Книга Фатальный абонент - Гера Фотич

Баба Зина встретила меня как родного — ей надо было к врачу, а водопроводчик запаздывал.

— Ну вот! — с облегчением обрадовалась она. — Вдвоем вы справитесь и без меня.

Не дав переобуться, провела меня прямо на кухню. Сама поковыляла к выходу.

Мне повезло. Это была не труба, а всего лишь прокладка в кране. Необходимые для ремонта инструменты — в небольшом чемоданчике, здесь же.

Я перекрыл в туалете воду — так делал отец. Подумал, что навыки передаются по наследству. Не хватает пачки «беломора». Вернулся на кухню и стал откручивать кран. Лиза массировала очередного клиента. Из комнаты доносилось «Эльдорадио». Навевало добрые воспоминания и не менее перспективные надежды.

Алиса крутилась рядом со мной, из кухни не уходила. Казалась маленьким любопытным котенком, сующимся во все уголки. Старалась привлечь мое внимание. Стреляла глазками, кокетничала:

— Коенка у меня узе сеодня болеля. Ну, отвалися навельно.

— Ничего, пройдет, — увещевал я. Улыбнулся, меняя гаечный ключ.

— Мама гоит надо зюбки чисить! — пыталась заглянуть мне в лицо, чтобы показать оскал маленького ротика. Тыкала в него указательным пальчиком. — Зюбки, как зюбки, но гьязные. Вон точечки гьязные. Посмои! Сахайок белий, а зюбки чёльные. Ты тё деись?

— Чиню кран, чтобы водичка была.

— Де тоя мама и папа?

Понял вопрос не сразу. Когда дошло, почувствовал, что он застал меня врасплох. Быть может, поэтому сказанное неопознанным успело проникнуть глубоко в душу. Растеребило. Вспомнилась палатка под Москвой. Дождь. Влажное тяжёлое одеяло. Мама…

Я промолчал.

Вошла Лиза. Закончила работу. Хотела сбегать в магазин.

Обратилась к внучке:

— Ты посидишь с дядей Сашей?

Подбородок Алисы внезапно задрожал, личико задергалось, губки вытянулись. По лицу потекли слезы. Вскочила. Голосок стал писклявый:

— Баба, не ухоти. Не хо-чу! Не хо-чу! Не хо-чу! — задрыгала ножками, замахала расслабленными ладошками, точно обожглась.

Я остолбенел — думал, невзначай, обидел.

— Что случилось, милая? — Лиза, недоумевая, присела на корточки, обняла малышку. Удивленно посмотрела на меня.

Стало неловко. Почувствовал смущение, неосознанную, неведомую мне пока вину, о которой не подозревал.

Алиса стенала сквозь слезы:

— Не хо-чу, не хо-чу! Папа уехал аботу — его неть! — развела руки в сторону, — мама уся маазин — ее неть! Говоии: газки закою — она пидет! Я газки закываю, закываю, закываю… а ее неть! Де мая мама? Де папа? А — а-а…

Захныкала навзрыд.

Внезапно переживания девочки задели душу. Взбудоражили. Снова вернули к ее вопросу о моих родителях. Получалось, что мы с ней похожи. Без папы и мамы. Одинаково покинуты, обездолены, беззащитны… В глазах защипало.

— Ну, что ты, милая, — Лиза взяла девочку на руки. Не сдержалась. Накатились слёзы. Потекли. Бабушка с внучкой показались мне подружками, горюющими о чем-то одном, общем, своем бабском. Хотелось присоединиться.

Алиса вытерла кулачками глаза. Погладила Лизу по голове:

— Баба, ты ачем пачеш? Дедуська боеет? Сё мочиит и мочиит. Он живой?

— Живой, лапочка, живой. Скоро выздоровеет. Будет с тобой играть…

— Хочу посмотеть дедуську, — Алиса оживилась. Глазки заблестели. Наклонилась, заболтала ножками, желая, чтобы ее опустили.

