Книга Наследник императора - Александр Старшинов

Центурион (пропустив историю про тринадцать убитых даков, решив даже не проверять — поверит ему Адриан или обсмеет) сразу перешел к рассказу о зарытых сокровищах. О том, как Бицилис приказал отвести воду одной из рек в этих горах, выдолбить огромную пещеру и на ее дно опустить золото и серебро.

— Золото Децебала! Невероятно! — пробормотал Адриан. — Думаешь, Бицилис покажет нам, где спрятан клад?

— Бицилис, может, и не покажет, но я найду, где зарыто золото. Думаю, мысль о награде меня воодушевит.

— А не хочешь ли ты просто ускользнуть из лагеря, чтобы не принимать участие в штурме?

У Приска слегка дрогнул уголок рта, что должно было означать улыбку.

— Если чего мне и удастся избегнуть — то это рубки деревьев и насыпки платформ для баллист. Но мне как центуриону это и так не грозит.

— Возможно.

— Полагаю, настоящий штурм начнется дней через десять, не раньше. Так что эти десять дней на поиск золота можно выделить честно. Ты бережешь меня — не потому, что я быстрее всех могу вскарабкаться на стену. Значит, веришь, что сокровища существуют.

— Хорошо, я отправлю четверых — тебя, Тиресия, Куку и Фламму на десять дней — искать якобы тайный проход в горах к стенам Сармизегетузы. Но если вы, четыре жулика, через десять дней не вернетесь, я буду считать вас дезертирами — со всеми вытекающими… — пригрозил Адриан.

— Мы вернемся.

— Тогда через час получишь нужный диплом.

В тот момент вернулся Зенон, а с ним Афраний Декстр.

Два центуриона смерили друг друга взглядами. Приск прикидывал, чего ждать от Афрания. Тот пытался догадаться, о чем шел разговор в палатке легата.

— Погляди! — Адриан протянул Декстру золотую монету.

Тот повертел ее в пальцах и сказал:

— «Козон». Так именуют эти монеты по имени царя, их чеканившего.

— Подробнее, — приказал Адриан.

— Я слышал об этих монетах вот что: будто бы после убийства Цезаря Брут заключил союз с Козоном, и тот отчеканил для Марка Юния Брута золотые монеты — дабы было чем расплачиваться с ненадежными союзниками. Здесь есть буква «В», что и означает — Брут. Этих монет должно быть очень много — то была плата, которой так и не дождались войска республиканцев. Все монеты остались здесь, в горах. Практически они никогда не имели хождения. Прежде я видел такую монету лишь однажды.

— Сегодня ты вряд ли расплатишься ими в Риме, — заметил Адриан.

— Но если их переплавить, то из каждого «козона» выйдет золотой аурей, — уточнил Приск.

— Я вот что подумал, — проговорил Адриан задумчиво. — Если бы Козон успел привезти свой золотой груз Бруту? Кто бы в этом случае победил в битве при Филиппах? Что ты думаешь, Приск?

Центурион пожал плечами: отец приучил его не вести опасные речи даже с друзьями — и дальше веселой шутки его вольнодумство никогда не шло.

— Я могу идти? — спросил он, давая понять, что в присутствии Афрания ничего говорить не станет. И это уже дело легата — решать, что говорить Декстру, а о чем умолчать.

— Ступай. Я пришлю диплом сегодня же, — пообещал Адриан.

Когда Приск вышел, легат повернулся к Афранию:

— Наш приятель знает, где находится основная часть монет. Их зарыл в землю Бицилис. Надеюсь, Приск их найдет.

— Бицилис, говоришь? Я кое-что слышал об этом жадном дакийском коршуне. — Декстр помолчал. — Но откуда у Бицилиса столько золота? Ведь все золото в этих горах принадлежит Децебалу.

— Оно и принадлежит Децебалу. Бицилис просто его зарыл. — Адриан не стал уточнять, сколько именно. Ему, как и всем остальным, названная Приском цифра казалась фантастической.

