Книга Лабиринт Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс

Кородиак разложил на столе какие-то листы с чертежами. Когда он своими маленькими ручками ощупывал тончайшие следы карандаша, я понял, что текст на листках он читает с помощью кончиков пальцев.

– При этом для меня речь могла идти о чем угодно, лишь бы это было интересно публике, – продолжал он. – Напряжение, юмор, фантазия, техническая точность или точность при ручном изготовлении чего-либо, сатирическая острота, дар импровизации, эмоциональная глубина – одно не исключает другого. А лучше всего все сразу! Умная публика – а это зависит именно от нее – не хочет никаких категорий. Никаких границ и ограничений. Она хочет видеть на сцене воплощение своих ожиданий или результаты сбора статистических данных. Это все идеалы не желающих думать и некреативных пуппетистов! Хорошая публика хочет быть востребованной – это мой девиз! И в этом мое предназначение: Кородиак стал фирменным знаком Книгорода. Зачем идти на традиционный спектакль, если можно посмотреть инсценировку Кородиака? Зачем смотреть что-то посредственное, если за те же деньги можно увидеть лучшее? Люди предпочитали скорее трижды смотреть одну и ту же постановку Кородиака, чем пойти на три разных спектакля более низкого уровня.

Каждый раз, когда я хотел задать свой вопрос, маэстро опережал меня своим нескончаемым словесным потоком. Может быть, это был заученный текст, который он постоянно проговаривал как бывалый гид. Но это не преуменьшило мой интерес к его рассказу.

– Вскоре я был в состоянии покупать все больше и больше театров и все их доводил до соответствующего уровня. К этому времени уже перестал быть тайной тот факт, что я являлся членом семьи Смейков, потому что я должен был подписывать множество официальных документов моим настоящим именем. Но, к своему удивлению, я обнаружил, что никого больше это особенно не интересовало. И, в конце концов, я брат-близнец Хагоба Салдалдиана, а не Фистомефеля. Я принадлежу к добропорядочной части семьи Смейков. Вы знаете, мы не все несем в себе зло?

Кородиак настолько приблизился ко мне, что ему уже не нужно было напрягать голос. Я мог теперь разглядеть любую деформацию на его коже. Сколько ему могло быть лет? Что случилось с его глазами? И что видели эти глаза перед тем, как он прибыл в Книгород? Это были лишь некоторые из вопросов, которые я не решился ему задать.

– И потом я получил предложение лично от бургомистра Книгорода – построить Кукольный театр «Максимус», – сказал он. – С выгодными кредитами, налоговыми льготами, без строительных лимитов и так далее. Думаю, вы понимаете, что я ни минуты не колебался.

– Конечно! Вы сами спроектировали здание? – спросил я.

– Да, – ответил Кородиак, улыбаясь. – Это была вообще-то сумасбродная затея – построить солидное здание из камня в форме палатки. Воплощение в жизнь такого решения вопреки собственным сомнениям стоило немалых нервов, которых мне уже сегодня не хватает. Но постепенно все с этим смирились. Даже я сам! – Он засмеялся. – Театр стал новым символом Книгорода.

Неожиданно его руки стали совершенно спокойными. Он отпустил сетку, и она сложилась перед его грудью. Кородиак оказался непосредственно передо мной, всего лишь на расстоянии броска тела.

– Я все подчинил Цирку «Максимус», даже мое душевное состояние, – сказал он очень тихо. – Вы знаете, что я считаю самым прекрасным, что может случиться с кем-то в жизни? Чтобы идея, которой живешь, стала более масштабной, чем ты предполагал. В моем случае такой идеей был театр, достигший таких размеров – в любом отношении, – о которых я не мог даже мечтать. – Он запнулся и откашлялся.

– Здание было возведено, но еще не отделано, и здесь началась история с моими глазами. Врачи заявили мне, что им еще ни разу не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Некоторые из них до сегодняшнего дня утверждают, что это была болезнь, происходящая из лабиринта. Крошечный паразит, которого невозможно разглядеть даже под микроскопом и который пожирает глаза! Якобы он обитает только на самых нижних уровнях катакомб. Но я никогда не бывал в катакомбах и тем более на самых нижних уровнях. Но это, собственно говоря, не имело никакого значения, так как заболевание все равно было неизлечимым. Мои глаза просто исчезали, и не было никакого средства для их спасения. Самым странным было то, что это не вызывало никакой боли. Сначала в течение длительного времени у меня было слегка затуманенное зрение, но потом… – Кородиак запнулся. Он оперся о станок и стал тяжело дышать.

На какой-то момент мне стало не по себе. Я надеялся только на то, что этот жуткий паразит исчез вместе с глазами Кородиака и не был заразным. Мне хотелось лишь одного – чтобы он не стал развивать сейчас эту тему.

– Когда я наконец смирился с тем, – продолжал он, – что навсегда потеряю зрение, несмотря на то, что я привлек большое количество знахарей и экстрасенсов, то углубился в работу, как никогда прежде. Я лихорадочно делал наброски конструкций такого количества кукол, механических устройств и различных сценических трюков, что мы до сегодняшнего дня еще не успели их полностью изготовить или апробировать. И мы еще долго будем этим заниматься.

Кородиак указал на высокие стопки бумаг, которые возвышались вокруг. Вдоль стен были выставлены некоторые из эскизных проектов. Здесь была масса инженерно-технической документации, числовых таблиц и небольших чертежей.

– Когда Цирк «Максимус» праздновал свою первую премьеру, я был уже совершенно слепым и отмечал ее в полной темноте. Но поверьте мне: несмотря ни на что, я видел все, что происходило на сцене. Вот здесь. – Кородиак побарабанил одним из крошечных пальчиков по голове. – До этого я не только изо всех сил форсировал конструирование аромаоргана, но и по собственным чертежам работал над созданием механического оркестра, который бы знал весь репертуар классической цамонийской музыки и, кроме того, некоторые из моих собственных композиций. Я заключил договоры с лучшими специалистами по шумовым эффектам, с талантливыми авторами, с чтецами и певцами с могучими голосами. Я принял на работу туманградских органистов, известных своей виртуозностью, и обучал их сам, чтобы они могли извлечь максимальные звуки из аромаоргана. Я хотел создать театр, в котором отсутствие зрения больше бы не играло определяющей роли, и в отчаянном дурмане фантазий придумывал вещи, которые выходили далеко за пределы потребностей Цирка «Максимус». В ходе пуппетистических экспериментов и исследований у меня возникали идеи, которые в конце концов привели к возникновению Невидимого театра. – Кородиак усмехнулся. – Я думаю, ради этого вы, собственно говоря, сюда и пришли. Вы один из тех журналистов, которые хотят найти разгадку. Я прав?

Он засмеялся, и я не мог понять, задал ли он этот вопрос серьезно или нет.

– Так Невидимый театр — это ваша идея? – спросил я озадаченно. – Я этого не знал. Действительно не знал. К тому же я не журналист. Я… частный ученый…

У меня чуть не вырвалось мое настоящее имя, но я вовремя спохватился. С нижнего этажа до меня впервые донеслись какие-то звуки.