Книга Тамплиеры - Пирс Пол Рид

Но можно ли считать таким уж незначительным отступлением процесс тамплиеров? Похоже, сам Климент V так и не решил для себя этот вопрос.

Когда Климент V покинул Пуатье, король Филипп решил, что настала пора окончательно и не мешкая решить судьбу ордена Храма. Арестованные тамплиеры по-прежнему находились в королевских темницах, а после того, как папа санкционировал продолжение работы следователей-инквизиторов, можно было ожидать новых показаний и разоблачений. Вожди тамплиеров, представшие перед комиссией из трех кардиналов в Шинонском замке, признали показания, от которых ранее отказались, и подтвердили свои прежние свидетельства. И хотя никто из них не сознался во всех предъявленных обвинениях, в целом инквизиция добилась цели. Все обвиняемые раскаялись, прося разрешения вернуться в лоно Святой церкви.

Несомненно, на показаниях высокопоставленных заключенных сказалось присутствие на допросах в Шиноне «сладкой парочки» – Гильома Ногаре и Гильома де Плезана. Тамплиерам, по сути, не оставалось ничего другого, как согласиться с предъявленными обвинениями, поскольку любые попытки доказать свою невиновность влекли за собой истязания и пожизненное заключение. Даже в случае удачного побега им вряд ли удалось бы найти надежное укрытие, по крайней мере в Европе: Климент строго наказал всем европейским монархам задерживать в своих владениях тамплиеров и передавать их местным епископальным комиссиям. Следует учесть, что многие епископы, особенно в Северной Франции, были ставленниками Филиппа Красивого. Кроме того, папа предупредил духовенство, что любое содействие мятежным храмовникам чревато обвинением в ереси самих священников.

Король Филипп активно участвовал в подборе кандидатов для папской следовательской комиссии, предложив в ее состав восемь верных ему людей. Одним из них был председатель комиссии Жиль Эйслен, архиепископ Нарбоннский, который выступал с обвинениями против тамплиеров еще в 1308 году в Пуатье. Откровенными сторонниками короля были также епископы Менде и Байо; последний к тому же был финансовым советником Филиппа Красивого. А из четырех членов комиссии, которые не являлись французами по национальности, один – архидьякон Трентский – в свое время тесно сотрудничал с кардиналами Колонна, а другой был доверенным лицом двоюродного брата короля Филиппа – короля Карла II Неаполитанского.

Тем не менее намеренно усложненные по инициативе Климента процедуры, а также технические трудности, связанные со сбором восьми церковных иерархов в одном месте, привели к тому, что первое заседание комиссии состоялось только через год после утверждения ее состава. 8 августа 1309 года было объявлено, что заседание состоится в ноябре в парижском монастыре Сен-Женевьев-де-Буа, и на него приглашались все, кто хотел дать показания.

В числе первых опрошенных свидетелей был Гуго де Перо, командор тамплиеров Франции, который фактически ничего не сказал в защиту ордена Храма. Когда 26 ноября 1309 года показания давал сам Жак де Моле, он заявил, что хотел бы взять орден под защиту, поскольку не верит, что в такой напряженный момент церкви выгодно его разрушить, но, не чувствуя в себе достаточно сил и умения, нуждается в помощи. И еще Великий магистр сказал, что «с его стороны было бы отвратительно и позорно не попытаться защитить орден, который удостоил его такой высокой чести».

Дело даже не в том, что – как выяснилось при его аресте – Жак де Моле был просто неграмотен; главное – орден Храма в его правление оказался абсолютно не готов к резкому усилению в тот период общественного внимания к проблемам гражданского и церковного законодательства. Другие монашеские и духовно-рыцарские ордена – например, госпитальеры – давно поняли значимость этих проблем, а вот тамплиеры не озаботились тем, чтобы привлечь на свою сторону знающих юристов или подготовить экспертов в собственной среде. Однако теперь они со всей решимостью и отвагой отстаивали свои права и суверенитет. Несомненно, пылкий и часто смущавшийся Жак де Моле в ходе расследования искренно сожалел об этих просчетах. Когда ему зачитывали его собственные признания, сделанные накануне перед папской комиссией, он вздрогнул, дважды перекрестился и сделал несколько агрессивных жестов, которые многие кардиналы восприняли как недвусмысленную угрозу старого воина «конкретным личностям», составившим этот обвинительный протокол. Когда Жак де Моле выслушал их упреки, то объяснил, что и не думал никому угрожать, а просто выразил свои чувства, сожалея, что во имя Всевышнего им следует поступить по обычаю татар и сарацин, которые безжалостно «отрубают таким грешникам головы… или рассекают их пополам».

