Книга Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике - Мартина Лёв

После распада Священной Римской империи германской нации Франкфурту не пришлось отказываться от прежнего самопонимания: он все еще мог рассматривать себя как главное место политических форумов в Германии и как важный в экономическом плане центр ярмарок и финансовых операций. Об утрате статуса имперского города, подчиненного непосредственно императору исчезнувшей теперь империи, жалеть не приходилось, потому что после 1815 г. постоянное присутствие Бундестага превратило благополучную жизнь Франкфурта в роскошную и сформировало соответственную общественную атмосферу:

Жизнь высокооплачиваемых дипломатов Бундестага не только придавала вольному городу внешний блеск, была не только источником [его] благосостояния, но также оказывала непреходящее влияние на его социальный организм. Ведя одинаково аристократический образ жизни, дипломаты Бундестага и крупные купцы слились в невиданное ранее во Франкфурте однородное общество, которое своими дорогими экипажами, изысканными обедами, зваными вечерами и блестящими балами изображало маленький высший свет (Klötzer 1991: 322).

Социальное общение во Франкфурте определялось не высотой духа и интеллекта, а “настроением, изяществом и блеском, но не без мещанского уюта” (ibid.). Франкфуртская элита, таким образом, была тесно связана с политической группой – дипломатами Бундестага, от которых вольный город был политически зависим. Эта пространственная и личная близость порождала отношения лояльности, из-за которых положение города в ситуации политического кризиса между Австрией и Пруссией было оценено неверно. В соответствии с традицией и как столица Германского союза, главой которого был австрийский император, Франкфурт принял сторону Австрии и поддерживал ее в Бундестаге. Неправильно оценив свое положение, город заявил о политическом нейтралитете, когда между Австрией и Пруссией началась война, закончившаяся в пользу Пруссии. Франкфурт, где существовала и пропрусская партия, был завоеван пруссаками и с 1866 г. превратился в провинциальный прусский город.

Во Франкфурте правящая элита в силу своей близости и разнообразной – в том числе экономической – зависимости от Федерального собрания уже не могла вести себя с такой же самостоятельностью и такой же гибкостью, какие проявил Гамбург, в самом главном тогда вопросе регулирования границ, который звучал так: как можно сохранить автономию города?

Но захват Франкфурта Пруссией не следует понимать как результат какого-то неправильного решения, которое могло бы оказаться и иным: он был предопределен логикой царившей в городе констелляции власти.

Лишившийся власти правящий слой заботился прежде всего о собственных экономических интересах, а они были связаны с финансовым рынком. Значительную роль в том, что Франкфурт упорно держал сторону Австрии, сыграли давние и интенсивные политические, а также экономические связи между ними. Среди банкиров и биржевых дельцов никто (за исключением Бетмана и Мецлера) не ориентировался на развивавшиеся новые отрасли индустрии. Антииндустриальная политика, с одной стороны, защитила город от модернизации, от фабрик и от рабочих, но одновременно привела к застою и проявила неспособность Франкфурта регулировать границу в соответствии с новыми обстоятельствами.

На тот момент, когда Франкфурт в 1866 г. отошел к Пруссии, его общество было расколото по нескольким линиям, так что у буржуазии не было других крепких связующих уз, кроме памяти о славном прошлом и скорби по поводу утраты независимости. Не было ничего, что объединяло бы всех граждан и могло бы связывать прошлое с неким возможным будущим. Нельзя было построить будущее ни с помощью воспоминания о временах империи или Княжеского союза, ни с помощью обращения к традиции Конституционного собрания в церкви Св. Павла в 1848 г.: жители Франкфурта были свидетелями его краха. В Гамбурге же, как будет показано в дальнейшем, когда город оказался в столь же опасной ситуации, что и Франкфурт, такие объединяющие всех узы существовали.

1866 год стал в истории города Франкфурта-на-Майне годом эпохального перелома. Насильственный конец республиканской самостоятельности Франкфурта означал резкий обрыв той длительной традиции существования в качестве города-государства, которая определяла жизнь Франкфурта со времен высокого Средневековья (Forstmann 1991: 361).

Франкфурт утратил свой особый политический статус вольного города и места политических форумов, а кроме того – свои лидирующие позиции на финансовом рынке. Та роль, на которой основывалось самопонимание этого города, была потеряна или перешла к Берлину. Эта утрата нанесла городу тяжелую рану – у него больше не было такого самопонимания, которое могло бы указывать дальнейшее направление для мышления, действия и чувствования жителям города и оказывать стабилизирующий эффект.

Франкфурт в поиске нового самопонимания

Как было жить дальше Франкфурту, когда он больше не мог быть главным местом политических форумов, а превратился в провинцию прусской монархии? Рассматривать себя по-прежнему в качестве центрального места собрания политических сил, от которых он зависел, город уже не мог, как не мог он и считать себя важнейшим банковским центром.

И вот город начал искать новое самопонимание, новую функцию и новый статус в политической структуре. Но набор вариантов, из которых еще можно было выбирать, выглядел отрезвляюще. Франкфурт должен был стать “одним из центральных пунктов большой мировой жизни и сообщений”, – так смутно представлял себе будущее города в 1868 г. обер-бургомистр Мумм (Forstmann 1991: 384).

Для Франкфурта начался теперь новый путь: в политической сфере он определялся прусскими законами о муниципальном самоуправлении и об избирательном цензе, в экономической сфере это был путь индустриализации (которой содействовали бургомистры Мумм, Микель и Адикес), догоняющей модернизации инфраструктуры, расширения городской территории и систематического градостроительного планирования. Это привнесло свежие веяния и в остальные стороны жизни города. Так, на взгляд франкфуртского историка Боте (Bothe 1913: 714), “городская жизнь приобрела более свободный свежий тон, всё обывательское, мелочное отмирало”. Но сохранялся еще позднесредневековый центр города, а с ним – живая память о богатом традициями прошлом. С одной стороны, готические дома сносили, чтобы прокладывать новые улицы, а здание ратуши достроили в историцистском стиле. Но, с другой стороны, город в то же время выкупал исторически значимые здания, такие как Заальхоф (где, как предполагали, располагался бывший императорский дворец), дворец семьи Турн-и-Таксис (в котором когда-то заседало Федеральное собрание) и Золотые весы (важный памятник фахверковой архитектуры), с целью не допустить, “чтобы эти места памяти великого прошлого подверглись бесцеремонной перестройке” (Bothe 1913: 722). Городские политики сознавали, что приезжим, которые посещали ярмарку, надо было предъявить и какие-то достопримечательности.

На рубеже века обозначилась проблема в области регулирования границы: состоятельные франкфуртцы стали переселяться в окрестные городки, расположенные у подножья Таунуса. Чтобы предотвратить отток, Адикес инициировал проектирование жилого района на Гинхаймском холме (“Квартал дипломатов”), который должен был стать для этой группы привлекательной альтернативой переезду. Но в итоге план не сработал, и отток богатых жителей стал перманентной проблемой для города и до сих пор таковой остается.