Книга Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - К. Рехаге

Вечером я прохожу мимо разрушенного поселка. Посреди пустыни – полдюжины заброшенных бараков. Я стою на дороге, смотрю на них и размышляю, как давно здесь могли жить люди. Кто-то тихо зовет меня, перекрикивая ветер. Из одного дома выбегает человек и машет мне рукой. Я поднимаю руку и машу ему в ответ, поворачиваюсь и иду дальше. Место кажется мне зловещим. Пустыня, развалины, голос мужчины, звучащий мне вдогонку.

– Иди сюда! – кричит он.

Я вспоминаю Якуба и думаю о том, как легко можно ошибаться. Я останавливаюсь. На пустыню опускается вечернее солнце. Мужчина побежал мне навстречу, он машет обеими руками. Я сворачиваю с дороги и иду в сторону заброшенных домов к зовущему меня человеку.

… – Мы здесь вдвоем, мой коллега и я, – говорит господин Ню и наливает мне стаканчик чая. Он улыбается, точнее, пытается улыбаться. Его лицо плохо ему подчиняется, да и речь дается нелегко. Спотыкаясь и корча рожи, он борется за каждое слово, и видно, как он страдает, если ему не удается что-то произнести.

Этот господин Ню мне нравится. У него фигура великана, крепкие плечи и сильные руки, при этом он нежный и приветливый, как изваяния божества Гуаньинь, покоящиеся во многих храмах страны.

– Мы охраняем старый золотой прииск, – говорит он, – а ты будешь нашим гостем!

Когда-то здесь жили несколько дюжин рабочих и выкапывали золото, пока это не перестало приносить выгоду. Сегодня о них напоминают только разрушенные бараки и осколки пивных бутылок, хрустящие под каждым моим шагом. На мой вопрос, что же именно они здесь охраняют, господин Ню смотрит на меня, как будто я задаю глупые вопросы:

– Отсюда ничего не должно исчезнуть!

Я киваю, так и не поняв, что именно он имеет в виду.

Его коллега – угрюмый и толстый. Он молча сидит в углу и смотрит на нас, пока господин Ню объясняет мне, что они тут делают. Они оба охраняют прииск, каждый живет в своем бараке вместе с огромной собакой. У них есть вода, но нет электричества, раз в неделю им доставляют еду. Летом здесь сорок градусов тепла, зимой минус тридцать. Люди живут за много километров отсюда.

– Здесь лучше, чем где-либо еще, – говорит господин Ню, и растягивает лицо в ухмылку. Ему виднее. Раньше он охранял шахту в горах, отрезанную от дорожной сети.

Я пью чай, потом хозяин провожает меня в один из бараков. Собаки злобно лают, когда я прохожу мимо них. В комнате стоят кровать и стол. Хозяин ставит на стол бутылку со свечой.

– Свет! – выдавливает он из себя и протягивает мне кувшин с теплой водой и растворимый суп. Он машет на прощание рукой.

Я смотрю на пакетик супа: я никогда раньше не видел этой марки, кроме того, срок годности супа уже истек. Долго же он его хранил.

Ночью меня доводит до белого каления мышь. Она ждет, пока я задую свечу, выбегает из норки, носится по столу и поедает мои кексы. Я включаю налобный фонарик и вижу, как она убегает в темноту. К моему несчастью, она находит пластиковую упаковку и устраивает с нею целый спектакль с танцами.

Телефон почти сел, а я позабыл зарядить запасной аккумулятор. Я отправляю Джули эсэмэс, в которой рассказываю ей о мышке, и прежде чем заблокировать телефон, смотрю несколько секунд на голубоватое мерцание экрана. Мышь истерично шуршит упаковкой. Я думаю, стоит ли поймать ее в надрезанную бутылку, как объяснял учитель Се. С этой мыслью я засыпаю.

На следующее утро я стою в кухонном бараке и держу в руке цент. Я протягиваю его господину Ню на память, это последняя европейская денежка, которую я нашел у себя. Он берет крошечную монетку обеими руками, и я вижу, как он радуется.

Я перевел глаза на толстяка. Он опять сидит в углу и ревниво смотрит на нас. Я роюсь в кармане, но не нахожу там ничего, кроме одной из моих визиток.

– Передай это твоему другу, – говорю я господину Ню.

Он смущенно смотрит на меня.

– Это не мой друг.

Мы находимся в кухонном бараке старой шахты, вокруг пыльно и темно, толстяк сидит в углу, а господин Ню возвышается надо мной, словно великан.

– Пойдем со мной, – говорю я ему, и мы выходим наружу, на яркий дневной свет. Воздух сухой, жарко. Я слышу, как ворчит одна из собак.

– Если этот человек тебе не друг, кто он тогда? – спрашиваю я.

– Коллега.

Прежде чем я задаю следующий вопрос, я уже знаю ответ на него.

– Вы друг друга терпеть не можете?

Мышцы его лица заработали, челюсти жуют что-то, глаза напряженно смотрят. Потом он выдавливает ответ, в котором повторяет мои слова:

– Да, мы друг друга терпеть не можем.

Я долго думаю о нем, об этом огромном человеке, терпеливо охраняющем в пустыне шахту в компании коллеги-недруга и собак.

Дорога ползет в гору. Иногда она проходит через открытые участки пустыни, иногда мимо скал. На обочинах я замечаю верблюдов, а в небе парят хищные птицы, которые внимательно следят за пустынной землей.

Я чувствую себя таким крошечным.

Кабутце едет за мной, ноги немного болят. Когда я вышел из Дуньхуана, они кровили, а сейчас раны снова почти затянулись. Аккумулятор на телефоне окончательно разрядился, у меня нет больше музыки, а главное, нет связи с Джули. Стоит жара, я устал.

Я иду, иду, иду, ноги несут меня мимо черных гор, я выхожу из провинции Ганьсу и вступаю на территорию провинции Синьцзян. День тянется медленно, и вдруг я прихожу наконец к переходу в Син-Син-Ся, знаменитому Звездному ущелью.

Первое, что бросается в глаза, – граффити на скалах: даты, имена, таблички с номерами, среди всего это нацарапанные изображения грудей и задов. В одном месте написано: «Я скучаю по тебе», рядом слово «женщина» и для лучшего понимания рисунок полового члена. По обеим сторонам улицы, на самых высоких точках скал, я вижу руины укреплений, разрушенные башни и бойницы. Я вспоминаю глиняные крепости в горах Пинлян и крестьян, которые были вынуждены защищаться в них от бандитов и войны.

В начале прошлого столетия северо-западная часть Китая была погружена в хаос: в далеком Пекине свергли правящую династию, республика была разрушена, между собой грызлись тибетцы, монголы, казахи, киргизы, уйгуры, националисты, коммунисты, русские и японцы. Китайские губернаторы, которые должны были следить за порядком, славились своей некомпетентностью и жестокостью. Ходит легенда об одном банкете в Урумчи, на который гостей пригласили лишь для того, чтобы впоследствии отрубить им головы. Но самыми опасными были китайцы хуэй. Их генералы были хорошо образованы и беспощадны, а солдаты славились тем, что скорее готовы были погибнуть, чем капитулировать.

Однажды им в руки попались коммунисты. Стояла зима 1936-го. Товарищи Мао, Западная армия, перешли через горы Люпань и организовали базу в Северной Шэньси, их Великий поход закончился. Они решили отправить часть отряда в Синьцзян, чтобы установить контакт с Советским Союзом. В дорогу через Коридор Хэси отправились более двадцати тысяч человек.