Книга Банк, хранящий смерть - Дэвид Дикинсон

Старший инспектор Тейт кивнул. Он был восхищен рисунками Харди. Маленькие кружочки, нарисованные серым карандашом, теперь уже достигали неба. Они почти полностью скрывали верхнюю часть отеля.

— Мне необходимо сделать две вещи, — сказал Пауэрскорт, — я должен отправить телеграмму премьер-министру в Лондон. Предлагаю снова встретиться здесь в семь часов вечера. Мистер Харди, будьте добры, пригласите вашего коллегу или коллег из местной пожарной бригады. И пожалуйста, разработайте за это время детальный план операции. Старший инспектор, могу я попросить вас привести с собой вечером старшего констебля? А также пригласите присоединиться к нам управляющего отелем.

Оба мужчины согласно кивнули.

— А второе ваше дело?

На этот раз Тейт не мог догадаться, о чем шла речь.

— Не могли бы вы, старший инспектор, тайно провести меня в отель через черный ход или через кухню? — попросил Пауэрскорт. — И я бы был вам весьма признателен, если бы вы познакомили меня с дирижером оркестра, который будет играть в отеле этим вечером. Ведь там есть оркестр, верно?

— И они утверждают, что это лучший оркестр в Суссексе, — кивнул Тейт.

«Уж не рехнулся ли этот Пауэрскорт? — подумал полицейский. — Не собирается ли он посылать наверх в шестьсот седьмой номер специально отобранную музыку, что-то вроде музыки для королевских фейерверков или чего-то в этом роде?»

— Позвольте полюбопытствовать, зачем вам понадобился дирижер, лорд Пауэрскорт?

Пауэрскорт улыбнулся, но Тейт заметил, что глаза его оставались холодными.

— Конечно, можете, старший инспектор. Нет, я не сошел сума. Я собираюсь передать послание. Послание для леди Люси.

«Держись, Люси, — твердил он сам себе, пока Тейт вел его к заднему входу в отель «Король Георг Четвертый». — Держись. Я иду».

По пути он зашел на телеграф и послал в Лондон депешу, состоявшую из одного слова: «Шомберг».

32

Руководитель оркестра оказался высоким, чрезвычайно худым мужчиной лет сорока. Как и многие люди его профессии, он считал, что его таланты не оценены по достоинству. В юности ему предрекали блестящее будущее. Говорили, что он станет великим дирижером великолепного оркестра, в одной из величайших столиц Европы. Даже Вена и Париж не казались тогда недостижимыми. Но прежние мечты с тех пор поблекли. И вот он должен каждый вечер в компании скрипачей-неудачников и непокорных духовых и ударников вспенивать вальсы и мелодии, под которые подают супы и рыбу, жаркое и крем-брюле отдыхающим Брайтона. Иногда, в выделенной ему отелем крошечной мансарде с видом на кухонную свалку, он мечтал, что вот в один прекрасный день распрощается с «Королем Георгом Четвертым» и найдет свое подлинное место в жизни.

— Чем могу быть вам полезен, сэр? — спросил дирижер господина в рыбацком свитере, который хотел его видеть.

Пауэрскорт не стал называть себя.

— Этим вечером я буду в отеле с моей женой. У нас годовщина свадьбы. — Пауэрскорт дружески улыбнулся музыканту. — Я был бы вам весьма обязан, если бы ровно в семь часов вы исполнили одну мелодию.

Он протянул дирижеру листок бумаги.

— Что ж, пожалуй, мы смогли бы выполнить вашу просьбу, — кивнул дирижер. — Мы играли это произведение в прошлом году в Истборне. Надеюсь, что оркестранты не забыли дома партитуры. Обычно они все ноты носят с собой. Иногда, знаете ли, нас просят исполнить совершенно неожиданные вещи.

Пауэрскорт протянул дирижеру десять фунтов.

— Обычно мы такие произведения здесь не играем, — настороженно заметил тот. — Надеюсь, у нас не возникнет недоразумений с управляющим и посетителями?

Пауэрскорт протянул еще десять фунтов. Музыкант повеселел.

— С гостиничным начальством проблем не будет, — заверил его Пауэрскорт. — А о посетителях не беспокойтесь. Это и для их душ будет полезно.

По дороге назад в «Принц-регент» Пауэрскорт почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся. Это был нищий.

— Фрэнсис, что я тебе говорил! Я ведь был уверен, что они в той самой гостинице, из которой ты только что вышел.

Это был Джонни Фицджеральд.

— Джонни, — обрадовался Пауэрскорт, — как замечательно, что это ты! Но как, во имя всего святого, ты об этом догадался?

— Видишь ли, — пустился в объяснения Джонни, — я провел часть последних дней в роли предсказателя судьбы на Западном пирсе. Мне пришлось дать пять фунтов самому великому магу Мерлину, чтобы тот на время уступил мне свое рабочее место, откуда прекрасно видны все эти гостиницы. Я заметил, что на верхнем этаже отеля «Король Георг Четвертый» кто-то время от времени тайком выглядывает из окна.

— Ты совершенно прав, Джонни. Полиция обнаружила их в номерах шестьсот семь и шестьсот восемь. Мы встречаемся у меня для обсуждения наших планов в семь вечера. Собираемся устроить Великий брайтоновский пожар и выкурить их.

Дирижер обвел взглядом ресторанную залу. Она была почти полна. Он заметил, что окна, выходившие на набережную, распахнуты, и попытался найти взглядом человека, который заказал ему музыку, но безуспешно. Они уже и так немного задержались. Он кивнул своим оркестрантам и поднял дирижерскую палочку. Очень осторожно в вечернее небо Брайтона стала подниматься мелодия третьей части Девятой симфонии Бетховена.

А в четырехстах ярдах от ресторана управляющий «Короля Георга Четвертого» чувствовал себя в эпицентре кошмара. Альберт Хадсон служил в «Короле Георге Четвертом» уже почти пятьдесят лет. Совсем скоро они с женой смогут удалиться на покой и поселиться в маленьком коттедже, который приобрели неподалеку от Рингмера — подальше от моря, этих проклятых туристов и засилья вульгарности, которое ныне, как ему казалось, задает тон в Брайтоне.

Весь день люди, называвшие себя полицейскими, шныряли вокруг его отеля. Его отеля. А потом появились другие налетчики, объявившие себя пожарными. До этого дня худшей неделей своей трудовой жизни Хадсон считал ту, когда в отеле поселились два индийских махараджи, каждый с внушительной свитой, в основном из особ женского пола, вывезенных из Парижа. Индусы никак не могли поделить одну молоденькую девицу, а прочие меж тем сцепились друг с дружкой. Это был кошмар! И вот теперь на его голову обрушались полчища молодчиков самого подозрительного вида. Впрочем, среди собравшихся был один вполне респектабельный господин, назвавшийся старшим констеблем Суссекса. Альберт Хадсон даже допускал, что где-то видел его прежде. А еще был некто в костюме для крикета, заявивший, что он-де старший инспектор. И бродяга-оборвыш, по которому кутузка плачет. И господин в рыбацком свитере, который всем заправлял. Какой-то юноша непрерывно что-то зарисовывал в блокноте. Хадсону показалось, что он рисовал пожарные машины. Вдобавок еще один человек, тоже выдававший себя за пожарного, а в конце стола восседал господин с мягким взглядом, заявивший, что он прибыл от самого премьер-министра.