Книга 100 дней в кровавом аду. Будапешт - "дунайский Сталинград"? - Андрей Васильченко

Ближе к полуночи бои в окрестностях Сенной площади и плошади Селля Кальмана стали затихать.

Обгоревшие остовы машин еще долго «украшали» улицы послевоенного Будапешта

«Несколько часов спустя, когда мы с дядюшкой Билли еще раз вышли на Сенную площадь, то там скопилась большая толпа, которая инстинктивно пыталась направиться тем же самым путем, что и предполагал план прорыва. Мы присоединились к более компактной группе. Единого командования не было. Движение по площади не было равномерным. Можно было выделить несколько потоков, которые иногда были направлены совсем в разные стороны. В ночи они брели куда-то, по всей видимости, не имея ни малейшего понятия, зачем они делают это. Насколько я помню, мы с дядей Билли и его адъютантом достигли улицы Бимбо. Вдруг мы услышали лязг гусениц танков — вокруг внезапно все утихло. Мы тут же бросились на землю поближе к забору или стене дома, чтобы нас никто не заметил. Там было очень темно. Лязг траков становился все громче и отчетливее, пока, наконец, машины с жутким грохотом не промчались мимо нас. На этот раз наше ощущение, что советские танки были абсолютно слепыми в темноте, подтвердилось. Их использование в ночи и сумерках едва ли могло увенчаться успехом».

Но не все немецкие офицеры растерялись в этом кровавом хаосе. Гельмут Вольф, позже продолживший свою службу в бундесвере в чине полковника, а тогда еще бывший подполковником дивизии «Фельдхеррнхалле», осознал, что прямолинейное движение вперед по аллее Олас было невозможно. Тогда он отдал приказ своему батальону прорываться к Кровавому лугу, а затем по улице Кекгой. Прорыв в столь неожиданном месте увенчался успехом. Немецкие солдаты смогли прорвать советскую линию обороны, не встретив серьезного сопротивления. В сумерках они смогли Добраться до большой вершины Швабской горы, за которой Уже лежала деревня Будакеси. Здесь немецкий батальон смог объединиться с еще одной большой группой отступавших, которая насчитывала около 2 тысяч человек. В итоге общая численность этой боевой группы составила 3 200 человек.

Количество нахлынувших солдат, которые пытались вырваться из окружения, шокировало многих красноармейцев. Особое изумление у них вызвал животный фанатизм, с которым немцы и венгры, несмотря на колоссальные потери, пытались двигаться вперед. Именно этим объяснялась паника, возникавшая в советских частях — то тут, то там. Об этих событиях было записано в дневнике Юдит Лихтенберг, которая была задержана частями НКВД. В ту ночь она пыталась прорваться от поля Леопольда в направлении больницы Святого Яноша.

