Книга Соната незабудки - Санта Монтефиоре

— Чему мы обязаны удовольствием видеть вас? — спросил он, и его красное лицо расплылось в улыбке.

— Где Одри? — хрипло спросила Эдна, видя, что Сесил пьян. Горячими пальцами схватившись за горло, она опустилась на стул. Неужели Одри сбежала с Луисом?

— Наверху, собирается ложиться спать. Она устала и скучает по дочерям, — равнодушно ответил он.

— О, — облегченно выдохнула Эдна, — тогда я поднимусь к ней.

— Как пожелаете. Боюсь только, сегодня она не в духе. Слишком устала.

Услышав в голосе Сесила гневные нотки, тетя Эдна подумала о том, как много он знает.

Она нашла Одри в ее комнате. Та сидела на подоконнике, бездумно глядя в сад. Тетушка Эдна крепко обняла дрожащую племянницу.

— Бедная девочка, — мягко сказала она, прижимая Одри к себе. — Я знаю, как тебе больно, но ты поступила правильно. Ты очень, очень сильная. Никто, кроме меня, не понимает, сколько смелости и отваги тебе понадобилось, чтобы принять решение!

Спрятав лицо на груди у тетушки, Одри всхлипывала.

— Еще долго тебе будет больно, но со временем эта боль утихнет и останется только грусть. Мне до сих пор не хватает Гарри, но эта утрата больше не причиняет мне боли.

— Зачем же жить, если больше нет любви? — прошептала Одри. — Какой в этом смысл?

— У тебя есть дети, которым нужна твоя любовь.

— Но они так далеко! — Ее голос был едва слышен.

— Ты можешь навестить их.

— Это не то. Несколько недель здесь, несколько там? К кому они прибегут, когда что-нибудь расстроит их? С кем поговорят о своих страхах и тревогах? Кто-нибудь займет мое место в их жизни. Какой смысл иметь детей, если не можешь быть с ними рядом?

— Одри, не говори глупостей! Ты должна взять себя в руки. — Тетушка Эдна крепко сжала ее плечо и посмотрела ей прямо в глаза.

— Не могу. — Одри видела, что тетя от всей души ей сочувствует. — Я просто не могу.

— Я знаю, что Сесил тебе по-прежнему дорог. Даже если ты и не осознаешь этого. Моя дорогая, он так тебя любит! Посмотри на него! Посмотри, что ты с ним сделала! Он слишком много пьет. И давно потерял уверенность в себе. А ведь он был таким энергичным юношей… Неужели ты не видишь, как нужна ему?

— Он оттолкнул меня.

— Тебе придется самой сделать первый шаг. Вы связаны на всю жизнь. — Одри со стоном опустила голову. — Помни старую истину: «Лучше любить и потерять, чем никогда не знать любви»! Я бы ни за что не променяла восемь лет любви с Гарри на целую жизнь с тем, кто был бы мне безразличен. Тебе довелось пережить настоящее чудо и полюбить всем сердцем, но в этой жизни нельзя иметь все. Благодари Бога за детей, ведь некоторые женщины не могут даже зачать, а другие теряют своих детей, как твоя мать утратила Айлу. Не думай о том, что потеряла, помни о том, что имеешь, и береги это.

На лице пожилой женщины появилась сочувственная улыбка.

— Ты можешь замкнуться в своем горе или взять лучшее из того, что уготовано тебе судьбой. Выбирать тебе. Сегодня ты поступила правильно, и потом ты поймешь это. А завтра ты должна сделать все, чтобы спасти свой брак и оставить Луиса в прошлом.

Но чувства Одри были слишком свежими, чтобы размышлять о судьбе своего брака, и прошло еще слишком мало времени, чтобы оставить Луиса в прошлом. Когда тетя ушла, Одри спряталась под одеяло и уснула.

Когда Сесил вошел в свою гардеробную, уже было темно. Он включил свет и тихо прикрыл за собой дверь, чтобы не разбудить жену, которая спала в соседней комнате. Он подошел к туалетному столику. Увидев свое отражение в большом овальном зеркале, Сесил потер подбородок. Он выглядел старым и дряхлым. Глаза утратили блеск, белки пожелтели и стали тусклыми. Кожа приобрела красновато-коричневый оттенок, стала грубой на ощупь, а рот вечно был искривлен недовольной гримасой. Без труда можно было заметить, что ему плохо. Сесил вздохнул и взял Библию в кожаном переплете, к которой он в последнее время часто обращался. Затем, открыв один из ящиков трюмо, достал оттуда маленький ключ. Сесил был чрезвычайно аккуратен, и у всех вещей было специально отведенное им место. Наконец, он вынул маленькую шкатулку орехового дерева, в которой хранил особо ценные вещи, и направился к креслу. Он сел, открыл Библию на том месте, где между страницами была заложена золотистая ленточка, и начал читать. Сесил читал до раннего утра, и с каждым прочитанным псалмом у него становилось легче на душе и он ощущал прилив новых сил. Но один из них заставил его снова задумчиво потереть подбородок, тяжело вздохнуть и другими глазами взглянуть на последние десять лет своей жизни. Этот стих говорил ему больше, чем все остальные вместе взятые. Он остался у него в памяти, став своеобразной мантрой, которую Сесил твердил про себя снова и снова. Когда рассвет озарил небо и воздух зазвенел от птичьих трелей, возвещавших начало нового дня, он отпер ключиком маленькую деревянную шкатулку и вынул свернутый листок бумаги. Развернув его, он пробежал глазами текст. С годами чернила в записке немного выцвели, но слова Луиса не утратили своего значения. Взяв ручку, Сесил написал библейский стих в самом низу листка. Он еще раз перечитал записку, прежде чем снова свернуть ее и спрятать в деревянную шкатулочку. Затем закрыл ее и положил ключик на отведенное ему место.

Следующие несколько недель тянулись бесконечно долго. Одри искала отдушину в рутине повседневных домашних забот. Она изобретала множество дел, лишь бы заполнить свой день. Время тянулось так, словно стрелки часов остановились под тяжестью печали, а небо стало серым и мрачным, поливая пампу тяжелым проливным дождем. Влажность была удушающей. Борясь с болью и разочарованием, Одри всю свою энергию направила на то, чтобы начистить столовое серебро и медные ручки, разобрать вещи в старых сервантах и побросать в коробки с надписью «благотворительность» все вещи, скопившиеся за долгие годы, но так ни разу и не надетые. Затем она сходила в парикмахерскую и коротко остригла свои блестящие кудри.

И, наконец, в последний раз сыграла «Сонату незабудки». Торжественно, словно исполняя некий известный только ей ритуал, она поставила табурет, присела, подняла крышку пианино и легко коснулась пальцами клавиш. Она закрыла глаза и сделала три глубоких вдоха. С каждым вздохом она ощущала, как напряжение отпускает свои тугие сети, освобождая ее, по крайней мере, от внешних признаков того, что ее дух сломлен. Однако душевные раны так никогда и не заживут полностью. Ее пальцы начали медленно двигаться по клавишам.

В воображении она снова видела себя юной девушкой, чье сердце любовь еще только начинает обвивать своими сладкими путами, подчиняя ее себе в первый и последний раз. Она видела прекрасное лицо Луиса, беззащитность в его глазах, которая так не вязалась с выражением уверенности, которое он старался придать своему лицу. Она представила его широкую заразительную улыбку, которая так часто появлялась на его губах, пока разочарование не отобрало у него радость и надежду, оживила в памяти его поцелуи, способные заставить реальный мир исчезнуть и перенести ее в недосягаемый мир их общих мечтаний. Затем, пробудившись от своих грустных мыслей, Одри закрыла крышку пианино. «Теперь пусть собирает пыль, — сказала она себе. — Потому что я больше никогда не буду играть».