Книга Дорога-Мандала - Масако Бандо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прикрыл валявшиеся в хижинах тела найденными поблизости циновками, напоил водой умирающих детей, мужчину и женщину и смертельно устал от всего этого. Хоть он и был раздосадован грабежом, учинённым паломниками, но, уступив чувству голода, поел овощей с грядок и, подобрав пару похожих на малайское манго плодов, разгрыз их. После этого его снова охватило странное щемящее чувство, и он, как обиженный ребёнок, повернулся ко всем спиной.
— Почему у тебя такой скучный вид? — Юное существо непонятного пола подошло к нему и село рядом. Вопрос прозвучал как всегда безмятежно, без тени недовольства.
— Ты задумывался о том, что паломничество к Якуси — это путешествие, которое никогда не кончится и никуда не приведёт? — с вызовом спросил Рэнтаро.
На тонких губах юного существа проступила нежная улыбка:
— Ну, во всяком случае, это лучше, чем бездействовать, ничего не предпринимая.
— Если уж ничего не предпринимать, то можно было бы не воровать у людей съестные припасы.
Юное существо слегка удивилось, будто на него возвели напраслину.
— Мы все изгнаны из круга людей. Всё одно как если бы нам сказали: «Умрите!» Но кто решит, умереть нам или жить?
Рэнтаро посмотрел на сидевших чуть поодаль паломников. Однорукая женщина своей единственной рукой гладила младенца по щеке. Женщина с шишкой на лбу, глядя на них, смеялась. Старик кормил рыжего зайца травой, рослый мужчина, растянувшись на земле, громко храпел. Конечно, никто не мог решить, жить или умереть этим людям, и Рэнтаро ответил:
— Никто не может этого решить.
— Да. И потому мы идём Дорогой-Мандала. Мы не знаем, жить нам или умереть, мы просто идём по дороге.
— Но разве не вы сами должны принять решение?
Юное существо фыркнуло:
— Ты думаешь, люди, начисто всё позабывшие, могут что-то решить?
Ах да, забыть обо всём. Рэнтаро отправился в это путешествие по новым местам, пытаясь позабыть и о Ёко, и о своей семье, и о Сае. Это был отказ самому себе решать собственную судьбу. При слове «собственная судьба» перед мысленным взором Рэнтаро мелькнули и исчезли образы воспоминаний. Первое путешествие по новым местам вместе с отцом. Горькие слёзы во время ночлега из-за боли в ногах и плечах. Ежеквартальные посещения домов клиентов, во время которых те радостно сообщали, что лекарства им помогли. Как его, ещё плохо знавшего местный язык, бранили в лавке Тамии в Сингапуре. Первая встреча с Саей. Её разом просветлевшее смуглое лицо, когда он кинул ей воздушный шарик. Ёко, стыдливо не поднимавшая головы во время смотрин. Он, не отводивший глаз от её хрупкого затылка. Переполнявшая его и готовая вот-вот прорваться радость от невесомости и тепла, которую он почувствовал, держа на руках своего первенца. Походы по малайским лесам вместе с Саей. Силуэт повзрослевшей девушки, легко ступавшей по земле своими маленькими ножками. Жизнь в доме в Кота-Бару, где он целыми днями сжимал её в своих объятьях и занимался с ней любовью. Волнение, нахлынувшее на него, когда он получил от Асацугу пастельный рисунок с надписью «папа». Все эти сцены составляли жизнь Рэнтаро. И Ёко, и Асацугу, и Кикуо, и Тано, и Исаму, а теперь ещё и их будущий с Саей ребёнок — все они были частью его жизни. И негоже было ему убегать от них. Но ему хотелось только удовольствий, а от трудностей он стремился убежать. Но жизнь людей состоит не только из радостей, но и из печалей.
