Книга "Красная капелла". Советская разведка против Абвера и Гестапо - Владимир Пещерский

Если перевернуть еще одну страницу биографии этого «кровавого дьявола», то можно узнать, что он сотрудничал с Вальтером Хуппенкотеном, агентом американской контрразведки, присвоившей ему и его напарнику клички Отелло и Фиделио. Видимо, кличка Отелло ассоциировалась с кровожадностью прокурора на процессе по делу «Красной капеллы». Как американский агент, Редер информировал новых хозяев о своих бывших руководителях и о членах антифашистского Сопротивления в Берлине.

По инициативе оставшихся в живых берлинских антифашистов — Адольфа Гримме, Гюнгера Вайзенборна и Греты Кукхоф — было возбуждено судебное разбирательство по обвинению Редера в преднамеренном убийстве двухсот антифашистов и невинно пострадавших людей. Слушание дела происходило в суде присяжных в городе Люнебурге (под Гамбургом). В ходе подготовки дела Редера к слушанию Грете Кукхоф стало известно, что американская сторона намеревалась использовать процесс для дальнейшей дискредитации «Красной капеллы» и ее участников. Грета Кукхоф узнала об этом из бесед с агентами ЦРУ, которые давно увивались вокруг нее, выдавая себя за американских левых. В позднее рассекреченных отчетах ЦРУ можно прочесть: «На основе контроля телефонных переговоров, а также общего поведения можно сделать вывод, что Кукхоф имеет тесные связи с советскими представителями и левыми радикалами в берлинских политических кругах и привлекалась для решения важных вопросов. Поскольку она обладает большими интеллектуальными способностями, можно предположить, что объект использует свое руководящее положение в Союзе жертв нацистского режима[46] как прикрытие важной разведывательной миссии. Этот вывод верен на пятьдесят процентов. Однако, вне всякого сомнения, Кукхоф может действовать как ценный агент. Ее ярко выраженный интеллект, большая эрудиция, немалый талант оратора и к тому же способность оставаться незаметной позволяют характеризовать ее как человека, идеально подходящего для выполнения разведывательных задач».

Несмотря на столь блестящую характеристику, Грета Кукхоф не использовалась внешней разведкой в качестве агента. Это было верно до войны, еще в большей степени — в послевоенный период. Но справедливо, что ее контакты с советским посольством носили довольно тесный характер. На приемах в советском посольстве она была желанным и почетным гостем. Будучи не первой молодости, она все чаще испытывала проблемы со здоровьем, у нее было нарушено кровообращение. Встретив хорошо знакомого советского дипломата, Грета Кукхоф обычно усаживалась в кресло и просила:

— Базиль, что-то у меня мерзнут руки. Согрей, пожалуйста.

Дипломат брал руки Кукхоф со вздутыми венами и склеротическими прожилками и отогревал их ладонями.

— Базиль, скажи мне, почему Москва не поверила нашим предупреждениям о войне и не подготовилась к отпору?

Советский дипломат задумчиво смотрел на Кукхоф.

— Грета Георгиевна, — обратился он к ней на русский манер, — это далеко не так, уж поверьте, хотя все подробности мне, к сожалению, неизвестны.

Кукхоф с любезной улыбкой выслушивала советского представителя, но было видно, что она оставалась при своем мнении. Во время одного из посещений посольства СССР Кукхоф рассказала о намечаемом американцами спектакле с делом Редера, которое хотят повернуть против «Красной капеллы». Она спросила, нельзя ли организовать запрос польских властей с просьбой о выдаче Редера как военного преступника? В Польше можно было рассчитывать на объективное рассмотрение дела военного преступника Редера. Но что-то в этом плане не сработало, и о его содержании стало известно не только американцам, но и Редеру. Учитывая, что западные спецслужбы прослушивали ее телефон, можно догадаться, как произошла утечка важной информации.

В компрометации членов «Красной капеллы» был заинтересован лично директор ЦРУ Аллен Даллес. Свыше тысячи страниц разведывательных материалов ЦРУ свидетельствует о ярко выраженном интересе западных спецслужб к организации берлинских антифашистов. Американская разведка рассчитывала побольше узнать о методах работы советской разведки с берлинскими антифашистами и при случае завербовать их.

Трудно было ожидать, что люнебургский процесс будет беспристрастным и воздаст по заслугам палачу Редеру. Так оно и случилось. Во время судебного разбирательства обвинения против Редера повернулись таким образом, что его деятельность стали рассматривать как «результат проступков и поведения противников режима, означавшего предательство интересов страны». Когда подобные мысли сродни высказываниям нацистских судей прозвучали в Люнебурге, трудно было не задаться вопросом: где и в какой стране это происходит? Стоило, однако, посмотреть в зал суда, на свидетелей защиты Редера, большинство из которых составляли бывшие нацисты и гестаповцы, как вопрос отпадал сам собой. Задним числом люнебургский процесс оправдал приговор Гитлера антифашистам и отказывался признать очевидное: принуждение к даче показаний, нарушение судопроизводства и вынесение неправосудного приговора гитлеровским трибуналом. Адвокаты Редера и судьи истолковали позицию бывшего нацистского прокурора как действия по спасению «христианской Европы» от коммунизма еще на самом начальном этапе зарождения «холодной войны».

Люнебургское дело в отношении Редера было прекращено в 1951 году по инициативе прокурора Финка с формулировкой, заслуживающей того, чтобы ее воспроизвели. Пытки, издевательства, подтасовки и прямые провокации против немецких антифашистов, жертв зондеркоманды «Роте капелле», представляли, по его определению, «объективное судопроизводство».

Вместе с тем круги, поднятые люнебургским процессом, еще долго продолжали расходиться в германском обществе и на мировой арене. Ответный удар Редер и стоящие за ним силы нанесли прежде всего по Адольфу Гримме. По мнению бывшего генпрокурора люфтваффе, он был главным инициатором люнебургского процесса и за это должен был поплатиться. Гримме занимал видное положение — генеральный директор радиокомпании Северо-Западной Германии, его компрометация рикошетом ударила бы по многим «сообщникам» и имела значительный резонанс. К тому же Даллес еще ранее неблагоприятно отозвался о Гримме. Судебная тяжба, затеянная в свою очередь Редером, была воспринята Гримме болезненно. Ему перевалило на седьмой десяток, он стал раздражителен и боязлив. В сентябре 1953 года, когда его особенно одолели сомнения, он явился к Грете Кукхоф, чтобы поделиться с ней переживаниями. Кукхоф угостила его кофе, усадила в кресло, сама устроилась напротив.

— Я тебя слушаю, Адольф.

— Зря мы все это затеяли, Грета, — сказал Гримме, так и не притронувшись к кофе. — Кроме неприятностей, ничего не получилось.

— Это как сказать. Им тоже пришлось несладко. Маски фарисеев с них все-таки удалось сорвать.

— Из-за этого я могу теперь потерять службу. Но скажи, Грета, неужели Харро Шульце-Бойзен был платным русским агентом и передавал все, что мы ему доверительно сообщали?

— Ах, Адольф, и ты попался на эту нацистскую удочку. Разве ты не знал Харро? Забыл, какие идеи нас вдохновляли? Ну какие мы шпионы? Ты что-либо сделал такое, в чем бы мог сегодня упрекнуть себя?