Книга Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Эдмунд Криспин

Фен замолчал, жестом показав, что прекрасно понимает, насколько зыбки его построения.

— Это лучшее, что я мог придумать на основании имеющихся фактов, хотя все могло происходить иначе. Сомерс и Гэлбрейт разошлись, охваченные жаждой наживы. Сомерс был в ужасе от того, что Лав из-за своих нелепых принципов может расстроить его планы. Конечно, у него было соглашение, но он знал твердую решимость Лава и не сомневался, что тот готов разбить лагерь у дверей миссис Блай, чтобы дождаться ее возвращения и убедить разорвать сделку, несмотря ни на какие документы. Лав действительно являлся сильным противником и вполне мог вырвать из рук Сомерса драгоценный манускрипт. Вывод с точки зрения Сомерса был очевиден: Лав должен умереть раньше, чем миссис Блай вернется в свой коттедж.

Но Гэлбрейт знал, что у Сомерса есть причины избавиться от Лава. Следовательно, рассудил Сомерс, надо обеспечить себе железное алиби — и мы знаем, что он придумал. Я не стану перечислять множество разных обстоятельств, сыгравших ему на руку. Самая большая опасность для его плана заключалась в том, что кто-нибудь из преподавателей в его отсутствие мог зайти в учительскую комнату и увидеть, что она пуста, но, как сказал Уэллс, это было маловероятно. К тому же Сомерс мог сказать, что ходил в туалет на первом этаже. В общем, он решил рискнуть. Главное было раздобыть серную кислоту, поскольку он боялся покупать ее в лавке, но хлипкий шкафчик в кабинете химии решил эту проблему.

В четверг вечером Сомерс проник в лабораторию и был замечен Брэндой. Он ограничился тем, что запугал ее, потребовав хранить молчание. В тот же вечер — или на следующее утро — изготовил симпатические чернила и заполнил ими нужное количество бланков, чтобы их хватило минимум на час работы. В пятницу днем узнал от Этериджа, что Брэнда не в состоянии скрыть волнения и может проболтаться. Тогда Сомерс подстерег ее в лесу, задушил — или, вернее, попытался задушить — и подбросил фальшивое письмо (абсолютно лишний шаг) в ее классную комнату. После этого все было готово.

— А как же револьвер? — спросил директор.

— Очевидно, Сомерс, проходя в пятницу мимо открытой оружейной и увидев, что она никем не охраняется, решил украсть оружие. Убийство можно совершить и без револьвера, но раз он подвернулся под руку — почему бы нет. Кстати, этот револьвер участвовал потом во многих эпизодах: похищении Брэнды, убийстве Лава, убийстве Сомерса и попытке убить меня и Брэнду в Мелтон-Чарте. Увы, в суматохе вчерашней ночи я сильно подпортил картину с отпечатками пальцев, но к тому времени в них уже не было необходимости.

Итак, в пятницу вечером Сомерс ровно в десять пришел в учительскую и был ошарашен, увидев в ней Этериджа. Но Этеридж почти сразу ушел и при этом невольно помог Сомерсу, посчитав количество бланков, которые тот должен был заполнить.

— Это существенный момент, — заметил директор. — Его алиби выглядело бы очень бледно, если бы какой-нибудь независимый свидетель не подтвердил, что в десять часов вечера на руках у Сомерса была почти сотня чистых бланков. Как бы он добился этого без Этериджа?

— Например, с помощью Уэллса, на чье присутствие мог рассчитывать. Сомерс сказал бы ему что-нибудь вроде: «Послушайте, Уэллс, я заключил пари. Мы с другом поспорили, что я закончу девяносто семь отчетов до одиннадцати вечера. Посчитайте их, пожалуйста, чтобы все знали, что их действительно девяносто семь». Наверняка у него было заготовлено что-то в этом духе.

Директор кивнул:

— Продолжайте.

— После того как Уэллс и Этеридж ушли, Сомерс задернул шторы, чтобы никто не мог заметить, что его нет в комнате, спустился вниз и вылез из Дома Хаббарда через окно. Скорее всего, у него был велосипед: во-первых, потому, что он не хотел отсутствовать дольше, чем необходимо, а во-вторых, по другой причине, о которой я скажу позднее. В любом случае, Сомерс отправился к дому Лава, проник в него через французское окно, застрелил Лава, сидевшего в кресле, и вернулся в учительскую. Все это заняло примерно четверть часа.

