Книга Точное попадание [= Начало ] - Юлия Фирсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я получаю оговоренную плату — серебряк в неделю, — напомнил воин и прищурился, всем своим видом показывая, что ни от кого не приемлет подачек.
— А на твою зарплату никто и не покушается, — нашлась я, — это премиальные, выплачиваемые по усмотрению работодателя из свободных активов.
Телохранитель заморгал, поскреб щеку, похмурился для порядка, но возражений к моему объяснению не нашел, а потому серьезно кивнул, принимая условия игры. В глазах еще светилось подозрение, что в чем-то я его провела, но как именно и в чем он, не имея юридического образования, сообразить не мог, а потому сдался. Вот и правильно, не фиг спорить с магевой, когда она тебе добра желает. Полностью согласный со мной Лакс улучил мгновение и заговорщицки мне подмигнул, одобряя шутку над воином. Не все тому над съеденными букетами смеяться.
Сочтя свой лошадиный долг исполненным, от поляны у дуба Дэлькор ни в какие дебри меня не понес, а потому мы выехали на дорогу почти как нормальные путешественники. Те, кто не видел, как мы рванули в леса, будто страдающие поносом, и в самом деле могли принять нас за типичную партию странников, направляющихся в Мидан.
Конь-кладоискатель чинно трусил по тракту, как самый обычный жеребец, отличающийся лишь странным некондиционным пятном на морде. Я некоторое время следила за ним, а потом бдительность прискучила, я расслабилась и перестала ждать подвоха. Если конь вздумает чего сотворить, хрен я его удержу, до исконно русской женщины из селенья (это я на Некрасова бочку качу, смекаете?) статью, увы, не вышла. Лучше уж спокойно грохнусь с седла. Не асфальт, шею сломать не должна, а Дэлькор пусть лечит, коль пострадаю.
Но никаких неприятностей эльфийское сокровище мне больше не доставило. Может, успокоился, а может, "шпион Гадюкин" не хотел засвечивать свои дарования при посторонних. Ведь по мере приближения к Мидану поток повозок, всадников и пешеходов существенно возрос. Мне уже иной раз приходилось приподниматься в седле, чтобы оглядеться по сторонам. Лакс и Кейр подъехали и взяли меня в клещи для большей сохранности.
То, что я увидела у стен города, мало походило на традиционный средневековый пригород, описанный в учебниках. Никаких домишек, жмущихся к стенам, из страха набегов враждебных соседей, никаких огородов и иных признаков натурального хозяйства. Только шатры всех форм, расцветок, размеров и степени новизны (на людской глаз порой даже весьма эффектных, хоть мне, повидавшей эльфийские, они и казались грубой подделкой). А еще прилавки, прилавки и еще раз прилавки, плюс заполонившая все пространство между этими сооружениями гомонящая, колышущаяся живым морем, толпа. Шум (смех, крики, ожесточенный торг, вопли, песни) прилагающийся к сооружениям и скоплению народа, наверняка превышал ту норму децибел, после которой соседи ночью штурмуют в вашу дверь, вызывают пожарных, милицию и скорую (это уже себе).
— У них что, ярмарка? — без охотничьего азарта уточнила я.
Хоть и шастала регулярно на рынок за шмотками и едой, но никогда особенно не любила толкотню. Зная в теории о существовании людей, не мыслящих полноценное бытие вне плотной массы себе подобных, сама к таковым личностям не принадлежала. Будь в кармане лишний миллион (лучше в баксах), с удовольствием отоваривалась в бутиках.
— Нет, Оса, ярмарки по осени бывают, тогда здесь вообще не протолкнуться. А это только балаганы и малый рынок. В городе, конечно, свои есть, но тут товар подешевле, потому как торговцы городских податей не платят, только за право торговли в казну взнос делают, — ответил Лакс.
