Книга Связанные поневоле - Галина Чередий

Уснуть мне удалось только ближе к утру, и к тому моменту я себя уже успела накрутить до предела, убить в своих мыслях и Монтойю, и его баб всеми известными мне способами и даже устать от злости.

«Мои ребра болят, я не могу дышать от того, что он навалился на меня всем своим огромным весом. Я вырываюсь изо всех сил, вдыхая отвратительный запах перегара, но он такой сильный. Я вижу его огромную ладонь, которой он уперся в пол около моей головы. Второй рукой он давит на мой затылок, так сильно, что мне кажется, моя голова сейчас лопнет.

— Ты будешь мне подчиняться, маленькая проклятая сучка! — орет он. — Я заставлю тебя, дрянь. Будешь землю под моими ногами жрать!

Я чудом изворачиваюсь и кусаю руку, что перед моим лицом, сжимая челюсти, как только могу. Чувствую вкус его гнилой крови. Ненавижу! Как же я его ненавижу. Жуткий рев вырывается из его горла. Он вскакивает, хватает меня за волосы и швыряет об стену. Воздух выбит из легких. Мне так больно, но я даже кричать не могу, потому что грудная клетка отказывается слушаться меня.

— Калеб, умоляю! — слышу я плач мамы. Почему она всегда только плачет и умоляет? Терпит и плачет! Почему никогда не сопротивляется, не дерется с ним? В голове мутится от недостатка кислорода, но я не хочу сдаться.

— Пошла отсюда на хрен, тупая тварь! Это ты породила эту упертую дрянь! — вопит он, приближаясь ко мне. Его лицо красное, потное и перекошенное в диком гневе. Глаза совершенно сумасшедшие, налитые кровью. Он опять в том состоянии, когда уже не может остановиться.

— Я научу тебя подчинению! — рычит он и, наклоняясь, хватается за мою рубашку на груди. — Ты бесполезное создание, такая же, как твоя никчемная мать! Вы, две подлые твари, все мне испортили! И ты еще смеешь мне не подчиняться?

Он дергает за рубашку, раздирая ее у меня на груди, и я кричу, пытаясь прикрыться. Мое тело скользит по полу, и он буквально падает на меня всем весом, а я ору что есть мочи от ослепляющей боли в сломанных ребрах. Но ему плевать. Он подминает меня под себя и рвет одежду, раня кожу. Я ловлю его взгляд и понимаю, что в этот раз он не остановится. Он собирается сотворить со мной нечто такое, после чего я не смогу жить или стану такой же сломанной, как моя мать. Именно это ему и нужно, и совершенно плевать, какой ценой он этого добьется. Мама рыдает и умоляет его, но, как обычно, ничего не делает. Ее страх и покорность всегда оказываются сильнее любви ко мне.

Грубые руки хватают меня за такие места, где не должны быть ни за что на свете. Только не его! В этот момент я понимаю, что буду драться как никогда в жизни. Должна победить или лучше умереть.

— Тварь, — хрипит он у самого моего лица, душа смрадным дыханием. — Ты будешь пресмыкаться передо мной. Я тебя сломаю, растопчу на хрен в пыль! Ты будешь, твою мать, покорной!

И я начинаю биться за себя, за свою свободу, за свое тело и свой разум…»

Я буквально падаю с постели, вся мокрая от пота и трясущаяся. Каждая мышца лопается от напряжения и боли, словно я опять дралась за свою жизнь прямо сейчас. Меня тошнит, и голова, кажется, должна лопнуть, трогаю дрожащей рукой свои ребра. Я знаю, что они сейчас целы и не могут болеть. Но все равно, чтобы снова нормально вдохнуть, мне нужна вся моя сила воли. Как давно мне это не снилось? Как давно я смогла запихнуть это воспоминание так глубоко, что уже решила, будто свободна от него? Три года? Нет, больше. Этот кошмар не возвращался с того времени, как в моей жизни появился Дин и она стала относительно стабильной. Но что же заставило выпрыгнуть мое уродливое прошлое из глубин сознания? Что выволокло на поверхность эту мерзость?

Я заставляю себя нормально дышать и постепенно отодвигаю эти болезненные картины обратно туда, откуда они вынырнули. Вдох-выдох. Шаг за шагом прочь от этого, превращая кошмар в нечто неотчетливое. Я в совершенстве научилась делать это, тренировалась годы напролет, чтобы не позволить себе обезуметь или совершенно развалиться на куски. Долгий обжигающий душ помогает вымыть всю гадость изнутри и снаружи. Больше спать не ложусь и варю кофе. Боже, ну почему у меня он получается как помои, тогда как у этого засранца Монтойи просто восхитителен. Кажется, в качестве кухарки я совершенно безнадежна.

До того времени, как нужно отправляться на встречу с Пробсом, я вяло ковыряюсь в своих рабочих файлах, делая какую-то незначительную работу. Перед выходом проверяю наличие диктофона в сумке.

Обмануть Камиля оказалось настолько легко, что мне даже стыдно перед ним стало. Очень захотелось увидеть его лицо, когда он поймет, что упустил меня. Едва я вышла через служебный вход, неприметный зеленый седан мигнул мне фарами и медленно двинулся навстречу. Я практически на ходу скользнула на заднее сиденье.

— День добрый, госпожа Мерсье. Мы готовы отправляться? — Сегодня адвокат не улыбался.

— И как можно быстрее.

Мы вырулили с заднего двора института и влились в общий поток автомобилей. Вскоре добрались до уже знакомой стоянки федеральной тюрьмы. Но в этот раз, пройдя через пропускной пункт, Пробс повел меня вокруг большого здания, к другому входу. Судя по надписи, это тюремный лазарет.

Мы быстро вошли внутрь, и Пробс затащил меня в один из кабинетов. Там уже был очень полный и сильно потеющий лысый мужчина. От него пахло страхом так сильно, что просто дышать было нечем.

— Здравствуйте, док… — начал Пробс.

— Никаких имен, ради Бога, — тихонько взвизгнул перепуганный субъект. — Вы хоть представляете, как я рискую?

Он это у меня, что ли, спрашивает? Мне должно быть до этого дело?

— Прекрасно представляю, любезнейший, — оскалился адвокат, но в этот раз улыбка была жесткой. — Однако ваши услуги достойно оплачиваются, к тому же вы ведь понимаете, что отказаться не можете?

Толстяк затряс головой, будто у него тик.

— Одевайтесь, — сунул он мне в руки одежду. Это был халат и чепчик. Что, теперь я, типа, медсестра? Мило.

— Вы хоть понимаете, на что идете, собираясь остаться с ним наедине? — слегка запинаясь, тихо спросил он.

— Док, не суйтесь не в свое дело! Вам не за это платят. Лучше объясните даме, что ей следует делать, — грубо одернул его Пробс.

— Мы войдем в зону лазарета, нас пропустит охранник Он тоже в деле. У вас будет не больше часа на беседу, потому как все начальство сейчас на совещании. Я проведу вас в палату Велша, но там вы сами за себя.

— Как вам это удалось провернуть? — удивленно спросила я у Пробса.

— Дорогая, деньги, связи и некоторая информация творят чудеса. Просто мне никто не отказывает. А если и пытается, я нахожу способы убедить его.

Меня передернуло от его ухмылки. Да уж, этот господин адвокат ничуть не лучше, чем те подонки, которых он защищает. И понятно, что за мою защиту он взялся отнюдь не ради меня самой. Так что деньги, что ему платит Монтойя, это только, так сказать, приятный бонус, а не самоцель. Но по большому счету мне плевать.