И хотя члены комиссии не удовлетворились этим объяснением, они все-таки согласились дать магистру время, чтобы он смог как следует подготовиться к защите своего ордена. Гильом де Плезан, который присутствовал на этом слушании в качестве доверенного лица короля и к которому, по иронии судьбы, Жак де Моле обратился за помощью, от такой откровенной наивности ветерана пришел в замешательство. Похоже, после двух лет пыток и тюремного заключения Великий магистр – искренно возмущенный зачитанными признаниями – решился-таки встать на защиту своего рыцарского братства. Королевский советник предупредил магистра, чтобы тот «добровольно не совал голову в петлю». Когда в пятницу 28 ноября 1309 года Жак де Моле снова предстал перед кардинальским советом, то повторил, что чувствует себя не в силах достойно защитить орден, потому что «всегда был только рыцарем – бедным и неграмотным», а посему будет хранить молчание, вверяя себя правосудию самого папы Климента. Комиссии он сообщил только три вещи: во-первых, что литургию в орденских церквях всегда служили более красочно, чем в других храмах, – за исключением, может быть, кафедральных соборов; во-вторых, орден действительно принимал щедрые пожертвования; в-третьих, члены ордена с такой самоотверженностью защищали христианскую веру, что всегда считались главными и самыми непримиримыми врагами сарацин. Ведь не случайно граф д'Артуа поставил тамплиеров в авангард армии Людовика Святого во время знаменитого Нильского похода! И разве не остался бы сам граф в живых, если бы внял совету Великого магистра?

Когда же члены комиссии раздраженно ответили, что для утративших веру все сказанное не имеет значения, Жак де Моле согласился с ними, добавив, что всегда верил «в единого Бога, Святую Троицу и другие символы католической веры… но, лишь когда душа отделится от тела, станет ясно, кто праведник, а кто грешник. И лишь тогда каждый, поймет, кто был прав».

Прервав свое первое заседание 28 ноября, комиссия продолжила работу только 3 февраля 1310 года. К этому времени пораженческие настроения, характерные для большинства тамплиеров в первое время после ареста, сменились твердой решимостью отстаивать свои права. На первом этапе папского расследования командор Пейена Ронсар де Жизи заявил кардиналам, что все обвинения против ордена ложны, а показания выбиты «под пытками и угрозой смерти». Подробно поведав членам комиссии о пытках, которым подвергали его, командор сказал, что в таких условиях сознается любой и в чем угодно. Вслед за ним с 7 по 27 февраля подобные заявления сделали еще 532 тамплиера со всей Франции. 14 марта перед девяноста тамплиерами, которые добровольно пожелали выступить в качестве официальных защитников, был зачитан полный список обвинений против ордена Храма, состоявший из 127 пунктов. Уже к концу месяца число таких добровольцев выросло до 597 человек. Среди них был и священник Жан де Робер, заявивший на одном из заседаний, что наслышан о признаниях тамплиеров в личных грехах, но ни одно из них не может быть вменено в вину ордену Храма в целом. Учитывая столь большое число добровольных защитников, комиссия предложила выбрать из них несколько «прокуроров или синдиков». Выбор тамплиеров пал на Пьера Булонского, поверенного ордена при Папской курии, и Рено де Провена, командора Орлеанского дома (оба были священниками), а также на двух рыцарей: Гильома де Шанбонне, командора Бландеи (в Крезе), и Бертрана де Сартижа, командора Карла (в графстве Вьеннском).