Книга Тайные грехи - Стефани Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно в это время, в 1912 году, если быть точным, Аризона получила статус штата. Именно тогда Уильям Ховард Тафт провозгласил эту территорию сорок восьмым штатом США. Это был к тому же тот год, когда Джимми Дуглас по прозвищу Сыромятная Кожа вложил полмиллиона долларов в не дающую прибыли шахту «Маленькая Дэзи» и получил самую богатую медную жилу в мире.
Аризона имела к этому непосредственное отношение по причине своей близости к Мексике, где в 1916 году произошла революция, когда повстанцы Панчо Вильи угрожали Соноре и Ногалесу. Национальная гвардия Аризоны рассеяла и обратила в бегство армию Вильи. Двумя годами позже, во время необъявленной войны с Мексикой, национальные гвардейцы Аризоны расстреляли банду мексиканских контрабандистов в Ногалесе. Короче говоря, во время вооруженного конфликта в Ногалесе было убито тридцать два американских и восемьдесят мексиканских солдат и майор из Соноры. Это была решающая американская победа, и мексиканцы взмолились о перемирии.
К 1920 году цена меди упала до двенадцати центов за фунт, а к 1925 году правительство вообще перестало ее покупать. Упадок того, что было принято считать аризонской привилегией, не принес особого ущерба магнатам, сделавшим состояния на меди, тем, кто был пионером в этой области на землях Аризоны, таким семьям, как Тэйты, Дугласы и Тернеры. Даже воротилы меньшего масштаба, такие, как Уильям Эндрюс Кларк, процветали, распродавая свои холдинги.
К 1950 году шахты Тэйтов по всей Аризоне производили меди, золота и серебра не менее чем на 200 миллионов долларов, не говоря об огромных прибылях от их все расширяющихся предприятий.
Нет сомнений, что в семье Тэйтов произошло волнующее и драматическое событие: в первой половине нового столетия у Сэма Роджерса и его жены Мары 20 октября 1921 года родилась дочь после двадцати одного года бесплодного брака.
Когда Мара прижимала к груди новорожденную дочку через несколько часов после ее рождения, она была счастлива как никогда.
– Незадолго до смерти матери, – говорила она мужу, – я написала ей письмо и поклялась, что мы с тобой произведем наследника или наследницу, даже если на свершение этого подвига уйдет пятьдесят лет.
Сэм хмыкнул:
– Право же, это было бы уникально – пятьдесят лет на наследника. – Потом он не без лукавства спросил: – Раз это девочка, то как мы ее назовем?
– Конечно, Марой, – ответила она, ни секунды не колеблясь и не проявляя ложной скромности. – Это традиция, Сэм, и ты это знаешь.
– Ладно, а если бы был мальчик?
– Ну, этого не могло бы случиться ни в коем случае. В самом начале беременности во сне ко мне пришла мать и сказала: «Это будет девочка, дорогая, не сомневайся и не огорчайся. Она родится в тот же день, что я и ты, – двадцатого октября».
Когда в следующий раз к ним пришел доктор, Сэм поделился с ним своим недоумением, пересказав свой разговор с Марой.
– То, что она разговаривала во сне со своей умершей матерью, не кажется вам признаком психического заболевания?
Доктор рассмеялся и похлопал Сэма по плечу.
– Мистер Роджерс, краткий период послеродового невроза встречается довольно часто. В этом нет ничего необычного, особенно у не очень молодых первородящих женщин. Не волнуйтесь, это пройдет.
…Фидлер вскочил со стула, уронив недоеденную ножку и чуть не опрокинув стакан молока, когда вдруг услышал голос:
– Да, я родилась двадцатого октября, как и предсказала моя бабушка Мара… Прости, что я читала через твое плечо. Знаю, что это невежливо.
– Мара!
Он быстро повернулся во вращающемся кресле и оказался лицом к лицу с ней.
– Ты совершенно права, от неожиданности я чуть не упал в обморок. Я подумал, что… – Он осекся.
Но она догадалась, что он собирался сказать, и поддразнила его:
– А ты, кажется, веришь в привидения, Макс?
Он улыбнулся и захлопнул книгу.
– Иди ты к черту, Мара Роджерс.
– Тэйт.
– Ты то, что мы называли на Деланси-стрит жуткой злючкой. Иди сюда, девочка, – сказал он, притягивая ее к себе и усаживая на колени. Он поцеловал ее в шею, а рука его, скользнув под красное платье, уже ласкала ее груди.
– Пойдем-ка обратно в постельку – не растеряй своего боевого задора, – сказала она, погладив его по щеке.
Он убрал свою руку и игриво шлепнул ее по ягодице.
– Э, нет. Пойдем на кухню и уничтожим наконец этот омлет.
Она нахмурилась, обратив внимание на горсточку куриных костей на тарелке.
– Хочешь сказать, что после всего этого ты еще голоден?
– Ну, это было только для затравки. Идем же, идем!
– Как скажешь, мой господин и повелитель, но только отправляйся лучше в столовую и садись за стол. Мне доставляет удовольствие прислуживать своим мужчинам. Сказывается старомодное валлийское воспитание и происхождение.
– Я бы не сказал, что мне безумно хочется присоединиться к когорте твоих мужчин.
Мара рассмеялась:
– Ах, ревнуешь? Не стоит. Пожалуй, я люблю тебя, Макс. Как легендарный слон Хортон, я могу сказать: «Я думала то, что сказала, и сказала, что думала». Ведь слоны верны на сто процентов. А что ты чувствуешь ко мне, Макс? Честно. Я знаю, что хороша в постели, но что-то есть еще?
Она стояла совсем близко, положив руки ему на плечи. Ее серо-голубые глаза словно пронзали его.
Фидлер обхватил руками ее бедра.
– Я люблю тебя, Мара Тэйт, больше, чем когда-либо любил кого-то в своей жизни. И это правда.
Она поцеловала его в губы.
– Я тебе верю, Макс Фидлер.
Она прижалась щекой к его щеке.
– А что ты скажешь Рут?
– Рут?..
Воспоминание пронзило его как внезапная боль. Рут и дети исчезли из его сознания, вытесненные великой страстью. Теперь в этом затмении появилась брешь. Он закрыл глаза и отчетливо увидел их, всех троих, как если бы они стояли в дверном проеме. И их лица были суровыми и осуждающими. Рут, Лесли и Дэвид.
– Твоя жена Рут? Что ты ей скажешь? И когда?
– Не знаю. Дай мне собраться с мыслями.
Не сказав ни слова, Мара ушла на кухню. Затем в молчании они съели омлет, чуть увядший салат и выпили кофе, который оказался не хуже, чем его любимый напиток в «Кармане, полном орехов».
Фидлер знал, что она ждет его ответа. Он вытер рот и положил вилку.
– Это безумие.
– Безумие?
– Я хочу сказать – ты и я. Я не из твоей лиги. И даже не на порядок ниже. Не будь я твоим психиатром и не будь ты так чертовски благодарна мне, ты бы и не заметила, что я существую.