Книга Солдат императора - Клим Жуков

При желании я мог целую книгу написать о любекских злачных местах, ха-ха-ха.

Бежал ваш покорный слуга, как кролик от гончих. То есть постоянно петляя и приникая к земле. Пока мне везло, прямо таки неприлично везло.

Надо ли говорить, что долго так продолжаться не могло? Я думаю, мой читатель, что ты достаточно проницателен, и достаточно со мной познакомился, чтобы понять, в другом случае я не стал бы столь подробно это все описывать. Сказал бы что-нибудь вроде: «из города выбрался благополучно», и это было бы очень приятно, но, к сожалению, не правда, точнее, не вся правда.

Добегался я шагах в двухстах от промежуточной цели моего нелегкого, нервного путешествия. По улице мимо моего дома шагал достаточно организованный отряд восставших. Эти были худо-бедно построены в колонну по три, все поголовно вооружены и одеты в доспехи. У головных и замыкающих в руках ярко сияли масляные фонари на длинных шестах. Человек сто, видимо гвардия какого-нибудь крестьянского вождя.

Даже пьяных не видно, надо же.

Встречаться с этими не было ни малейшего резона, тем более, что шли они мимо дома не останавливаясь, а значит, никакой непосредственной угрозы не представляли. Я ловко свернул в проулок, что вел к задним дворам нашей улочки и подумал, что еще немного, и я смогу стать настоящим городским партизаном.

Партизан из меня получился хреновенький, потому что я «свинья, мало занимался», если перефразировать мою собственную дежурную хохмочку.

Свернув ещё раз, на параллельной улице – грязной, замызганной дорожке вдоль задников пристойных домов, я нос к носу столкнулся с еще одной группой крестьян.

– А ну стоять, – послышался грубый оклик, и я ощутил сильный толчок в плечо. Сзади вспыхнул свет, кажется факел.

– Ну-ка, ну-ка. Кого Бог принёс? – голос был какой-то высокий, не вполне вяжущийся с обличием здорового парня, преградившего мне путь. Придурки. Факел за моей спиной – это ошибка. Все кто спереди, наверное, считают круги перед глазами и пока ничего не видят, зато я вижу всех. И точно, верзила неловко прикрывал глаза ладонью, как и его товарищ. Итак, двое спереди.

– Будь я проклят, одет богато! – заговорил кто-то сзади.

– Разденем, или ну его? – предложил второй, – просто денег заберем? У него, кстати, шпага на боку, нам пригодится.

– Разуй глаза, дурак! Это же натуральный ландскнехт, да! Вот повезло, так повезло! – итак, трое сзади.

Сладкая парочка спереди, её я хорошо разглядел, один здоровый и высокий, ростом почти с меня, а второй росточка среднего, жилистый, сразу мне не понравился. Такие вот сухие да костистые, как правило, опаснее всего. Оба с мечами на поясах, но без доспехов, спаси Господи. Неплохо бы посмотреть, кто там сзади, так что я принялся играть дурачка, хотя душа ушла в пятки.

– Парни, да вы чего, какой ландскнехт?! – запищал я, испуганно заоборачивавшись и несколько приседая. – Если вы про одежку, так это мода такая… мода, понимаете? У меня деньги есть, я вам все отдам, честное слово, я же простой горожанин! – ну что же, сзади точно трое. Два молодых здоровых парня, поднаторевших в драках деревня на деревню, судя по поломанным носам и основательно побитым кулачищам. Третий – матерый дядька лет тридцати-тридцати пяти, ровесник то есть.

Это он опознал мою принадлежность. Он же как раз держал свет, не факел, а вполне приличный железный фонарь. Лицо злое и нетрезвое, но глаза внимательные и совсем не пьяные. Парни с дубинами и простыми хозяйственными ножами на поясах, а дядька с короткой секирою в свободной руке.

– Стой смирно и не свисти, да – отрезал дядька. – Какой ты горожанин мы выясним. Отведем на площадь и выясним.

– Я не солдат, честно, я из Любека никогда… я дальше Гамбурга не был отродясь! Заберите деньги, только отпустите! У меня много денег! – захныкал я и даже сумел подпустить слезу.

– Складно, блядь, заливает. Ты на руки его посмотри, и на башку, да, – размеренно продолжил дядька. Проницательный какой, гад попался.

– А что такое? – спросил здоровяк с другой стороны.

– А в шрамах, сучара, весь. И над пальцем указательным забавная мозоль. Это от перекрестья меча такая бывает, если долго размахивать, точно говорю, да.

– И правда, – откликнулся жилистый. Голос его тоже был нехороший. Какое-то шипение. – От лопаты такую мозольку не заработаешь. Добегался, браток. Ты зачем так бодро улепетывал?

– Братцы, так испугался я, правда! – я, непрерывно дрожа, сутулился и дергал головой в разные стороны. Старался показать, что испугался сильнее чем на самом деле, а заодно держать всех в поле зрения. Если б только удалось их на жалость пробить… отдал бы кошелек и шпагу заодно и убежал бы, ей Богу, здоровье дороже, а дома у меня всего достаточно. – А шрамы, это у меня с детства, это меня волк порвал, правда! Возьмите деньги, прошу вас, пожалуйста, можно я пойду, а?

– Га-га-га, – заржали оба парня, – Деньги твои мы и так возьмем, козлина тупая, га-га-га.

– Стоять смирно, башкой не крутить! – заорал дядька, когда мои маневры приобрели мельтешащую амплитуду. – Пояс снял! Быстро!

– Хорошо, хорошо… – испуганным голосом ответил я подпустив нервической дрожи и встал смирно, развернувшись спиной к домам, так что обе группы оказались у меня с боков. Я ломкими пальцами скомкал шляпу и, теребя плюмаж, сказал: – Отпустите меня… пожалуйста, – после чего очень натурально разревелся.

– Ну, артист, бля, – сказал дядька, причем его глаза на секунду задержались на шляпе, что и требовалось. – Все, вяжи его и пошли, – скомандовал он.

– Не надо, братцы, – дурно заорал я и сделал попытку бухнуться на колени, ринувшись к дядьке.

Дальше события понеслись галопом и лавинообразно.

Рука здоровяка хапнула воздух, вместо моего плеча, ведь я бросился в другую сторону.

Жилистый шагнул назад, что мне очень, очень не понравилось.

Парни не прекращая ржать пялились на меня.

Дядька попытался отпихнуться локтем.

А я резко надел шляпу на фонарь, отчего вся площадка моментом погрузилась во тьму.

– Сука, – успел выдохнуть дядька, и двинул в мою сторону шипастым обухом секиры. Потом он только что-то булькал, а секиру вообще уронил, потому что занят был дыркой в горле, что проделал мой кинжал.

Я ломанулся вперед, сшибая истекающее кровью и хрипами тело на одного из парней, разворачиваясь к другому и выхватывая шпагу.

Парень ловко саданул дубиной и точно попал бы в голову, если бы не внезапная темнота. Я парировал грубое оружие шпагой и кинжалом в крест, прижавшись к противнику cor-a-cor, и двинул в темноту гардой. Досталось парню как надо. Под крестовиной что-то мерзко хряснуло, он дурно заорал, отваливаясь назад.

Темноты, между тем, как не бывало. Дядька наконец соизволил переместиться умирать на землю и уронил фонарь, так что масло выплеснулось наружу и полыхнуло вместе с моей несчастной шляпой и девятью фазаньими перьями.