Книга Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн

Сначала мне показалось, будто кабинет пустой. У стены напротив стоял письменный стол, за ним — вращающееся кресло из зеленой искусственной кожи. На обшитой деревом стене над столом — несколько дипломов в рамочках. Позади стола — книжные полки, на верхней полке — трубка-кальян. Фотографии женщин в рамочках — я догадался, что это жена и дочери капитана. Краем глаза заметил Майкла Парчейза, сидящего на стуле справа от двери, и сразу направился к нему.

Майкл сидел, согнувшись, упираясь локтями и плотно сжав руки на коленях, опущенной головой почти касаясь полированной поверхности стола капитана. Он не поднял головы, когда я приблизился. Его глаза по-прежнему смотрели в стол, где вытянулись в ряд полдюжины полароидных фотографий чернокожей девушки, словно шестеро близнецов. Майкл был в запачканных кровью синих джинсах и окровавленной белой футболке. На сандалиях запеклась какая-то смесь, вероятно, из высохшей крови и песка. Песок был и на свалявшихся волосах, кровь — на щеке, кровь и в изгибе ушной раковины.

— Майкл, — произнес я.

Он взглянул на меня: карие глаза казались огромными на его узком лице. Он вяло кивнул и снова уставился на фотографии черной девушки. Мне не верилось, что он действительно смотрел на них. Я чувствовал, что Майкл не хочет встречаться со мной взглядом.

— У меня к тебе несколько вопросов, — произнес я. — Ты убил Морин и твоих сестер?

Он кивнул.

— Майкл, я хочу, чтобы ты говорил. Прошу тебя. Отвечай «да» или «нет». Ты убил Морин?

— Да, — хрипло сказал он и, прочистив, горло, повторил: — Да.

— И девочек?

— Да.

— Кому ты сообщил об этом?

— Копу.

— Какому?

— Который меня арестовал.

— Где это было?

— На Сабал-Бич.

— В котором часу?

— Около десяти. Точно не знаю. У меня не было часов.

— Ты больше никому про это не говорил?

— Нет.

— Майкл, я хочу вызвать к тебе адвоката по уголовным делам. Мне не хватает квалификации и опыта, чтобы самому взяться за такое дело. Лучший в городе адвокат по уголовному праву, пожалуй, Бенни Фрайд. Я собираюсь пригласить его к тебе. Хочу, чтобы он приехал немедленно.

— Нет. — Майкл покачал головой.

— Я советую тебе это как твой поверенный…

— Вы не мой поверенный, никто вас не просит. Вы мне не нужны, и мне не нужен адвокат по уголовному праву. Я убил их.

— В этом штате наказание за убийство первой степени — это…

— Отлично, пусть!

— Электрический стул.

— Пусть.

— Майкл, они вот-вот начнут допрашивать тебя. Я хочу вызвать Бенни до этого. Он мой друг, и мне кажется разумным, чтобы Бенни…

— Он мне не нужен. Не вызывайте его, не надо.

— Что конкретно ты сказал полицейскому, когда он арестовал тебя?

— Не помню.

— Сказал, что кого-то убил?

— Да.

— Сообщил, кого именно ты убил? Сказал, что убил Морин Парчейз, Эмили и Еву Парчейз?

— Нет, не говорил.

— А что именно ты сказал, можешь вспомнить?

— Что сделал это.

— То есть?

— Убил их.

— Это точно были твои слова? Ты сказал: «Я сделал это, я убил их?»

— Какая разница? — крикнул он, вдруг вскочив со стула. — Я сделал это, я сделал это, чего вам еще надо?

— Мне надо знать, что ты сказал тому полицейскому.

— Он наткнулся на меня в лесу. Я спал там.

— В каком лесу?

— За Сабал-Шорз. В сосновом лесу вниз по горе. К северной части пляжа.

— Возле дома твоего отца?

— Да. Идешь по Джакаранда-драйв, перелезаешь через цепь, которая протянута поперек дорожки на Уэст-лейн. И ты в сосновом лесу. Я спал там, когда он меня заметил.

— Он разбудил тебя?

— Да.

— Ты говоришь, это было около десяти?

— Я же вам сказал, что у меня не было часов. Я не знаю, в котором часу это происходило.

— Ладно, он разбудил тебя, а дальше?

— Спрашивал, что я там делаю. Я ответил, что спал.

— А потом?

— Он спросил, есть ли у меня какое-нибудь удостоверение личности. Я показал ему свои водительские права, и он взглянул на мою фотографию — когда я фотографировался, у меня была борода, и он что-то сказал на сей счет. Забыл, что именно… Послушайте, какой во всем этом смысл? Давайте уже покончим с этим, пожалуйста.

— С чем покончим? Майкл, тебя хотят судить за убийство!

— Я знаю, в чем меня хотят обвинить.

— Расскажи мне, что было с полицейским.

— Зачем?

— Потому что я хочу знать, что ты ему сказал, хочу понять, что навело его на мысль, будто ты убил Морин и…

— Мысль? — повторил Майкл, закатив глаза и покачав головой. — Это не мысль, а факт. Я убил их. Неужели трудно понять? Я убил их, и я хочу сознаться в преступлении и покончить с этим. А вы хотите выяснить, что я сказал тому чертовому полицейскому. А сказал я ему следующее: что я убил их. И вам я тоже говорю: я убил их.

— Именно эту фразу ты произнес?

— Ох, ну и человек — вы никогда не сдаетесь, да? — вздохнул Майкл. — Я показал ему права, ясно? Он взглянул на бороду на фотографии. Спросил, сбрил ли я бороду или что-то подобное, и я ответил: «Да». А потом он сказал: «Вас зовут Майкл Парчейз?» — «Да, меня зовут Майкл Парчейз». Полицейский взглянул на меня и уточнил: «Вы имеете какое-то отношение к доктору Парчейзу?» И я ответил: «Да, я его сын». — «Сколько времени вы находились здесь, в этом лесу, Майкл?» Я ответил, что не помню. Просто пришел сюда и уснул. Тогда он спросил, когда я пришел, и я ответил, что, наверное, прошлой ночью. Он поинтересовался: «Когда именно прошлой ночью?» Я повторил, что не помню. Он сказал: «Откуда у вас кровь на одежде, Майкл?» Я взглянул на него, он… он смотрел мне прямо в лицо, и он опять спросил: «Откуда у вас эта кровь на одежде, Майкл?» А я произнес: «Это я сделал».

— А потом?

— У него на поясе была рация, он включил ее и позвал кого-то, чтобы выехали сюда срочно, мол, поймал убийцу.

— Он произнес это слово?

— Какое? «Убийца»?

— Да.

— Не знаю. Он сказал «тот, кто убил» или «убийца».

— Хорошо, Майкл, теперь слушай меня. Если не хочешь вызывать адвоката, который поможет тебе больше, чем я, то хотя бы делай то, что я прошу. Эренберг будет задавать тебе вопросы о прошлой ночи. Ты должен хранить молчание, Майкл. Это твое право. Они уже зачитали тебе твои права один раз и, уверен, будут читать опять, перед тем как начнут допрос. И они скажут, что твое право — хранить молчание. Я хочу, чтобы ты не сказал больше ни единого слова обо всем этом. Ни одного. Ты понял?