Книга Подменыш - Валерий Елманов

Густав оставил, после чего в Москве была подготовлена перемирная грамота на сорок лет.

И вновь Иоанн поступил сразу с двойной, а то и тройной выгодой для себя. Во-первых, проверил силу шведов и убедился, что их опасаться не стоит, во-вторых, своим многолетним перемирием надолго вывел их из дальнейшей игры, а в-третьих, на деле оценил поведение союзников Густава — Польши и Ливонии, которым также остался премного доволен. И король Сигизмунд Август, и магистр Ливонии помимо доброжелательных писем Густаву, в которых они клятвенно обещались помогать ему, так и оставались спокойными зрителями. На деле польский король только ходатайствовал за Густава в Москве, убеждая Иоанна не теснить Швецию, которая могла бы вместе с Польшею действовать против неверных, а второй не делал даже этого.

— Ну, и много ли теперь у короля свеев будет желания прийти на помощь Ливонии? — с усмешкой спросил Иоанн у Висковатого. — К тому ж и оправдание есть — перемирия нельзя нарушать.

— Истинно, государь, твоя голова по уму всех моих подьячих вместе взятых перетянет! — восхищенно воскликнул дьяк.

— А свою что ж не упомянул? — хитро прищурился Иоанн. — Али мыслишь ее потяжельше моей?

Иван Михайлович побагровел, но царь, дружески хлопнув его по плечу, засмеялся:

— И правильно. Себя ценить надобно. К тому ж как знать — может, и впрямь потяжельше.

— Государь! — отчаянно воскликнул Висковатый.

— А иначе зачем ты мне надобен? Потому и держу тебя. К тому же ты об иноземных державах все время думаешь, а я лишь час малый, не боле, — и задумчиво добавил: — Теперь осталось Ливонии должок вернуть. Десять годков тому минуло, а я его хорошо запомнил.

Застарелый долг заключался в следующем. Еще когда он только-только уселся на трон, у него возникла мысль пополнить свои и без того изрядные запасы книг, доставшиеся ему от бабки с дедом. Дядька Иван Иванович Челяднин, выполняя царское повеление, прикупал их, но все до одной были божественного содержания. Иоанн же слышал от Федора Ивановича, что есть и иные. Самому сказать о том дядьке было как-то стыдно, поэтому в один из воскресных дней он самолично направился в Китай-город, в книжный ряд. Народ там толпился своеобразный, не такой, как в прочих. Все покупатели, как на подбор, люди степенные, книги разглядывали бережно. Большинство — духовного звания — священники да мнихи. Тут-то Иоанн и повстречал Ганса Шлитта. Помнится, в тот день только у него одного и имелись в продаже не рукописные, а печатные книги.

Тогда он подолгу расспрашивал его об успехах науки и искусства в Германии. Рассказы сведущего иноземца так увлекли Иоанна, что он отправил его обратно к себе с поручением разыскать там и пригласить в Москву искусных врачей, лекарей, аптекарей, художников, ремесленников, даже людей, искусных в древних и в новых языках, но главное — специалистов по печатному делу. Уж очень загорелся Иоанн завести книгопечатание и на Руси.

Шлитт уехал и… с концами. Ни слуху ни духу. Честно признаться, спустя год, когда Иоанн вспомнил про него, то первая мысль была, что человек оказался обыкновенным иноземным татем. Присвоил выданные ему тридцать рублевиков, и был таков. Досадно, конечно, но что уж тут поделаешь. Однако потом до царя донеслись вести о том, что Шлитт как раз ни при чем. Он добросовестно разыскал в Аугсбурге императора Карла V и вручил ему Иоанновы письма о своем деле. Император долго совещался со своими советниками и наконец согласился исполнить желание русского царя, но с условием, чтобы Шлитт от имени Иоанна клятвенно обязался не выпускать ученых и художников из России в Турцию и вообще не употреблял бы их способностей ко вреду империи. После этого он дал Гансу грамоту с дозволением искать в Германии людей, годных для службы царю, и Шлитт уже набрал более ста двадцати человек. Более того, он уже готовился отплыть с ними из Любека в Ливонию.

Но все разрушилось и, главным образом, из-за Ливонского ордена, магистр которого написал императору, что «неблагоразумно умножать силы природного врага сообщением ему искусств и снарядов воинских. Если откроем свободный путь в Москву для ремесленников и художников, то под сим именем устремится туда множество людей, принадлежащих к злым сектам анабаптистов, сакраментистов и других зловредных еретиков, которые станут самыми ревностными слугами царя». Словом, магистрат Любека без всяких на то оснований засадил Шлитта за решетку и вдобавок, так сказать, на всякий случай, разогнал собранный им народец, который послушно рассеялся.

А типографию Иоанн решил все-таки построить, невзирая ни на что, обратившись с этой же просьбой о печатниках к датскому королю Христиану III. Будучи лютеранином, король надеялся увлечь царя идеей борьбы с католицизмом, поэтому на просьбу откликнулся охотно и в мае 1552 г. уведомил Ивана IV о посылке в Россию мастера Богбиндера не только с типографскими принадлежностями, но и с Библией, а также еще с двумя книгами о «сущности христианской веры». После перевода на русский язык эти книги предлагалось издать в большом количестве.

Датчанин летом приплыл в Россию и в ноябре все того же 1552 г. получил аудиенцию во дворце, когда царь вернулся в Москву из казанского похода. Правда, попытка номер два тоже не удалась, поскольку русское духовенство, ознакомившись с содержанием датских книг, решительно воспротивилось публикации протестантских сочинений, но благодаря покровительству царя датский печатник не был изгнан из столицы и даже получил возможность работать как частное лицо. Иоанн же, как потом записал русский первопечатник Иван Федоров, «начаша изыскивати на Руси мастерства печатных книг в лето 61 осьмыя тысящи».

Государь не поскупился на деньги, выделив крупные суммы на строительство Печатного двора и поручив дело кремлевскому дьякону Ивану Федорову и Петру Мстиславцу, которые успели приобрести некоторый опыт книгопечатания благодаря общению с датским печатником. Словом, не мытьем, так катаньем Иоанн почти добился своего, но должок Ливонии вернуть поклялся.

Поэтому, когда в 1554 году послы магистра Генрика фон-Галена, архиепископа Рижского и епископа Дерптского просили царя возобновить перемирие еще на 15 лет, то Иоанн согласился, но с условием, чтобы Юрьевская область, тогда она именовалась Дерптской, ежегодно платила ему издавна уставленную дань. Немцы в ответ на это изобразили безграничное удивление, после чего глава Посольского приказа дьяк Иван Висковатый показал им договорную грамоту, составленную в 1503 году и подписанную тогдашним магистром Плеттенбергом.

— То было так давно, что уже позабылось всеми, — высказался глава посольства, на что Алексей Адашев, который наряду с Висковатым вел переговоры, ответил:

— Зато у нас память хорошая.

— Но стоит ли упоминать в столь серьезной грамоте о подобных пустяках, — поморщился немец.

— Коль такие деньги для вас пустяк, то мы попросим вас уплатить эту дань за полсотни лет в ближайшие три года, — ласково улыбнулся Висковатый.

— Вы шутите?! — даже отшатнулся посол.

— Ничуть, — поддержал дьяка Адашев. — Либо дань, либо нет вам перемирия.