Книга Рубиновая комната - Паулина Петерс

– Может быть, ей стало плохо, когда мы были еще на улице?

– Марджори иногда бывает странной. Но она точно не сдаст нас, если ты боишься именно этого.

Виктория удовлетворилась ответом, однако что-то не давало ей покоя. Марджори казалась такой нервной и задумчивой. Что-то с ней было не так. Может быть, она задумала глупость? Или даже решила что-то сделать с собой?

Она не осмеливалась высказать свои опасения другим женщинам, поскольку те наверняка лишь посмеялись бы над ней. Все суфражистки уже стояли перед открытыми люками в крыше. Были слышны смех и разговоры собравшихся на ипподроме людей, время от времени их заглушало ржание лошадей.

В конце концов Виктория не выдержала. Она спустилась с чердака и сбежала вниз по лестнице, лихорадочно размышляя. Марджори в здании наверняка нет. Там ее сразу заметили бы и вышвырнули вон. Какое-то чутье подсказывало девушке, что та снаружи, среди посетителей скачек – среди важных посетителей скачек.

«Площадка для взвешивания лошадей, – подумала Виктория, – сейчас там перед скачками полно людей. Владельцы скаковых лошадей еще раз проверяют их, беседуют с жокеями». Сейчас она была уже в самом конце лестницы. Девушка привязала к боковой дверце платок, чтобы та не захлопнулась и позже можно было вернуться на чердак. Убедившись, что платок можно увидеть, только если смотреть очень внимательно, девушка поспешно обежала здание ипподрома и направилась к конюшням, неподалеку от которых располагалась и нужная площадка.

Там, как и предполагалось, собралась большая группа людей. Ветер играл перьями и украшениями на шляпах дам, заставлял развеваться плащи. Король вел непринужденную беседу с несколькими мужчинами. С весов спустили черного жеребца, следующим был прекрасный мерин шоколадного цвета.

Марджори нигде не было. Облегченно переведя дух, Виктория решила, что ошиблась в своих опасениях. Король направился к весам – по всей видимости, мерин был его лошадью. Виктория хотела уже вернуться на чердак, когда краем глаза заметила движение совсем рядом. Марджори… Лицо ее было бледнее мела. В руке она держала пистолет, направленный на короля Эдуарда.

«Марджори, нет!» – хотела закричать Виктория, но от волнения не смогла произнести ни слова. Она побежала к девушке и была уже почти рядом, когда прозвучал выстрел из пистолета. Закричали люди.

– Избирательное право для женщин! – крикнула Марджори.

Снова прозвучал выстрел. Король рухнул на землю. На траву и камни потекла кровь. Марджори стояла неподвижно, сжимая в руках дымящийся пистолет.

– Марджори! – Виктория, всхлипывая, трясла соратницу. – Что ты наделала!

И вот уже ее и девушку схватили и повалили на землю. С плеча Виктории соскользнула сумка, открылась, во все стороны разлетелись увлекаемые ветром листовки. «Это конец», – подумала девушка, чувствуя, как на запястьях смыкаются наручники.

Виктория лежала на койке и смотрела в темноту. В соседней камере плакала женщина. Плач был беззащитным, напоминавшим вой раненого зверя, и он терзал Викторию больше, чем если бы женщина кричала и колотила руками в стены.

Она все еще не верила в случившееся, оставалось лишь надеяться, что король не был серьезно ранен или даже убит. Схватив ее с Марджори, их развели по разным комнатам ипподрома. Викторию допрашивал инспектор Скотленд-Ярда. Сначала она обрадовалась, что это не Эрмитейдж, однако облегчение вскоре развеялось словно дым. Высокий костлявый мужчина не поверил, что она ничего не знала о покушении. Более того, он заявил, что второй выстрел произвела не Марджори, а она сама. Наконец ее в зарешеченной карете отвезли в лондонскую тюрьму Холлоуэй.

Когда карета проезжала мимо здания ипподрома, Виктория увидела еще несколько тюремных карет. Значит, других суфражисток тоже арестовали. Однако позже, когда Викторию фотографировали, снимали отпечатки пальцев и мрачная надзирательница вложила ей в руки тюремную робу – платье из грубой черной ткани с напечатанным поверх серым узором из уголков, никого из женщин она не увидела. Виктория предположила, что их отвезли в другие тюрьмы.

«Что ж, хорошо, что Рэндольф выбрал не меня, – с горечью думала она, глядя на серый прямоугольник вверху стены, где виднелись очертания окна. – Он никогда не женился бы на женщине, которую обвиняют в покушении на жизнь короля».

Металлический щелчок у двери сообщил ей, что во время ночного обхода надзирательница приоткрыла окошко в двери и заглянула в камеру. Виктория требовала, чтобы ей позволили поговорить с мистером Монтгомери, однако и допрашивавший ее инспектор, и тюремный персонал оставили ее просьбу без внимания.

«Хопкинс и миссис Доджсон понятия не имеют, где я», – встревоженно думала Виктория. Утром она сказала им, что поедет фотографировать за город. Бабушке и дедушке наверняка уже сообщили о ее аресте. Однако они наверняка поверят, что она принимала участие в покушении на короля, и не пошевелят и пальцем, чтобы вытащить ее отсюда. В конце концов, она страшно опозорила семью. Из-за этого на чести семейства Сент-Олдвин навеки останется несмываемое пятно. Виктория искренне надеялась, что Джереми уже знает о ее аресте и вступится за нее.

На миг плач в соседней камере стих, а затем начался по новой. «Что, если дедушка и бабушка Гермиона смогут помешать тому, чтобы в глазах общественности мое имя было связано с покушением? – подумала Виктория. – Что, если они навеки оставят меня гнить в тюрьме, без процесса?»

Виктория не могла дышать. Хрипя, она побежала к двери камеры и принялась колотить по ней кулаками. Почти теряя сознание, она услышала шаги в коридоре. В замке повернулся ключ. Дверь открылась, в камеру вошла неуклюжая на вид надзирательница.

– Эй, что за шум? Немедленно прекрати, иначе будешь иметь дело со мной! – набросилась она на нее.

Виктория не могла сказать ни слова. Она начала хватать ртом воздух, а затем рухнула как подкошенная. Перед глазами стало темно.

Когда она пришла в себя, за окном было светло. Она снова увидела зарешеченное окно, но оно вдруг стало больше. Затем девушка поняла, что стена белая, а не серая. Она лежала на металлической кровати, на ней была ночная сорочка из грубой ткани. Вскоре дверь открылась. В комнату вошла охранница, над верхней губой у которой росли усики, и поставила на ночной столик рядом с постелью Виктории металлический поднос.

– Это медпункт? – спросила Виктория.

– А вы как думали? «Риц», что ли? – фыркнула женщина.

Виктория чувствовала ужасную слабость. При мысли о том, что она находится в закрытом пространстве, она почувствовала давление в груди.

– Прошу вас, я не могу дышать, – крикнула она. – Мне нужен пакет, чтобы вдохнуть.

Ничего не сказав, охранница исчезла. Виктория услышала звук задвигающегося засова. Она пыталась заставить себя дышать спокойно и ровно, и через некоторое время давление в груди отступило настолько, что она смогла сосредоточить взгляд на подносе. На нем были стакан чая, ломтик хлеба и что-то вроде овсяной каши довольно неаппетитного вида. Поскольку есть ей не хотелось, девушка отпила только немного чая. Он был некрепким и невкусным. Виктория с тоской подумала о вкусных завтраках, которые готовил для нее Хопкинс.