«На улице Кутфельд скопилась огромная орава солдат. В итоге нам пришлось долгое время простоять у высокого забора одного из самых прекрасных загородных домов. По своим размахам сцена была достойна киностудии MGM. Лошади ржали и вставали на дыбы. Они пугались воющих сирен. Орущие солдаты пытались вытолкать из снежных завалов застрявшие автомобили. Через всю эту массу подобно слонам пробирались грузовики. На этой узкой и кривой улочке все эти неизвестные мне люди, лошади и машины создавали ужасную сутолоку. Я смотрела сверху на всю эту сцену, в которой правили страх, ужас и ненависть… После того как толпа рассосалась, разбившись на отдельные группы, мы смогли достичь улицы Бела-кирай. А затем по путепроводу добраться до железной дороги. Мы не достигли нашей цели — добраться до Фаркашрета (Волчьего луга). То тут, то там мы видели огоньки от выстрелов из вражеских винтовок. Однако это меня уже не беспокоило — я привыкла к выстрелам. В итоге я прибилась к длиннющей колонне, которая стояла в ожидании чего-то. Огня от выстрелов больше не было видно, я только слышала винтовочные щелчки. Но внезапно выстрелы стали раздаваться очень близко. Раздались немецкие фразы. Кто-то кричал по-немецки: «Здесь, здесь!» Петер, который шел рядом со мной и постоянно потирал ладони от холода, не взглянув даже на меня, бросился на землю и попытался укрыться за легковым автомобилем. «Смешно, — подумалось мне, — каким жалким трусом ты оказался». Отдельные хлопки выстрелов сменились треском залпов. Советские солдаты, которые бежали вперед, резко стали отступать. Я поняла, что они были больше знакомы с войной, чем я… Я натолкнулась на сержанта, который крикнул по-русски: «Девочка, пошли» — и схватил меня за руку, потащив назад. Мы бежали до следующей усадьбы, где и остановились. Мы оказались на опорном пункте. И тут я поняла, что мне, девушке, одетой в гражданское платье, шляющейся среди ночи по полю боя, надо бы объясниться. Мне стало страшно обидно. Я крикнула ему: «Стой, русский солдат. Пуф-пуф германцев». Очевидно, он понял, что я требовала от него, чтобы он отстреливался. И этого от него требовала я, советская пленница! Он ответил: «Я не командир». Я крикнула ему, перебивая шум боя: «Вы не командир. Я командир!» Я хотела организовать оборону. Но что мы могли сказать закаленным в боях солдатам, которые прошли сквозь бои на Волге и Дону, здесь, на улице Бела-кирай? Сержант оттолкнул меня в сторону и сказал: «Паника!» Я тоже видела, как распространялась паника. Рядом со мной ругался тип в меховой шапке. Немцы были очень близко. Они приближались шаг за шагом. И колонна советских солдат, отвешивая проклятия, отступала. Многие бежали как только могли. Я потеряла из виду сержанта, когда меня за руку схватил фронтовой повар. Мы бежали до тех пор, пока я, обессилевшая, не упала лицом в снег. Передо мной возникло колесо автомобиля. Я закричала. Мой крик услышали. Распахнулась дверь — из нее выглянул офицер. Он о чем-то поговорил с поваром. После этого повар отнес меня к ближайшему дереву и прислонил к его стволу. Затем он услышал из движущейся толпы крик: «Пошли», и растворился в ней… После того, как мы достигли Будакеси, я обернулась на улицу Куреклеши, и мне предстала странная картина. Красная Армия отступала в направлении деревни. Солдаты шли в три ряда… Это походило на форменное бегство».

По словам очевидцев, у подножия Будайских гор утром висел густейший туман. Именно под его прикрытием рвущиеся из кольца окружения солдаты смогли продвинуться к Швабской горе. Оттуда они направились к северу в направлении гор Лато и Хармашхатар. Из города в этом направлении удалось вырваться 16 тысячам человек.

Глава 3 Путь по Чертовой канаве

План прорыва, утвержденный Пфеффером-Вильденбрухом, предусматривал, чтобы штабы немецкого и венгерского корпусов в сопровождении ударной группы оберфюрера СС Дёрнера, состоящей из 500 человек, а также часть зенитчиков и немецких летчиков, под землей, миновали канал Чертова канава. Наружу они должны были выбраться уже в 2 километрах за линией советской обороны. Вход в этот подземный ход находился поблизости от так называемого «большого замкового туннеля» в 2 километрах перед советскими позициями. То есть общий путь под землей должен был составить около 4 километров.

Известный своими симпатиями к немцам комендант Будапешта Иван Хинди в 15 часов лично пришел к Пфефферу-Вильденбруху. Позже на допросах он показал: «Так как 11 февраля установленные нормы продовольственного снабжения подходили к концу, то я хотел бы поговорить с Пфеффером-Вильденбрухом. На основании имевшейся договоренности, которая была заключена нашими адъютантами, в 3 часа дня я пришел к Пфефферу-Вильденбруху. Прежде чем я начал излагать свою просьбу, он стал сам говорить со мной. Он сообщил, что пригласил меня для того, чтобы обсудить два предписания. Одно касалось того, что прорыв должен был начаться в 7 часов вечера этого же дня. Я ответил, что нахожу странным, что со мной обсуждаются подобные вопросы, так как раньше такого не было. До этого мое мнение вообще никого не интересовало. Наши венгерские части были подчинены немцам. Он заявил, что часть вопросов обсудил со своими командирами дивизий накануне вечером. А так как продовольствие заканчивалось, то надо было что-то предпринимать. Я повторил еще раз, что если со мной хотели согласовывать подобные вопросы, то надо было, по крайней мере, заблаговременно предупреждать об этом. Поскольку до начала прорыва оставалось чуть больше трех часов, то я не был уверен, что смогу принять все необходимые меры».