— Золото Децебала… — Декстр оскалился в хищной усмешке. — Это же замечательно! Если Приск найдет золото, Бицилис откроет нам ворота Сармизегетузы, — заявил Декстр.

— Вот как? Ты уверен? — оживился Адриан. — И как же ты его купишь?

— Расскажу тебе, когда золото будет в наших руках.

— Ты столько раз ошибался прежде, Декстр, что я не знаю, стоит ли тебе верить.

— В этот раз я не ошибусь, — ответил центурион. — Главное, чтобы не ошибся Приск.

* * *

День за днем поднимались все выше по склону горы римляне. Легионеры валили лес, таскали камни и бревна. Укладывали насыпи, делали настилы, теперь они уже не срывали горы, а горы строили — соревновались с самими богами.

Первым делом Траян приказал сделать настилы и поставить на них метательные машины, собранные со всех легионов (было их не меньше сотни), и обстреливать даков, что обороняли стены. Катапульты метали копья, баллисты — камни в полталанта и пылающие головни. Поначалу этот шквал согнал защитников со стены. Но, кроме машин, стреляли еще балеарские пращники и нумидийские стрелки, метали дротики легионеры, так что защитникам было и носа не высунуты В это время другие легионеры валили деревья в окрестных лесах, обрубали ветви, подтаскивали окоренные стволы да камни, расширяя террасы, бывшие некогда жилыми, подпирали их бревнами и сооружали дополнительные настилы. Подкатить башни на колесах по склону здесь бы ни за что не получилось, но Траян рассчитывал построить неподвижные башни на ближних террасах выше стены и вести огонь из катапульт и баллист сверху, чтобы очистить стены от защитников. Тогда по приставным лестницам легионеры смогли бы взобраться наверх — тридцать футов кладки — не ахти какая высота. Идти же на штурм без подготовки Траян не собирался: в этом случае в легионах будут слишком большие потери. Время пока терпело — заканчивался июнь.

К тому же Траян, как и планировал, воздвигнул стену защитную — высокий частокол и деревянные караульные башни, — чтобы в другой раз не могли даки так легко подобраться к осаждающим. Однако брать город измором было глупо — запасов в Сармизегетузе имелось до следующей осени, вода подавалась по трубам из родников сакральной зоны, а если и перерезать водопровод — то дожди в этих местах так часты, что собрать воду в цистерну не составило бы труда, это не Масада, где дождь кажется милостью богов.

Две деревянные башни меж тем росли и по высоте уже достигали стенных зубцов. Но даки тоже не сидели без дела и, как только прекращался обстрел — а машины никак не могли стрелять непрерывно, — начинали наращивать стену, в то время как другие стреляли из своих осадных машин пылающими головнями и пытались поджечь деревянных монстров. Римлянам приходилось закрывать башни шкурами и все время обливать их водой. Тогда дакийские лучники находили новую добычу — и то один фабр, то другой падал, получив стрелу в незащищенное бедро или руку. Легионные госпитали были переполнены ранеными. Так длилось это соревнование стрелков — день за днем, и каждый день растягивался до бесконечности. А когда день заканчивался, даки работали ночью в темноте, порой действуя по интуиции и на ощупь, наращивая уже имевшиеся стены. Сразу новую каменную кладку возвести они, конечно, не могли, но устанавливали столбы и натягивали на них оленьи, воловьи да лошадиные шкуры. Шкуры обливали водой, так что пылающие головни, которыми забрасывали стену римляне, не могли поджечь защиту, а камни пружинили и отскакивали, стрелы застревали, и лишь копья из катапульт рвали кожи на куски. И все же под этой сомнительной защитой мастера могли теперь работать днем и ночью. Так что теперь римляне и даки соревновались в скорости — кто кого опередит — строители оборонительной стены или строители штурмовых башен.