Книга Донское казачество в войнах начала XX века - Наталья Рыжкова

На другой день, 27-го, тронулись дальше, в г. Бамьенчен. Но по отряду разнесся слух, что перед городом нас встретит генерала Мищенко — все сразу встрепенулись. С любопытством и волнением ждали мы этой встречи. Построились мы так, как редко бывает и в мирное время на смотру строгого генерала; а главное, это молодецкий вид казаков! Тепло, от души поздоровавшись, поздравил Мищенко нас с приходом, пожелал нам успеха, счастья! Вызвав вперед г.г. офицеров, он так просто, понятно сделал общие указания в предстоящей нам боевой работе. «Враг хитер; будьте внимательны к обстановке, вперед идите смело, но не горячитесь, помните всегда, что за вами 20–30 нижних чинов, которые пойдут всюду слепо. Не вызванная необходимостью, по вашей неосторожности гибель каждого из них ляжет на вашу совесть! Дай Бог вам успеха!» Не чувствовалось генеральского страха, а напротив, все в нем сразу вселяло веру в него, влекло к этому «дедушке», как его зовут в отряде. В Бамьенчене расположилась вся дивизия кучно биваком; опять затруднения (и большие) в доставке фуража. К счастью, нашу батарею выручили Забайкальцы, уступившие часть своих запасов. Они же, т.е. 1-я и 4-я Забайкальские батареи, пригласили нас, артиллеристов, к себе на обед; обед был устроен на славу в большой, чистой фанзе! На другой день назначена дневка. К сожалению, с утра подул страшный ветер, который поднял целые столбы густой пыли, песку, которые все засыпают, проникают в мельчайшие щелки, так что нет нигде спасения. Чтобы напиться чаю, нам пришлось отправиться в ближайшую фанзу — мрачную, грязную и вонючую, с такими же хозяевами, впрочем, нас это нисколько не смущает; пока эти невзгоды переносятся легко. Весь день, поневоле, пришлось просидеть в палатке, тщательно ее закрывши. Досталось и коням, у которых ветер разносит корм. В этот день узнаем, что решен набег конным отрядом Мищенко и что исходным пунктом назначена д. Ляоянвопа, куда мы и выступаем завтра, 29-го; колесный обоз и офицерские вьюки приказали не брать, и вообще идти налегке; по неопытности, сгоряча мы пошли уж слишком легко. Само известие о набеге встречено нами весело, восторженно. Казаки спокойно-самоуверены, волнения ни капли.

29 выступили часов в 8 утра; ветер нисколько не утихал, так что идти пришлось в сплошном слое песку, порой в 3-х шагах ничего не видно. Смотреть больно, и ни очки-консервы, ни марля не могут защитить глаза, которые и у нас, и у бедных коней сильно воспалены и болят. Ничего подобного до сих пор не испытывал. Переход верст 35, и ночлег в д. Гуюши. Ночуем по фанзам. С вечера принимаются уже настоящие меры по охране ночлега, ибо хунхузы здесь шатаются близко. 30-го утром, еще на биваке, узнаем, что разъезд Сунженцев на рассвете сегодня имел небольшую перестрелку с хунхузами, и что у них ранен один казак легко в ногу, остался в строю. Известие о том, что у нас есть уже обстрелянные, нас прямо обрадовало. Хочется видеть участников этой первой стычки, подробно расспросить их! Гуюши расположены на берегу довольно большой реки Даляохе (Да — большой; Ляо — бог войны; хэ — река). Для переправы через нее в брод пришлось сделать крюк верст в семь, но и то пушки две застряли, и их с помощью казаков с трудом вытащили. Дорога топкая, тяжелая; она проходит по болотистой долине между рекой и пограничным хребтом Монголии. Нам, артиллеристам, идти на молодых, невтянутых конях очень трудно, но мы не отстаем от полков. На привале узнаем, что сегодня и у Гребенцов была перестрелка, что они даже отбили лошадь с седлом. Идем смотреть — гнедая кобыла, небольшая, но хорошо сбитая, немного сыровата, и ноги грубоваты. К концу перехода заморосил мелкий дождь, и топкая болотистая почва скоро превращается в грязное месиво. В Ляоянвопын пришли, когда уже стемнело. Тихая, безмолвная китайская деревушка сразу оживилась, наполнилась молодым здоровым говором; кое-где замелькали огни костров; по улицам задвигались какие-то темные тени.