«И сам я такой же, как эти паломники. Мне ничего не остаётся, как идти Дорогой-Мандала, не ведая, жить мне или умереть». Неожиданно ему вспомнился тот молодой человек по имени Асафуми. Когда сам он решил присоединиться к процессии паломников, он подумал об этом молодом человеке как о безрассудном глупце, подвергшем себя огромному риску. Но, может быть, дело обстояло иначе?
Именно он, Рэнтаро, беспечно отправился в путь по Дороге-Мандала, думая только о собственной безопасности. Но он никак не думал, что это лишь ведущая в никуда, нескончаемая, затерянная дорога. Тот молодой человек, по крайней мере, выбрал свой собственный путь.
Рэнтаро неожиданно встал.
— Я ухожу.
Юное существо испуганно посмотрело на него.
— Куда?
— Домой.
Где его дом, он не знал, но думал только о нём.
Юное существо обратилось к уже собравшемуся было идти Рэнтаро:
— Уже ночь. Идти ночью опасно!
Рэнтаро посмотрел на дорогу перед хижиной. Освещённая лунным светом тропа терялась среди чёрных гор. В этом мраке его подстерегало множество опасностей.
Но если упустить этот порыв, завтра от него наверняка не останется и следа. И он вновь будет идти Дорогой-Мандала. Этой вечно ведущей в никуда дорогой.
Не обращая больше внимания на юное существо, Рэнтаро вступил на тёмную тропу.
Из-за перегородки доносилось сонное дыхание Исаму. В тесной комнате, заставленной книжными полками, Сидзука вслушивалась в мерные звуки своего дома. Человеческое тепло спустя долгое время вернулось сюда.
Когда они вернулись из Оояма, был уже вечер. Исаму опоздал на экспресс в Осаку, и когда сказал, что поищет бизнес-отель в Тояме, Сидзука предложила ему переночевать у неё. Ей было неловко приглашать в дом мужчину в отсутствие мужа, но Исаму приходился Асафуми дядей. И она убедила себя, что он им вовсе не посторонний. И главное — это ведь из-за неё, Сидзуки, он не успел на электричку.
Хоть Исаму и колебался, но в конце концов согласился, сказав: «Ведь этот дом для меня полон воспоминаний о маме и об отце». Доехав на машине до ближайшей автозакусочной, они поужинали. Затем она освободила для Исаму гостиную, которая всегда служила им спальней, а себе постелила в соседней комнате.
Поскольку перед сном они с Исаму выпили виски, она сразу же провалилась в сон. Но среди ночи почему-то проснулась. Проснувшись, она вспомнила слова, сказанные сегодня Дзюнко. Та рассказала, что живёт в Киото. Работает в финансовой конторе, время от времени посылала отцу кое-какие деньги. Живёт одна. «Наверное, потому что я насмотрелась в детстве на отца, отравлявшего жизнь матери, мне не захотелось выйти замуж», — призналась Дзюнко.
Она сказала, что решит, как быть с похоронами Охары, после того, как из Токио приедет старший брат, и, похоже, осталась дожидаться его в больнице. Когда они выходили из больницы, Сидзука оглянулась на одиноко сидящую в комнате ожидания Дзюнко. Та напомнила ей Охару, в одиночестве разжигавшего костёр в деревне поселенцев. И ей показалось, что живший войной старик бросил тень и на судьбу своей дочери.
Ей захотелось в туалет. Пройти туда можно было только через гостиную. Она хотела было перетерпеть, но мочевой пузырь был полон. В конце концов решившись, Сидзука встала. Тихонько отодвинув перегородку, она заглянула в комнату. Исаму говорил, что хочет заснуть, любуясь садом, и потому шторы не были задёрнуты. Свет от фонаря перед входом слабо просачивался сквозь стеклянную дверь веранды. Благодаря этому она различила мебель и разложенную постель. Тихонько обойдя её, она вышла к раздвижной двери, ведущей в коридор. Исаму по-прежнему безмятежно спал. Она облегчённо вздохнула.