Книга Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Жестокая правда, но правда. Это было суровое, не приносящее прибыли место. Оно рождало суровых людей. Независимых, да. Дерзких. Непримиримых. «Я непримиримый», — думал он. И он только что положил здесь большую часть своей нынешней банды.

Скандир совершил ошибку. Османы, да обречет их всех Джад на жизнь во льдах и в холоде, послали больше людей, чем он от них ожидал. Даже несмотря на засады, устроенные вдоль главной дороги, даже несмотря на женщину — искусного стрелка из лука, которую они нашли, их оказалось слишком много.

Да, он победил. Ашариты мертвы — последний умер только что, от его собственного тяжелого клинка. Но победа может обойтись слишком дорого. Раска огляделся вокруг, пересчитал. Семь человек, стоящие рядом, или сидящие на конях, трое раненых, они, может быть, выживут. Один раненый наверняка умрет, сабля слишком глубоко вонзилась ему в пах. От такой раны умирают в мучениях. Возможно, это произойдет быстро — или медленно, что хуже. Он добил многих своих людей с подобными ранами за эти годы. Он называл это милосердием, и знал, что это правда, а после находил святилище, чтобы помолиться. Скандир часто молился. Он испытывал ужас перед богом в глубине души. А также сознавал свой долг перед ним. Долг и его жизнь, все дни и ночи этой жизни. Для любви не оставалось места.

Он совершил ошибку. Небрежность старого человека — или просто слишком неожиданно сердар османов послал пятьдесят солдат в погоню за бандой разбойников, которые досаждали его обозам?

Если бы они не встретили этих купцов и не обнаружили очень хорошего лучника — женщину, — это он и его люди лежали бы здесь мертвыми, и сейчас им бы отрезали головы. Его голову отвезли бы в Ашариас. Это был бы приз. Убивший его человек стал бы богачом.

Это произошло бы сегодня утром, если бы не эта женщина, посылавшая свои стрелы от опушки леса. Трудно сказать с уверенностью, но по подсчетам Скандира она убила или ранила восемь или десять османов до того, как началась схватка, и ей пришлось прекратить стрельбу. И это принесло им победу здесь (своего рода победу), и не позволило кому-то из османов добыть себе вечную славу.

Большая ошибка, с какой стороны ни посмотреть. Их спасла только огромная удача. На войне необходима удача, но нельзя от нее зависеть.

Скандир спешился и подошел к человеку с раной в паху. Это был Илья. Он тоже немолод. Лысый, половина зубов отсутствует. Он воевал в его отряде с самого начала, после падения Сарантия. Его брат тоже был с ними, пока не умер от дизентерии пять лет назад.

Лежа на спине, Илья не отрывал от него глаз. Рана был смертельной. Он часто дышал, но не стонал, и не кричал, хотя боль должна быть очень сильной, невыносимой. Столько гордости. Их взгляды встретились. Больше двадцати лет этой трудной жизни вместе. Человек, лежащий на дороге, кивнул. Боль уносила его.

— Прощай, господин, — сказал Илья. — Свобода, — произнес он, глядя снизу вверх на своего предводителя, который привел его на смерть. И других тоже, за много лет такой жизни. Такими они были, таким был их мир.

Раска кивнул.

— С Джадом в свете, друг, — произнес он. И прикончил своего спутника на этой дороге мечом. Это было больно. Это всегда больно.

Он посмотрел в сторону леса. Увидел, что женщина тоже лежит на земле. Это была еще одна ошибка — позволить купцу охранять ее. Но ему здесь был нужен каждый человек, не так ли? Немного их у него осталось. Им придется отправиться на юг, найти там убежище, снова набрать людей. Каждый раз все труднее вербовать сторонников. Он не будет играть никакой роли в этой весенней кампании, больше не будет.

Но он обязательно пополнит отряд. Он уже слишком стар, чтобы остановиться. Что бы он делал, если бы не сражался за бога против неверных? Кто ты такой, если остановишься? Вполне возможно, он погибнет в одной из этих стычек. Но еще рано. Не сегодня.

Фактически, ему не суждено было погибнуть в бою, Раске Трипону. Его отрезанная голова так и не стала трофеем и не была увезена на восток. Вопреки ожиданиям, он закончил свои дни на хорошей кровати, и две женщины сидели рядом с ним, держали его большие, покрытые шрамами руки, священник нараспев молился о его душе. Он отдал одной из них свое семейное кольцо, чтобы она унесла его с собой. Люди, священнослужители и другие, сожгли его тело на погребальном костре в ту же ночь, при свете двух лун на небе, чтобы неверные не нашли его могилу и не осквернили ее. Он был львом в свое время.

Весенним утром он огляделся вокруг. Пятьдесят ашаритов лежали мертвые, их тела выложили вдоль дороги. Слухи постепенно просочатся, подобно воде, просачивающейся сквозь камни. Они разойдутся по Саврадии и за ее пределами. Они догонят армию калифа, опередят ее. К тому же, разбиты не просто неверные — это были Джанни и алые кавалеристы из армии вторжения. Их заманили в ловушку. Это сделал Скандир. Снова Скандир. Он уничтожил их всех, до последнего человека.

Последний человек, возможно, все еще жив. Старый воин повернулся, держа в руке меч. И зашагал к лесу. Он сделает это сам. Спрыгнул вниз, в канаву с водой, потом вылез наверх, тяжело, опираясь на меч (он был измучен, но не ранен), а потом двинулся размеренным шагом по траве, глаза его были мрачными. Непримиримый.

Он поравнялся с купцом из Дубравы, Дживо, когда все изменилось. История иногда меняется. Мы не понимаем мир. Нам этого не дано.

Даница встала.

При этом она ощущала каждое отдельное движение. Дыхание, вдох и выдох, и опять. Тико рядом с ней. Она медленно опустила руку, коснулась головы пса.

Стрела вонзилась ей в сердце с близкого расстояния, а она стояла. Богиня охоты исчезла из этого мира, ее никогда не существовало, так учат священники. Сказка для детей, говорят они, для легковерных и невежественных, чтобы рассказывать у деревенских очагов зимними ночами. И все же — она встала.

Боль была ужасной. Дышать было больно. Она дышала. Стрела лежала в траве рядом с ней. Даница нагнулась, осторожно, и подняла ее. Посмотрела на стрелу в руке. На ней виднелась кровь, но немного. На самом острие наконечника.

Она стояла. Живая. Взглянула на художника, Перо Виллани, который видел все, что произошло. Увидела, что у него открыт рот. Его лицо было белым. У него был такой вид, словно он готов был опуститься на колени или упасть без чувств. Она себя чувствовала так же. Дышала неглубоко, иначе было больно. Ей казалось, что стало светлее, чем прежде, но это, конечно, иллюзия или замешательство. Нечто в этом роде.

— Жадек? — позвала она внутри себя. — Что случилось?

Ответа не было.

— Жадек? — повторила она. Снова никакого ответа.

— Жадек!

В третий раз она выкрикнула его имя, из раны в своем сердце.

Но она уже поняла. Или поняла достаточно. Она готова была зарыдать, но не хотела рыдать здесь, при свете солнца, среди мужчин. Она сильно прижала тыльную сторону ладони к обоим глазам. Ее рука дрожала. Она была чужой.