Офицеры расположились в фанзах, а казаки кое-кто также по фанзам, большинство же в палатках или под навесами из циновок.

На другой день погода прояснилась, но было еще грязно.

Итак, мы на правом крайнем фланге, впереди всех позиций; сознание, что японцы близки, что мы уже вполне в боевой обстановке, нас бодрит. Все ходят, смотрят как-то энергичней, в голосе слышны оживление, уверенность…

Городок почти пуст, до нас в нем похозяйничали японцы и главным образом хунхузы. Поэтому достать ничего нельзя, и мы питаемся свиньями, которых бродит порядочно; казаки усиленно за ними охотятся, пробуя свои шашки, и целый день с разных сторон несется пронзительный свинячий визг. В ханшинном заводе для коней нашли большой запас зерна, чумизы, и казаки сплошной вереницей тянутся туда. Покончив здесь, стали фуражировать по окрестным деревням; несмотря на начало мая, всего много, и мы нужды не испытываем.

2 мая, в 11 час. утра, приехал Мищенко, с ним пришли Уральцы и Забайкальцы. Впереди на темно-сером коне в пальто, с палкой в руках, немного сутулый, едет наш генерал. За ним его штаб — обыкновенные смертные, без обычного шика! Для встречи его и своих новых боевых товарищей вся дивизия выстроилась вдоль дороги. Вот бородачи Уральцы, народ все солидный, на вид основательный; у многих на груди белые крестики. Смотрим мы на них с любопытством и уважением, особенно на георгиевских кавалеров, как будто ждем увидеть в них что-нибудь необычное! Смотрят они на нас несколько свысока, у некоторых как будто и снисходительная улыбка! Что же! Своей удалью они заслужили это право относительно не только нас безусых, молодых! Хороши у них кони: небольшие, крепкие, широкая грудь, на коротких ногах!

За ними несколько угрюмые, без внешнего блеска Забайкальцы, но они бессменно работают с первых дней войны! Сзади наши сородичи, сыны горного Дагестана и Кабарды. Черкески порваны, все потрепано; смотрят они серьезно, ни одной улыбки, гордо! И они заслужили здесь хорошую славу! В строю заметна дисциплина. У них мы также любуемся поджарыми, сухими конями. Как и сами всадники, они более легки, изящны. Кто лучше — решить трудно; и те и другие выдержали год войны! 3-го весь день шел мелкий противный дождик; мы усердно готовились к походу, — все чинится, пригоняется, укладывается.

На биваке у всех тихо, нигде не слышно громкого веселья: в ожидании завтрашнего все невольно сосредоточились; ну да и погода мешала веселью. Утром ушли обратно в Бамьенчен от каждой батареи по два взвода. Грустными они уходили. Вечером слегка поужинали, немного поговорили еще о сборах, и спать, чтобы завтра встать свежими, бодрыми! Но сразу не заснешь, — что нас ждет впереди, где все так ново, полно неизвестного и трудно воображаемого.

До возвращения!

11 мая отряд вернулся из набега на свое старое место, т.е. в д. Ляоянвопын. Могу передать, конечно, только то, что видел сам. Не привожу почти названий мест ночлега, ибо их мы, строевые, не знали, карт у нас не было; да и вообще, относительно местности мы все время были в полной неизвестности; направление движения менялось в день по несколько раз. Идя в набег, я рисовал себе картины чуть ли не ежедневных боев, когда японцев видишь близко. В действительности вышло все так просто, — бой был только раз, 7 мая, японцев видел в бинокль саженей на 600; правда, разъезды имели каждый день небольшие перестрелки. Особенного материального ущерба мы не понесли, но нравственный эффект от неожиданного появления конницы в тылу японских армий был громадный. Так или иначе, высшее начальство сочло набег удачным; Главнокомандующий прислал телеграмму, в которой сердечно благодарит генерала Мищенко и его молодецкий отряд за лихой набег. Всех офицеров разрешено представить к наградам, а нижним чинам пожаловано на сотню по 5, на артиллерийские взводы по 6 знаков Военного Ордена. Первоначально было предположено пустить одну конницу, но Мищенко настоял на необходимости и артиллерии — это слух, который ходил у нас. Переход до Ляоянвопын, однако, показал, что движение без дороги нередко по пескам или по пересеченной местности для тяжелой системы пушки (100 п.) слишком трудно, медленно, а поэтому в набег пошло только по взводу от каждой батареи.