Книга Хтонь. Зверь из бездны - Руслан Ерофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бабушка, это что? – удивленно пропищал мальчишка.
– А енто, сынок, вещь древняя и от простаков сокрытая, – прошамкала бабка Меффрэ, сурово поджав губы. – Слыхал ли ты когда-нибудь о тайном обряде «baciaculo», каковой еще называют «leccaculo»?
– Отродясь не слыхивал, бабушка, – признался Жан.
– Вестимо, – не удивилась бабка. – Иде уж тебе, христианское семя, слыхивать про таинства священной Каббалы! Знаешь ли ты, какая кость главная у человека?
– Наверное, кость правой руки, бабушка, – предположил Жан. – Которою совершаем мы крестное знамение…
Старуха залилась хохотом, больше похожим на воронье карканье.
– Проклятие Адонаи Элохим Цабаот Шаддаи! – с ненавистью выкрикнула она. – Кого оно может спасти? Да я бы скорее отрубила себе правую руку, чем сотворила сей позорный знак! И-и-и, не-е-ет, милок, не в руке правда, а многим ниже… Вот тут!
И бабка Меффрэ крепко ухватила мальчишку за зад так, что он вскрикнул от боли.
– Священная мандорла! – продолжала она. – Миндалевидная кость, что находится в основании хребта человечьего! Вот где правда! Вот где истина! Вот где сокрыта жизнь вечная, а не в кресте, который не более чем простое орудие пыток! Посредством мандорлы возродится тело всякого усопшего, ибо она – единственное, что после смерти не гниет в земле.
– А что это такое торчит из зада? – вдруг заинтересовался Жан, который внезапно разглядел на картине нечто странное.
– А енто – то самое: проклятие Адонаи! – злобно сплюнула старуха. – Взгляни-ка сам: на что похоже?
– То ли репейник, то ли терновник… – неуверенно предположил мальчик.
– Тернии! – истерично взвизгнула старуха Меффрэ. – Терновый венец Галилеянина!
И она злобно плюнула в изображение терновника, то ли торчащего, то ли растущего из намалеванного темперой зада и знаменующего собою, по ее твердому убеждению, весь тяжкий гнет христианских догм и лживой морали Церкви Христовой.
– Вот оно, препятствие на пути к жизни вечной! Вот то, что не пускает человеков к свободе и наслаждениям! Но ты его преодолеешь! И поклонишься священной косточке! Уже скоро! Я приобщу тебя к древним колдовским мистериям, к таинствам, завещанным нам праотцами и праматерями нашими! Мы полетим с тобой на ковен, где ты поклонишься Сатане и воздашь ему положенное целование! И станешь одним из возлюбленных чад Его!
– Сатане? – потрясенно переспросил Жан, будто надеясь, что ослышался. – Сатане?..
Затем он попятился в испуге и решительно возразил:
– Я верую во Христа, Спасителя нашего, крестные муки за нас принявшего, и во Святую Троицу… Я никогда не поклонюсь Сатане, тетушка! И не просите!
Старуха взвыла, как раненая волчица, и протянула к нему свою хищную когтистую длань. Мальчишка бросился наутек, попытавшись осенить себя крестным знамением. Но не успел: что-то твердое больно ударило его по затылку. В глазах у него все поплыло. Падая, он развернулся назад и увидел старуху Меффрэ. В руке она держала пест – тот самый, которым толкла в ступе порошок из мумии дочери египетского вельможи. Затем бабка куда-то исчезла и наступила темнота.
Черный ковен
Жан получает волшебное транспортное средство, о котором давно мечтал, и отправляется туда, где кипяток совсем не жжется, а обед состоит из весьма необычных блюд.
Когда Жан очнулся, его голова кружилась и нестерпимо болела, а тело жгло, будто адским огнем. Похоже, его натерли какой-то мазью, поскольку из подмышек и паха непереносимо воняло то ли плесенью, то ли болотом. Он с трудом привстал на ложе, нетвердо упираясь в него локтями, и обнаружил, что он абсолютно голый. Последний раз мальчуган чувствовал себя столь же паршиво после того, как тайком приложился к бочонку с вином в баронских погребах. Тем не менее парнишке пришлось тут же потрясти гудящей головой, хоть это и причинило ему немалые страдания. Потому что метелка, дотоле мирно стоявшая в углу горницы, в которой очнулся Жан, вдруг сама собой зашевелилась, сдвинулась с места и, приплясывая, двинулась к нему. Но ее тут же перехватила узловатая рука старухи Меффрэ:
– Куды прешь, глупая?! – беззлобно проворчала ведьма, которая также успела полностью обнажиться, явив взору свои отвратные прелести. – А ну, поди к бабушке…
Метелка подпрыгнула вверх, попытавшись вырваться из цепких крючковатых пальцев старухи, но не тут-то было. Голая колдунья, потрясая отвисшими персями, лишь крепче вцепилась в черенок и ловко пристроила его промеж собственных ляжек, с которых складками свисала дряблая морщинистая кожа. Метелка вновь затрепыхалась, совершая возвратно-поступательные движения, и старуха хрипло застонала от удовольствия. Ей явно нравились проделки домашней утвари, оживленной с помощью колдовства.
Жан вздрогнул от неожиданно раздавшегося шума. В дымоходе что-то (или кто-то) отчетливо завозилось. А мгновение спустя из камина вместе с хлопьями сажи выкатилось удивительное существо. По строению тела оно напоминало человека, но было покрыто густой свалявшейся шерстью, в которой кишмя кишели блохи. Морда у существа была человеческая, точь-в-точь как у шкодливого мальчишки. Рожи оно корчило – одна смешнее другой. А затем повернулось задом, продемонстрировав совершенно лысые ягодицы и длинный хвост, немного похожий на ослиный. Задрав его повыше, существо с громким звуком испортило воздух.
– Облизьяна!.. – завороженно прошептал Жан.
– Вот и для тебя сыскалась лошадка! – удовлетворенно проблеяла бабка Меффрэ. – А ну, садись-ка на нее верхом!
Мальчик не посмел ослушаться и осторожно примостился на плечи уродца. А тот будто только этого и ждал: стремглав сиганул в камин, где еще раз оглушительно пукнул, после чего стрелой вылетел в дымоход. Островерхая крыша башенки, а вместе с ней и весь огромный замок, из труб которого то там, то сям поднимались белесые столбики дыма, стремительно провалились вниз, и наездник вместе с «конем» окунулись в плотную розовую пену подкрашенных закатом облаков.
Откуда-то сбоку вынырнула старуха Меффрэ верхом на столь полюбившейся ей метелке.
– Чтой-то облачно нонче, – озабоченно пробормотала она. – Кабы нам не заплутать в небе.
Ведьма ловко перехватила метлу в руки и мгновенно «вымела» небесную твердь, разогнав облака по сторонам.
– Ну вот теперича, пожалуй, можно и лететь, – удовлетворенно прокричала она.
Облизьяна, на которой восседал верхом Жан, будто по команде стала набирать скорость, мигом оставив ведьму и ее нехитрое транспортное средство далеко позади. Животное проворно перебирало в воздухе волосатыми лапами, наращивая темп полета, но при этом успевало ловко слизывать с собственной шерсти блох длинным, как у некоторых видов лягушек, языком. Сзади что-то кричала бабка Меффрэ, но ее крики относило ветром. А Жан, вцепившись в жесткую шерсть на загривке чудища, думал только об одном: как бы не сверзиться вниз – туда, где отливала серебром полоска реки, узкая и кривая, словно сарацинская сабля.