— Подождите, если бы у Сомерса был велосипед, то мы заметили бы его на улице.

— Если только его не увез Гэлбрейт, — возразил Фен, — а он вполне мог так поступить. Но я не настаиваю на велосипеде. Хочу лишь подчеркнуть, что Сомерс вернулся обратно не позднее половины одиннадцатого. Пешком это было сделать трудно, хотя в принципе возможно.

Действия Лава в предыдущие дни хорошо известны. В четверг он посетил коттедж миссис Блай, обнаружил, что ее нет дома, попытался выяснить, где она находится, но не сумел. Однако узнал, что она должна вернуться к актовому дню, и намеревался встретиться с ней сразу после возвращения, чтобы сообщить об истинной стоимости манускрипта.

— Но миссис Блай могла ему не поверить, — промолвил директор, — и все-таки продать рукопись Сомерсу.

— Вы правы, хотя сомневаюсь, что Сомерс стал бы на это полагаться. В любом случае, Лав до своей смерти больше не предпринял никаких шагов, если не считать начатой им записки. Что он собирался с ней делать, я не знаю. Вероятно, ему просто хотелось с кем-нибудь поделиться, а листок бумаги в данном случае лучше, чем ничего. Примерно по тем же причинам люди ведут дневники.

— Значит, вы не думаете, что он кому-то об этом рассказал?

— Вряд ли. Лав мог бы это сделать, если бы речь шла только о Гэлбрейте, но Сомерс — другое дело. Сомерс являлся его протеже, и для Лава признать участие Сомерса в такой афере означало получить болезненный удар по самолюбию. Я даже подозреваю, что, несмотря на свое разочарование, Лав все-таки сохранил к Сомерсу какую-то симпатию. Он был готов на все, чтобы расстроить его сделку, но не стал бы публично обвинять самого Сомерса.

Гэлбрейт тем временем не сидел сложа руки. Те же обстоятельства, какие заставляли Сомерса торопиться с приобретением манускрипта, подталкивали и его. Он решил завладеть рукописью. Но как? Соглашение Сомерса с миссис Блай казалось ему непреодолимым препятствием. Наверное, Гэлбрейт мог бы подождать, пока Сомерс купит манускрипт, а затем попытаться его украсть, но Сомерс, будучи здравомыслящим человеком, наверняка сразу поместил бы покупку в банковскую ячейку, и тогда Гэлбрейт уже не смог бы до нее добраться. Промежуточным вариантом было ограбление коттеджа, и Гэлбрейт попытался это сделать, но миссис Блай, впечатленная предложенной ей сотней фунтов, на всякий случай забрала рукопись с собой. В общем, Гэлбрейт не нашел ее. Он решил, что Сомерса надо убить до того, как тот получит манускрипт от миссис Блай, и вместе с ним надо убить и Лава, поскольку он может: (а) помешать ему завладеть рукописью, и (б) сообщить полиции, что у Гэлбрейта были веские причины убрать Сомерса. Избавившись от обоих, Гэлбрейт мог не опасаться, что кто-нибудь свяжет его имя со всей этой историей, поскольку у следствия не будет доказательств того, что он знал о существовании манускрипта. А раз так, у него было не больше мотивов для убийства, чем у остальных.

Похоже, Гэлбрейт действовал без предварительного плана и не пытался раздобыть оружие: он был достаточно умен и знал, что подготовка к убийству повышает риск быть пойманным, оставляя больше зацепок и улик. В пятницу вечером он просто следил за Сомерсом, выжидая удобного момента, и оказался у двери учительской, когда Сомерс сказал Уэллсу, что сломал свои часы. Когда Уэллс и Этеридж вышли в коридор, у него было достаточно времени, чтобы спрятаться в туалете или в одном из классов. Вероятно, он собирался тогда же убить Сомерса, но тот нарушил его планы, тайком покинув здание. Гэлбрейт мог проследить за ним до дома Лава или просто догадаться, что он его убил. Разумеется, ему было известно, что Сомерс желал смерти Лава не меньше, чем он сам. В любом случае, в интересах Гэлбрейта было подождать, пока Сомерс сделает свою работу; а когда это случилось, он проследовал за ним в учительскую комнату и застрелил из револьвера.