— Хитро устроено, спать-то они все равно в город приходят, там и денежки оставляют. А балаганщики к торгашам народ зазывают. Кому охота развлечений и дешевых товаров сюда являются, а в Мидане те, кто побогаче или ленивее, покупки делают. Никто не в накладе, иллюстрация извечного принцип хлеба и зрелищ, — покачала я головой, всматриваясь в мельтешение цветов, форм и принюхиваясь к запахам специй, животных, готовящейся прямо на открытом огне еды (мяса, рыбы, лепешек, овощей) и тысячам иных ароматов, слившихся столь плотно, что для идентификации понадобились длительные тренировки, весьма вероятно закончившиеся сенной лихорадкой. Нет, мне там бродить не слишком хотелось, не то, что Лаксу.
Вот уж кто был из породы проходимцев, обожающих толпы, и не только потому, что чем больше народу, тем проще воровская работа. Рыжий вообще был вполне компанейским парнем, чувствующим себя своим в любой обстановке. Голубые глаза парня жадно посверкивали в предвкушении, ему же хотелось нырнуть в это толпу и половить рыбку в мутной воде.
— Прогуляемся, Оса? Тут до глубокой ночи представления и торговля идет, — не долго думая, предложил он, Кейр глянул на вора, как на предателя, закаменев лицом, видно соображал, как в этом бурном море людей и событий ему нести своей долг телохранителя.
— Если тебе очень хочется, — мужественно согласилась я, — но не сию секунду и, скорее всего, даже не сегодня, поскольку больше любых балаганных представлений я хочу порадовать свое воображение представлением места отдохновения, обладающего всеми теми восхитительными достоинствами, которые ты, искуситель, мне давеча обещал.
— А-а, ага, извини, — очнулся от зачарованного созерцания шатров и прилавков Лакс. Он и в самом деле выглядел виноватым, наверное, посчитал, что магева отказывается от восхитительного развлечения по причине физической усталости. О чем ему, как заботливому кавалеру, надеющемуся завоевать благосклонность дамы, забывать совершенно не следовало.
Кейр, подивившись моей внезапной осторожности, удивленно хмыкнул, но ничего не сказал, побоявшись спугнуть удачу. А ну как, стоит ее похвалить, магева из чистого упрямства в тот же миг в толпу ринется? Конечно, обыкновенно я так не поступала, чистое упрямство, не приносящее никакой выгоды, мне было практически чуждо, ну разве только самую малость.
Оставшись рядом с нами, Лакс ехал по дороге в город, по обе стороны от которой кипела торговая жизнь, вопили зазывалы, умудрялись чем-то жонглировать балаганщики. Словом, чудовище-искушение один за другим являло рыжему свои многие лики, а он мужественно крепился, стараясь даже как можно меньше глазеть по сторонам. Точно пес, которого хозяин не спускает с поводка на прогулке, да еще время от времени рявкает, воспитывая характер: "Рядом, я сказал! Рядом!" Мне стало почти жалко Лакса, но не настолько, чтобы толкаться рядом с бродячими циркачами. Вон, они, рекламируя представления, толклись и у дороги, окликая всех тех, кто пытался проехать мимо, и обещая массу потрясающих воображение чудес. Почему-то балаганщики считали, что реклама с использованием кукол более действенна. Одна костлявая, как Смерть на диете нахальная девица в лоскутных одеждах, составленных как минимум из полутора десятков разных вещей, буквально кинулась под копыта наших лошадей с самоубийственной наглостью. Особа радостно скалилась и поводила надетой на руку здоровенной, почти в метр ростом, куклой, изображающей нечто вроде гадалки в расшитой блестками черно-лиловой хламиде с длинной шалью. Яркие легкомысленные одежды девицы и мрачный вид куклы являли собой нарочитый контраст. В одной руке у игрушки был намертво закреплен стеклянный шар, вторую она простирала к нам. Мерзкая рожица с крючковатым носом, тонким ртом, вырезанным в крашеном дереве, покрытым багровой краской, и огромными черными зенками, право слово, была более отвратительна, чем ее хозяйка. Девица, уяснив, что привлекла наше внимание, а уж какого толка дело десятое, принялась гастролировать. Она говорила, одновременно заставляя открываться рот куклы-гадалки: