Книга Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо

– В таком случае мы должны условиться еще об одном: если ты не поддержишь эту идею, то позволь мне с моим новым другом доктором осуществить ту ее часть, которая касается нас двоих, так как ты при этом никаких убытков или ущерба не понесешь.

– Позволяю все, Уильям, только не позволю покинуть меня. Я с вами ни при каких условиях не могу расстаться.

– Да я и не собираюсь расставаться с тобой, если ты сам того не захочешь. Но пообещай выполнить эти условия, и я смогу говорить откровенно.

Я пообещал это, как только мог торжественно, но в то же время так серьезно и искренно, что Уильям мог без всяких сомнений поделиться со мною своими замыслами.

– Для начала, – сказал он, – я спрошу, не думаешь ли ты, что и ты сам, и твои подчиненные достаточно богаты и набрали столько добра (сейчас речь не о том, каким именно образом они его набрали), что, вероятно, даже не знают, как с ним быть?

– Говоря по чести, Уильям, – ответил я, – вы совершенно правы. Думаю, нам основательно везло.

– В таком случае, если тебе этих богатств достаточно, не думаешь ли ты бросить это ремесло? Большинство людей оставляют свои дела, когда удовлетворены тем, что ими скоплено, и считают, что уже достаточно богаты. Ведь никто не трудится ради самого труда, и уж во всяком случае никто не грабит ради грабежа.

– Теперь, Уильям, я вижу, куда вы клоните. Готов биться об заклад, что вы затосковали по родине.

– Ты рассуждаешь верно, и я надеюсь, что у тебя та же тоска. Для большинства людей, проживающих на чужбине, естественно желание вернуться наконец на родину, особенно когда они разбогатели, – если они очень богаты, каким ты считаешь себя, и если они к тому же настолько богаты, что не знают, как поступить с добавочным богатством, окажись оно у них.

– Итак, Уильям, – сказал я, – вы считаете, что изложили доводы так, что мне нечего возразить. То есть что, будь у меня достаточно денег, было бы естественно, если бы я стал думать о возвращении домой. Но вы не объяснили, что понимаете под словом «домой». Здесь мы с вами расходимся. Поймите же, что я дома! Здесь мое жилище. И всю жизнь иного у меня не было. Я воспитывался в приходе, из милости. Так что у меня нет желания куда бы то ни было возвращаться – богатым ли, бедным ли, – ибо мне возвращаться некуда.

– Как, – Уильям несколько смутился, – разве ты не англичанин?

– Я думаю, что англичанин. Вы же слышите, что я говорю по-английски. Но из Англии я уехал ребенком и возвращался туда с тех пор, как стал взрослым, всего один раз. Да и тогда меня обманули и так дурно со мной обращались, что мне безразлично, увижу я ее еще раз или нет.

– Как, неужели у тебя там не осталось ни родных, ни друзей, ни знакомых?! – воскликнул он. – Никого, к кому бы ты питал родственные чувства или хоть какое-то уважение?

– Нет, Уильям, – сказал я. – В Англии их у меня не больше, чем при дворе Великого Могола.

– И ты не испытываешь никакого чувства к стране, в которой родился?!

– Не более, чем к острову Мадагаскар. А пожалуй, еще меньше. Ведь Мадагаскар не раз, как ты знаешь, оказывался для меня счастливым местом.

Уильям был поражен моими словами и замолчал.

– Продолжайте, Уильям. Что вы еще хотели сказать? Ведь у вас были кое-какие идеи, так выкладывайте их.

– Нет, – отрезал Уильям, – ты заставил меня замолчать, и все, что я собирался сказать, отменяется. Все мои замыслы рухнули.

– Пускай так, Уильям, но дайте же мне услышать, в чем они состоят. Хотя мне с вами никак не по пути, хотя у меня нет ни родных, ни друзей, ни знакомых в Англии, все же я не могу сказать, что настолько люблю разбойничью жизнь, чтобы никогда от нее не отказаться. Я хочу послушать, что ты можешь предложить мне взамен.

– Да, друг, – сказал Уильям, – и это серьезно: есть кое-что взамен нее.

Он казался тронутым, и, кажется, даже слезы появились у него на глазах. Но я был слишком закоренелым негодяем, чтобы растрогаться, и рассмеялся.

– Что?! – воскликнул я. – Вы думаете о смерти? Готов биться об заклад, что так! Смерть полагается в конце этого промысла. Ну что же, пускай она явится, когда придет время. Все мы обречены на смерть.

– Да, – сказал Уильям, – это правда. Но надо устроить как-то свою жизнь, прежде чем придет смерть.

Он произнес это страстно, видно, озабоченный мыслями обо мне.

– Хорошо, Уильям, – сказал я, – благодарю вас. Я, быть может, не настолько бесчувственный, как кажусь. Так говорите, какое у вас предложение.

– Мое предложение, – сказал Уильям, – имеет целью твое благо в такой же степени, как и мое собственное. Мы можем положить конец такой жизни и покаяться. И я думаю, что в этот час нам обоим предоставляется лучшая возможность для этого – какая, в сущности, вообще может представиться.

– Послушайте, Уильям, изложите ваш замысел, как положить конец нашему теперешнему образу жизни, ведь об этом идет сейчас речь, а о другом мы поговорим впоследствии. Но давайте сначала выберемся из этих адских условий, в которых находимся.

– Верно, в этом ты совершенно прав. Мы не можем говорить о раскаянии, пока продолжаем пиратствовать.

– Это, Уильям, я и хотел сказать. Нам, верно, следует выразить сожаление в том, что сделано, а если нет, значит, я неверно представляю себе, что такое раскаяние. Об этом я, по правде говоря, знаю очень мало, но что-то подсказывает мне, что сначала мы должны бросить это скверное занятие, и в этом я помогу вам от всего сердца.

По выражению лица Уильяма я понял, что мое предложение ему было по душе. Если слезы стояли у него в глазах и раньше, то теперь их было больше. Но это были слезы по другой причине. Он был настолько полон радости, что не мог говорить.

– Послушайте, Уильям, – сказал я, – вы достаточно ясно заявили, что у вас благие намерения. Возможно ли, по-вашему, положить конец нашей злосчастной жизни здесь и выбраться отсюда?

– Да, – сказал он, – для меня это вполне возможно. Но возможно ли это для тебя, это зависит от тебя самого.

– Хорошо, – сказал я, – даю вам слово, что подобно тому, как я приказывал вам с момента, как посадил вас к себе на корабль, с этого часа вы будете приказывать мне, и все, что вы ни скажете, я выполню.

– Ты все предоставляешь мне? Ты говоришь это искренне?

– Да, Уильям, искренне, и честно выполню.

– В таком случае, – сказал Уильям, – вот в чем заключается мой замысел. Сейчас мы находимся в устье Персидского залива. Здесь, в Сурате, мы продали столько добра, что денег у нас достаточно. Отправь меня в Бассору[140]на шлюпе, загрузив его оставшимися у нас китайскими товарами. Их хватит на полный груз, и, уверяю тебя, в качестве купца мне удастся разместить часть товаров и денег среди тамошних английских и голландских купцов так, чтобы мы смогли воспользоваться ими при любых обстоятельствах. А когда я вернусь, мы уладим остальное. Ты же в это время убеди экипаж отправиться на Мадагаскар по моему возвращению.