Книга Война темной славы - Майкл Стэкпол

Скрейнвуд с энтузиазмом подтвердил:

— Да, он уже мертвец, так что его снова убить невозможно. Наши стрелы на него не действовали. В узких улицах ему было не размахнуться своей дубиной, иначе он всех нас стер бы в порошок.

— А что Август?

— Все нормально.

Принц Скрейнвуд рассказал мне, что Августу удалось поразить сулланкири напалмом из катапульты и поджечь его. Ему пришлось отступить, но он не уничтожен.

Я кивнул на Теммера:

— Против них действует только заговоренное оружие. Тебе надо бы поправиться к его следующему приходу.

— Ну да, я и сам собираюсь. — Он с улыбкой смотрел мимо меня на дверь. — А вот и первый шаг к выполнению моего плана.

Я обернулся на шелест юбок и тут же забыл, где я нахожусь. В комнату вошла эльфийка в коричневом платье, которое хоть и не было нарядным, но делало ее пришельцем из другого мира — не мира войны. Вот тут стоял я, пропахший дымом, в одежде, покрытой сажей и кровью, а она была такая чистая, свежая, с яркими глазами и прекрасной улыбкой. Полная противоположность всему тому, что воплощали мы.

Она сразу же подошла к Ли, но он затряс головой:

— Сначала принц Скрейнвуд.

Она терпеливо улыбнулась:

— Простите, но тут решаю я, кого лечить и от чего. Мои силы ограничены, и их надо использовать по максимуму.

— Но у меня болит голова! — Скрейнвуд сдвинул компресс, показывая ей свою шишку.

— И я вижу единственную причину этого. — Она средним пальцем левой руки потерла шишку на его лбу. Я заметил вспышку синего цвета, такая бывает, когда загорается шерсть. Скрейнвуд вскрикнул и отскочил назад, ударившись затылком о стену.

— Что это вы делаете? — зарычал он на нее.

— Магические приемы требуют энергетической подпитки. Я могу взять энергию из своих запасов или, если есть рядом источник, могу воспользоваться его собственной энергией в помощь мне. В вашем случае я уменьшила вздутие и устранила повреждение, но все это не так просто. В этот момент вы почувствовали всю ту боль, какую причинила бы вам рана, если бы она лечилась естественным путем. За все надо платить.

Скрейнвуд насупился и прислонился к стене, потирая затылок.

Девушка улыбнулась Ли:

— Меня зовут Джиландесса. В вашем случае я должна знать, что повреждено, прежде чем выбирать магический способ лечения.

— Я в вашем распоряжении, — улыбнулся Ли. Джиландесса отбросила свои иссиня-черные волосы за спину, вытянула вперед длинные пальцы и провела ими вдоль его ребер. Ее пальцы испускали мягкое красное свечение, но оно не касалось грудной клетки Ли. И вдруг она отпрянула, сузив свои сине-стальные глаза.

— Чувствую помеху. Не могу воздействовать заклинаниями.

Ли нахмурился, потом взглянул на свой меч, эфес которого сжимал правой рукой:

— Это не может быть причиной?

— Вполне возможно, — кивнула эльфийка. — У вас с ним есть связь. Пока вы держитесь за него, я не могу вас лечить. Простая магия тут не действует.

Ли с улыбкой посмотрел на меня:

— Слышь, Хокинс, зря ты, оказывается, поджаривался на мостике.

— Что уж теперь говорить.

— Ну, если я должен тебя передать… — обратился Ли к мечу.

Скрейнвуд встал на колени справа от Ли, протянул руку, готовый ухватиться за эфес:

— Я подержу его за тебя.

— Вы очень добры, принц Скрейнвуд, но… — Ли покачал головой, — я не могу делать из вас слугу. — Он перебросил меч в левую руку и протянул его мне: — Хокинс, подержишь его за меня?

Мне не очень понравился скрытый намек, что, выходит, я ему слуга, но я понимал, что он не это имел в виду. Я взял меч из его руки, крепко ухватившись за ножны и стараясь не прикасаться к самому клинку. Клинок был легче обычных и на редкость пропорционален. Он и без всякой магии был отличным оружием.

Как только Ли выпустил меч из рук, лицо его расслабилось, в глазах появилось болезненное выражение. Расслабилось и все его тело. Он пытался улыбнуться, но у него стучали зубы.

— Я готов.

Джиландесса быстро приступила к делу, и на этот раз красное свечение проникло в его тело. Я видел, как на его правом боку вспыхнула серебряная полоска, ее было видно даже через повязку, казалось, она обрисовывает линию перелома ребер. Похоже на молнию и, наверное, больно так же, как при ударе молнией.

Красное свечение превратилось в зеленое, от которого серебряная полоска потускнела, потом совсем исчезла — перешла в зеленую. Синяки на груди Ли побледнели, они уходили вглубь, как отходят войска. Ли стал легко дышать, у него расслабленно отвалилась челюсть. Он так и лежал в постели расслабленный, но, казалось, это из-за усталости, а не из-за неспособности двигаться.

Он сонно кивнул целительнице:

— Чувствую себя намного лучше. Спасибо.

Джиландесса улыбнулась:

— Вам теперь поспать надо, недолго, но проснетесь совсем здоровым.

Ли улыбнулся, потом протянул ко мне левую руку.

— Теммера верни, пожалуйста.

Это прозвучало как просьба ребенка отдать любимую игрушку перед сном. Я заколебался не потому, что сильно желал себе этот клинок, но потому хотел, чтобы Ли отдохнул в покое, какого он уже давно не знал. Что-то во мне говорило, что такого покоя ему не суждено изведать никогда, поэтому я отдал Ли Теммера и постарался улыбнуться, когда он прижал клинок к груди в такой же позе, в какой, но его описанию, он его нашел в склепе.

Девушка обернулась ко мне:

— Давайте посмотрю вашу ногу.

Я с удивлением взглянул на нее:

— Видите ли, миледи, я не дворянин.

— Для заклинаний это безразлично. — Она чуть-чуть пожала плечами. — И лук ваш, я вижу, из серебряного дерева. Значит, вы своими поступками доказали, что заслуживаете нашего лечения.

— Но я не хотел бы утомлять вас. Это рана поверхностная — для нее хватит нитки и иголки, зачем еще магия.

Джиландесса осторожно улыбнулась:

— Тогда я вылечу вас вашей собственной энергией, как я сделала с принцем Скрейнвудом.

Ну, я не мог упустить такой возможности. Я кивнул ей и заранее напрягся в ожидании боли. Я всегда считал, что у меня высокий болевой порог — я не так чувствителен к боли, как другие, и пользовался этим своим достоинством, создав себе репутацию стоика. Я сделал соответствующее выражение лица и смотрел мимо нее на Скрейнвуда.

Джиландесса слегка похлопала пальцем по разрезу у меня на бедре. Мне показалось, что она ввела в рану стеклянный бурав и все вращает и вращает его там, загоняя боль все глубже. Прошел один миг, второй, я думал — вот сейчас уже все кончится, ан нет, все продолжалось. Мне хотелось проклинать боль, я хотел богохульствовать, проклинать богиню Фесин, но я сдержался. Заставлял себя изображать на лице безучастность и дышать так же ровно, когда боль достигла предела, но потом не мог скрыть облегчения, когда она начала убывать.