Книга Звезды над Занзибаром - Николь Фосселер

Старое здание таможни, ставшее легкой добычей урагана, заменили новым, значительно крупнее размерами и несравнимо более элегантным — что наверняка было еще и полезно, как полагала Эмили, ибо видела: в порту царит оживление и суета большие, чем в прежние времена. Прибавилось людей и на набережной, стало больше грузов, тюков и мешков, которые выгружались и загружались. А на рейде просто кишело парусниками и пароходами, рыбачьими лодками и доу.

Бейт-Иль-Ваторо она искала глазами напрасно — дом, который Меджид получил в подарок к своему совершеннолетию и куда они с матерью переехали. Баргаш снес его — вместе с прилегающими хозяйственными постройками, а на освободившемся месте возвел безобразный ящик: фабрику по изготовлению льда — для охлаждения еды и напитков по западному образцу. Бейт-Иль-Хукм, женский дворец, остался на месте, а Бейт-Иль-Сахель получил новые черты и вдобавок еще павильон, выходящий на море. А на том месте, где в детстве Эмили стоял полуразвалившийся, давно пустующий дворец, Баргаш воздвиг дом по своему вкусу: Бейт-Иль-Аджайб, Дом чудес , самый высокий дом на набережной. Коралловый камень и мангровое дерево, сталь и бетон соединились в этом колоссе в невиданно высокие три этажа, а по всей внешней стороне дворца проходили террасы, опирающиеся на высокие колонны.

Крытые переходы, построенные над улицей, соединили новый дворец с Бейт-Иль-Сахелем — чтобы жены Баргаша могли незаметно для посторонних входить во дворец и выходить из дворца. Перед Домом чудес высился новый маяк, который офицеры «Адлера» из-за множества огней в шутку прозвали «Рождественским деревом султана».

Офицеры рассказали Эмили, почему дворец назвали Домом чудес. Так же, как и маяк, дворец изнутри и снаружи освещался электричеством. Полы там были из мрамора, стены украшены серебром — материалы, которые султану доставляли из Европы. Ценные породы дерева были использованы во внутреннем убранстве, а входные ворота сделали такими широкими и высокими, чтобы туда султан мог въехать верхом на слоне. Эмили сочла это сказкой. Издавна на Занзибаре верили, что искусно вырезанные порталы в местных домах делают потому такими массивными и толстыми, чтобы они сумели выдержать нападение даже этих мифических великанов, хотя за всю жизнь, проведенную на острове, Эмили не видела ни одного из толстокожих животных; впервые ей довелось увидеть слона в Гамбурге — на представлении в цирке Ренца. В Бейт-Иль-Аджайбе был даже лифт и, как говорили, телефонная связь с британским консульством. А еще Баргаш велел устроить на Занзибаре железную дорогу, которую проложили исключительно для его личного пользования, соединив султанские городские дворцы с дворцом в центре острова, тоже недавно построенным.

Вся эта роскошь и новейшие достижения прогресса наверняка стоили безумных денег, — от созерцания новых построек султана у Эмили появлялся неприятный привкус во рту, — в первую очередь потому, что она сразу же вспомнила, как пятнадцать лет ей приходилось экономить где только было можно, бегать за своим гонораром, вещь за вещью продавать украшения. И главное — она должна была проглотить свою гордость, чтобы все эти высокородные господа не поняли, как у нее мало денег, и просить их помочь получить наследство.

— Рыбачья лодка спереди по борту, — проник в ее сознание крик одного из офицеров, и непосредственно за этим требовательное:

— Фрау фон Келер!

Эмили знала, что ей положено делать. Как всегда, когда приближалась лодка, она, секретный груз, как прозвали ее в корабельной команде, должна была спрятаться. Почти детское упрямство читалось на ее лице и отражалось в ее осанке, но все же она спускалась вниз. Она знала, что ей не остается ничего другого, как подчиняться требованию, каким бы унизительным оно ей ни казалось.

— Шикамуо, шикамуо. Добрый день, добрый день! — закричал юноша, причалив маленькую лодку вплотную к борту «Адлера». — Апельсины, свежие апельсины, — добавил он на ломаном английском и высоко поднял руку с оранжево-золотистым плодом. — Очень свежие, — нахваливал он товар, показывая на корзины, доверху наполненные плодами. — Только что с дерева.

— Господин лейтенант? — вопросительно повернулся один из офицеров к капитану судна.

Фон Домбровски оглядел палубу и, удостоверившись, что пассажиров не видно, кивнул.

— Хорошо, но по приемлемой цене!

Маленький продавец по очереди привязал корзины к тросу, сброшенному ему с корабля, офицеры подняли их наверх и, опустошив, стали возвращать корзины обратно, и он их очень ловко подхватывал. Когда оговоренное количество монет перекочевало к нему, мальчишка вдруг задрал голову и дерзко прокричал:

— Мой хозяин передает Биби Салме сердечный привет!

Столь очевидная демаскировка фрау Рюте заставила лейтенанта фон Домбровски срочно сняться с якоря и искать новое пристанище у Северного мыса острова.

На следующий день на Занзибар пришла наконец эскадра Имперского морского флота, и четыре дня спустя к ней примкнул «Адлер». Несмотря на то, что коммодор Пашен, командующий эскадрой, принял Эмили любезно и был весьма предупредителен, на берег — как и раньше, ей сойти не позволили. Политика на первом месте, а частные интересы некой фрау Рюте могут подождать. И только когда не осталось других подходов к султану, тогда достали козырную карту Бисмарка.

Эмили начала подозревать, что поездка на Занзибар — это было не совсем то, о чем она думала. Ее доставили сюда не из простой любви к ближнему и не потому, что у нее есть все права приехать сюда.

А потому, что Эмили Рюте была задумана в этой шахматной партии как самая слабая фигура. Если другая шахматная стратегия не сработает, тогда можно использовать проходную пешку; если не понадобится пешка, ею можно просто пожертвовать — без особых потерь.

59

— Поздравляем с днем рожденья, мама! — Тони крепко обняла Эмили и поцеловала.

— Всего наилучшего тебе в новом году твоей жизни, дитя мое, — закричала Роза, втиснувшись между матерью и сестрой, и тоже звонко чмокнула Эмили.

— Мои поздравления, мама! — Саид ограничился коротким объятием.

— Спасибо, мои дорогие! — Эмили приласкала детей, испытывая сложную гамму чувств — от искренней радости до какой-то растерянности, даже сердитой нервозности. Душа ее была не на месте.

Наступило тридцатое августа, и ей исполнился сорок один год. Для Эмили этот европейский обычай стал самым волшебным: в день, когда человек родился, его все поздравляли, одаривали и отмечали событие как большой праздник. Но с того самого года, когда в августе умер Генрих, у нее не было меньшего желания отмечать свой день рожденья, чем сегодня.

Вот уже двадцать восемь дней «Адлер» бороздил занзибарские воды, вот уже полтора месяца они не ступали на твердую землю. Это было ужасно — днем и ночью торчать на маленьком пароходе, откуда прекрасно видно родину, но нельзя ни на шаг приблизиться к ней, не говоря уж о том, чтобы сойти на берег. Эмили казалась себе тигром в клетке, но как же страдали без движения дети! Их юношеская энергия требовала выхода, долгое пребывание в ограниченном пространстве сковывало, однообразие и скука не давали пищи эмоциям и уму. Почти каждый день у детей начинался беспричинными ссорами, и Эмили с большим трудом удавалось их утихомирить.