— Дедушка отдыхает, не надо его беспокоить.

Я закончил работу, убрал инструменты, вымыл руки.

Заметил, что в квартире случилась перестановка. Детская кроватка стояла в углу. Всюду — игрушки. Лиза перехватила мой удивленный взгляд:

— Забрала мужа из больницы. В комнате Алисы устроила. Врачи сказали — ничем больше помочь не могут. Будет приходить медсестра, делать уколы, заниматься, — добавила шёпотом, — сейчас внучку уложу — побудь с ней!

Услышанное окунуло меня в кипяток. Перехватило дыхание. Он здесь! Рядом за дверью! Ненавистный рыжий Пёс! Сейчас я останусь с ним один на один. Буду охранять его покой. Не в силах ничего сказать от обрушившихся эмоций, я кивнул.

Алиса не сопротивлялась. Наверно устала за день, наплакалась. Легла в кроватку на бочок, положила ладошки под щечку. Закрыла глаза. Лиза пару раз качнула и показала знаками, что уходит. Я вышел за ней в коридор. Спросил на ухо:

— А если больной что захочет? Начнет просить или…

— Он ничего не захочет, — прервала Лиза. Поджала губы. Глаза потемнели как раньше. Напряглась, — он обездвижен. Звуков не издает… Но слышит, видит и понимает…

Я кивнул. Она показала мне ключ — мол, звонить не будет.

Дверь закрылась. Щелкнул ригель.

Я вернулся к кроватке — Алиса лежала, закрыв глаза. Неожиданно встрепенулась и посмотрела на меня:

— Ти не удёс?

Я покачал головой и протянул руку, чтобы погладить по головке. Но девочка ухватилась за ладонь и жалобно пропищала:

— Хотю к тибе!

Прижала мою ладонь к щеке. Зажмурила глазки.

Пришлось взять ее на руки. Движения ребенка были вялы. В теле ощущалась дремота. Я присел на диван. Стал качать.

— Де тоя мама? — снова спросила она в полудрёме, уже не ожидая ответа.

Мы были вдвоем, и никто не мог прийти мне на помощь, как в прошлый раз. Я подумал, что эта маленькая девочка неосознанно заставляет меня отвечать самому себе. Головка Алисы едва раскачивалась, но взгляд был мутен.

— Моя мама дома, — ответил я мысленно. Подумал — чего проще? Конечно, она дома. Готовит еду или гладит белье, складывает его в шкаф, перестилает постель. Как и раньше стирает в ванной: дыр-дыр, дыр-дыр, дыр-дыр…

Посмотрел в зашторенное окно. Почувствовал, как Алиса обняла меня за шею, стала елозить пальчиками. Пыталась намотать мои волосы, но те были слишком коротки. Не меняя позы, я скосил взгляд. Веки — прикрыты, едва дрожат. А через некоторое время вовсе сомкнулись. Осторожно положил ее в кроватку и снова сел на диван. В душе что-то двигалось, бурлило, переворачивалось. Я никак не мог успокоиться. Понять — что же происходит. Почему воспоминания о прошлом все чаще беспокоят меня, теребят, сбивают с пути…

Подошёл к двери в детскую комнату. Тишина.

Странное чувство наполнило меня. Словно я стою перед своим прошлым, готов заглянуть, что-то исправить.

Тихонько открыл дверь. Запах вазелина, камфоры и мочи ударил в нос. Что-то душное тошнотворное было заперто здесь долгое время. Не выпускалось наружу.

Посреди комнаты, спинкой ко мне — кушетка. Покрыта серым пледом, под которым угадываются очертания тела. Окно на противоположной стороне плотно зашторено. Яркое солнце полосками прорывается сквозь ткань. Серебрит лучами торчащий острый кончик носа и, лежащие поверх пледа, тонкие сухие кисти рук.