во что же меня втянула эта рыжая бестия?!

Рыжая бестия меж тем остановилась прямо перед сестрами и принялась их натуральным образом отчитывать:

– Рехнулись?! Белены объелись?! Голосите, как по покойнику! Я вам что наказывала: сидеть тише воды, ниже травы да за подопечной наблюдать, а вы вопите аки скимны рыкающие!

– Прости, матушка царица! – Незадачливые певицы чуть не повалились кошке в, но… в лапы.

Царица?!

–Смотрите у меня! – грозилась лапкой Руфина, а глаза ее сияли ярче янтаря. Будете себя вести непотребно, так никогда и не расколдуетесь!..

Я решила, что довольно мне прохлаждаться на кровати и встала. Тут же проштрафившиеся девицы невнятно замычали, указывая пальцами на меня:

– Проснулась она, матушка царица!

Тут кошка изволила подойти ко мне и осияла янтарным взглядом, да так, что прищуриваться пришлось.

– Здравствуй, Василисушка, – сказала мне кошка каким-то новым, воистину царственным тоном. С прибытием тебя.

– И куда же я… прибыла?

– В Тридевятое царство, куда ж еще! – Кошка шевельнула кончиком хвоста. Неужели ты до сих пор этого не поняла?!

Тон меня возмутил до глубины души. Может, в Тридевятом царстве эта кошка и есть представитель власти, но это не дает ей никакого права так со мной разговаривать. И вообще! Я в это царство не просилась!

– Успокойся, Василиса. Кошка, видимо, просто читала мои мысли. Ничего дурного или зазорного в том, что ты оказалась здесь, нет…

– Насчет дурного и зазорного я впоследствии выясню, – злым голосом сказала я. У меня сильно кружилась голова и хотелось спать, но я решила не расслабляться. Лучше соблаговолите, достопочтенная Руфина, объяснить мне, с какой целью и по какому праву вы меня, кандидата, почти доктора (!) филологических наук притащили в какое-то Тридевятое царство?! И почему «Тридевятое»? Страна «третьего мира», что ли?

Мельком я взглянула на девиц. Они, разинув рты, с почтительным страхом внимали моему диалогу с кошкой.

Та тоже на них посмотрела.

– Рты-то позахлопните, – величаво приказала девицам Руфина. Да несите сюда на стол откушать гостье моей дорогой! И мне сметанки, да чтоб свежая была!

Девицы вымелись из комнаты, только дверь хлопнула. А Руфина теперь обратила взор ко мне:

– Не злись, Василиса, – мягко повела она речь. Все я тебе порядком обскажу. Никаких тайн от тебя утаивать не стану – не по-царски это. Только на голодный желудок и дело не делается, и разговор не клеится. Так что сейчас за угощением все ты и узнаешь. Только не нервничай и постарайся мне поверить. Договорились?

– Да. А что мне еще оставалось ответить? Стол расторопные и все еще словно напуганные девицы накрыли камчатной скатертью и заставили яствами в количестве, рассчитанном явно на былинных богатырей, а не на меня и на кошку. Но, видимо, это входило в кодекс традиционного сказочного гостеприимства: «Все, что есть в печи, – на стол мечи». Здесь были и расстегаи с грибами, семгой и печенкой; пышная, духовитая и румяная, что девичьи щеки, кулебяка; целиком запеченный молочный поросенок с моченым яблоком во рту; блюда с моченой же морошкой, брусникой; варенья: малиновое, яблочное (пяти сортов!), земляничное; пирожки с капустой и рубленой телятиной, каши, студни заливные, дичь жареная, яички каленые, пряники печатные… Кроме того, поставлены были кувшины со сбитнем, ягодными наливками и трехведерный примерно самовар С витой чеканкой по ободку: «Сработанъ во граде Туле мастеромъ Баташевымъ и Сыновьями». Раритет!

А Руфине принесли миску сметаны. Она принялась ее вылизывать, мимоходом сказав мне:

– Что ты, Василиса, сидишь, ровно в гостях али у мачехи… Кушай во здравие тела и веселье души. Наливочкой, угостись – царская Наливочка. Только у меня такую и делают! Раньше-то я и сама… не то что по теперешнему моему кошачьему положению…

Ради приличия я угостилась пирожком и моченой морошкой, отчего сразу у меня началась изжога. Кефира здесь явно не предполагалось, боржоми тоже, посему я налила себе чаю из тульского самовара и приготовилась слушать кошкины объяснения.

Кошка доела сметану, умылась и как-то очень по-человечески вздохнула:

– Ты, Василиса, кушай да о горе горьком моего царства послушай… Ты, чай, думаешь, что я просто кошка волшебная, говорящая? Не так все просто, Василиса, солгала я тебе в начале знакомства нашего, и ложь эта была во благо, поскольку все равно бы ты .мне ни за что не поверила.