Книга Волки на переломе зимы - Энн Райс

Фил, бледный, как полотно, задыхаясь, упал наземь; из ран на плече и боку текла кровь. Лиза бросилась к нему и закрыла его своим телом.

На площадке поодиночке и группами возникали Лесные джентри; собираясь в первый миг возле Элтрама, они стремительно окружали стеной озверевших самок, отделяя их от самцов стеной из бесчисленных тел, непроницаемым кольцом, из которого две пленницы яростно, но тщетно пытались прорваться на свободу.

– Модранехт! – оглушительным хором скандировали Лесные джентри. – Модранехт! – отзывался Элтрам.

Хокан, который все это время хранил молчание, вдруг встревоженно зарычал.

– Маргон, Феликс, остановите их!

– Модранехт! – все громче и громче звучало над лесом.

Маргон застыл с потрясенным видом; Феликс тоже стоял неподвижно и безмолвно.

Огромное плотное и неодолимое скопище Лесных джентри бесследно гасило любые отчаянные удары озверелых самок-морфенкиндеров и вступившего в драку с отчаянием обреченного белого волка Хокана и неудержимо влекло беспомощных пленников к праздничному костру. Даже Беренайси, жена Фрэнка, кинулась туда и попыталась пробиться внутрь кольца, но Лесные джентри принимали на себя любые удары, оставаясь невредимыми. А их напор уже превзошел любое воображение, а крик «Модранехт!» заглушал все остальные звуки.

А потом Лесные джентри кинули двух яростно сопротивлявшихся, ревущих самок, Фиону и Хелену, прямо в пламя громадного костра.

Хокан оглушительно взвыл.

Остальные женщины закричали.

Пение прекратилось.

Ройбен никогда еще не слышал в голосах людей ли, животных ли такой муки, какая звучала сейчас в стенаниях Хокана, Беренайси и остальных самок.

Он замер в оцепенении и с ужасом наблюдал за происходившим. Сергей громко охнул. Все происходившее заняло считаные секунды.

Из огненного ада неслись кошмарные крики, но Лесные джентри не отступали. Пламя лизало их фигуры, но не могло сжечь – каждый из Лесных джентри время от времени начинал дрожать, расплываться, но тут же вновь обретал телесность. Огромные темные бревна, пылавшие в костре, падали и с треском ломались, и пламя со снопами искр снова и снова вздымалось к небу.

Оставшиеся самки горестно стенали, рухнув на колени. Хокан снова умолк. Фрэнк, Сергей и Маргон молча наблюдали за происходившим. Феликс скрестил могучие руки на голове и застыл в неподвижности.

Маргон издал негромкий звук, похожий на безнадежное рыдание.

Потусторонние крики в костре стихли.

Ройбен посмотрел на Фила. Тот лежал на спине, и около него уже суетились Сергей и Тибо, торопливо зализывавшие раны. Лиза стояла на коленях в нескольких шагах; ее руки были сложены перед лицом словно в молитве.

Внезапно над Филом, между Сергеем и Тибо, возник коленопреклоненный Элтрам.

– Руки, руки, – сказал он, и тут же вокруг Фила сгрудились Лесные джентри. Каждый возложил ладони на лежавшего. Элтрам, как показалось Ройбену со стороны, изо всех сил сдавливал руками страшные раны, зиявшие на плече и на боку Фила.

Ройбен рванулся было к отцу, но Сергей остановил его.

– Потерпи, – сказал он, – пускай они сделают свое дело.

Тибо и Маргон присели на корточки у другого, невредимого бока Фила, и Маргон, осторожно повернув его голову, легонько прикусил своими страшными клыками шею Фила и поспешно принялся зализывать длинным розовым языком еле заметную ранку.

Феликс, встав на колени, взял в огромные волосатые лапы правую руку Фила и осторожно вонзил зубы в ладонь. Фил содрогнулся от боли.

Но его глаза, словно у слепца, были устремлены в ночное небо, будто он видел там что-то очень личное, не доступное никому другому. А потом он чуть слышно сказал:

– Ройбен? Ты ведь здесь, сынок, да?

– Да, папа, я здесь, – ответил Ройбен, поспешно опустившись на колени возле самой головы Фила – только там оставалось чуть-чуть свободного места, – и чуть слышно сказал прямо в ухо Фила: – Я с тобой, папа. Тебе дают Хризму, чтобы исцелить тебя. Все делятся с тобой своей Хризмой.

Элтрам упруго вскочил на ноги, и все остальные джентри попятились от лежавшего, как тающие тени.

– Кровотечение прекратилось, – сказал Элтрам.

Теперь раны Фила зализывали Беренайси и Фрэнк, которым уступили место Феликс и Маргон. Судя по всему, дополнительная порция Хризмы усиливала ее воздействие.

Оставшиеся самки из другой стаи рыдали, испуская тяжелые, резкие волчьи звуки. Хокан стоял и глядел в огонь, который горел все так же яростно, бесследно уничтожая останки тех, кого только что сгубил.

– Модранехт, – чуть трясущимися губами негромко сказал Фил, продолжая глядеть в небо неподвижным, невидящим взглядом из-под насупленных бровей. Он был настолько бледен, что, казалось, светился.

– Дух остался крепко связан с телом, – сказал Элтрам Ройбену. – Хризма вполне может сработать.

Ройбен увидел, как Лиза обошла морфенкиндеров и остановилась над Филом, беззвучно плача в ладони. Генриетта и Питер принесли две сброшенных бархатных мантии и тепло закутали Фила. Лиза чуть слышно приговаривала: «О, Филип, мой Филип». Внезапно ее скорбные причитания перебил хорошо поставленный низкий голос Хокана.

– Слушайте меня все, – произнес он. – После того что сейчас случилось, я не могу молчать.

Никто не стал перебивать его. Волчицы все так же чуть слышно плакали, стоя на коленях.

– Бойтесь дела рук своих, – сказал Хокан, указывая на Маргона и Феликса. В его грубом волчьем голосе звучали теперь куда более человеческие нотки. – Никогда, никогда еще я не видел ничего подобного. Духи восстали, чтобы пролить кровь живых! Это зло! Это непоправимое зло. – Он повернулся и окинул взглядом Ройбена и Стюарта. – Берегитесь, юноши. Вы живете в стеклянном доме, а ваши вожди столь же слепы, как и вы сами!

– Уходи, пока тебя не постигла та же участь, – сказал Элтрам, вдруг сделавшийся особенно ярким. Сейчас, когда он устремил на Хокана угрожающий взгляд больших зеленых глаз, вид его был поистине пугающим. На его темной коже, на черных волосах играли отсветы огня. – Ты и твои сообщницы принесли в этот лес злодеяние. И твои сообщницы поплатились за это.

– Так уничтожь и меня; тебе это вполне по силам, – ровным голосом ответил Хокан. Он говорил голосом зверя, но он странным образом был и человеческим, в нем присутствовала мелодика и игра интонаций. – Но правду тебе не уничтожить. – Он посмотрел по сторонам, задержав взгляд на каждом из присутствовавших, и лишь после долгой паузы продолжил: – Я вижу здесь зло, ужасное зло.

– Хватит, – чуть слышно сказал Маргон.

– Думаешь, хватит? Нет, не хватит! Твой образ жизни, Феликс, всегда был злом в чистом виде. Твои дома, твои поместья, твоя никчемная привязанность к смертным родственникам, твоя привычка мозолить глаза живым. Твоя тяга к живым. Это зло.