Книга Презумпция невиновности - Скотт Туроу

– Да-да, – говорит он. – Извините, ко мне Расти Сабич пришел… Да, завтра не позднее десяти. Даю твердое обещание. – Он кладет трубку. – Это клиент. Вернулся?

– Прости, что ушел не прощаясь.

Сэнди отмахивается.

– Хочу поговорить с тобой.

– Бывает. У меня были клиенты, которые после процесса по нескольку раз приходили, некоторые даже в течение месяца. Видно, испытывали потребность разрядиться.

– Ты позволишь? – Я беру из ящика сигару. Сэнди следует моему примеру. Мы закуриваем – адвокат и его клиент. – Прежде всего я хочу поблагодарить тебя.

Сэнди протестующее выставляет ладонь. Я говорю, что восхищен тем, как он защищал меня, что другого такого адвоката нет на свете. Вижу, что похвала льстит Сэнди, хотя он, конечно же, считает ее заслуженной.

– Кроме того, мне хочется знать, что произошло сегодня в суде.

– Как что? С тебя сняли серьезнейшие обвинения.

– Да нет, я хочу знать, что действительно произошло. Вчера ты объяснял, почему Ларрену придется задействовать присяжных, а сегодня он снимает обвинения даже без ходатайства со стороны защиты.

– Расти, я просто высказал предположение о том, что предпримет судья. Какой юрист может точно предсказать, куда он повернет? Ларрен решил не подвергать тебя риску необдуманного вердикта. Мы должны быть благодарны ему за его проницательность и настойчивость.

– Вчера вечером ты высказал предположение, что у обвинения достаточно доказательств, чтобы присяжные приступили к исполнению своих обязанностей.

– Расти, я по натуре пессимист. Не надо корить меня за это. Если бы я предсказал победу, а результат оказался бы противоположным, я понял бы твою озабоченность. А так – не понимаю.

– Неужели не понимаешь?

– Мы оба знаем, что с самого начала позиция обвинения была шаткой, а по ходу слушаний она и вовсе ослабла. Некоторые решения судьи были не в его пользу. Отдельные их свидетели не оправдали возложенных на них надежд. Одно вещественное доказательство необъяснимым образом пропало. Другое – неверно истолковано. Замысел обвинения провалился – такое частенько случается. А сегодня их дела пошли еще хуже. Достаточно вспомнить показания доктора Робинсона. Они о многом говорят.

– Ты и в самом деле так думаешь? Я не говорил ему, что убил Каролину, – ну и что из этого? Я юрист, больше того – прокурор. Уж я-то знаю, что не следует изливать душу перед кем бы то ни было.

– Да, но визит к психиатру через два дня после происшествия, запрет на разглашение содержания ваших разговоров – это важное доказательство, выявленное обвинением. – Сэнди хмурится, отводит глаза. – При крутом повороте событий некоторые люди ведут себя по меньшей мере странно. Ты думаешь о том, что произошло, – это естественно, но пусть эти мысли не сказываются на общей оценке результатов, не омрачают итог.

Сказано уклончиво, дипломатично – мол, тот факт, что ты убил Каролину, не должен влиять на твое суждение как юриста. Это смахивает на предательство, пусть мелкое, тонкое. Его слова настолько неуместны, что я убеждаюсь: догадки мои не беспочвенны.

– Сэнди, я провел в судах двенадцать лет. В нашем случае что-то не так.

Сэнди улыбается, кладет сигару в пепельницу, складывает руки на груди крест-накрест.

– Все так. Ты оправдан. Судьи продолжают судить преступников. Отправляйся домой, к жене. Натаниэль уже вернулся? Это чудесно, когда вся семья в сборе.

– Сэнди, чем объясняется то, что произошло сегодня? – гну я свое.

– Чем? Свидетельскими показаниями, тактикой твоего адвоката, промахами обвинения, твоей незапятнанной репутацией. Что я еще могу сказать?

– Мне кажется, ты знаешь то, что известно мне.

– Ты о чем, Расти?

– О «папке П.». О Ларрене и Каролине. О том, как с ее помощью ему давали взятки.

Шок не входит в число эмоциональных состояний Алехандро Стерна. Он настолько уверен в своем знании людей, что не позволяет себе удивляться чему бы то ни было. Но сейчас он весь напрягся, губы плотно сжаты. Сэнди пристально рассматривает пепел на сигаре.

– Расти, ты знаешь, я твой друг. Но одновременно я твой адвокат. Я умею хранить чужие секреты, но и своих не раскрываю.

– Я готов выслушать что угодно, даже самое неприятное. Ты догадываешься, что мне пришлось перенести в последние месяцы. Я тоже умею хранить секреты, ты сам сказал вчера об этом. Но, понимаешь, я обладаю одной дурацкой чертой – хочу знать правду.

Я жду, что скажет Сэнди. Он встает:

– Понимаю. Ты хочешь знать, честный ли человек Ларрен Литл.

– Мои подозрения обоснованны, согласись.

– Нет, не обоснованны. – Сэнди садится на подлокотник дивана, ослабляет узел галстука. – Я скажу тебе, что мне известно. Откуда я это узнал, тебя не касается. У меня много клиентов. Люди часто обращаются к адвокату посоветоваться. Скажу тебе то, что никому не говорил. Но при одном условии: мы никогда больше не вернемся к этой теме. Ты понял?

– Вполне.

– Прости, я немного пофилософствую. Не все неприглядные поступки людей объясняются изъянами характера. Нередко обстоятельства сильнее нас, и человек поддается искушению – есть такое старомодное слово. Так вот, я знаю Ларрена всю жизнь. После развода с женой он был совершенно не в себе. Начал пить, и пить много. Кажется, играл. Забросил юридическую практику. Потом у него завязались отношения с этой прелестной амбициозной и корыстолюбивой женщиной. Хотел наладить свою личную жизнь. Но вместо этого попал в судейское болото, где разбирают пустяковые, мелкие дела. Ларрен – умный человек, у него удивительные способности, а ему несколько лет приходилось заниматься нарушителями правил дорожного движения, пьяными драчунами, сексуальными извращенцами. Изо дня в день одно и то же: привод, суд, условное наказание, послесудебный надзор. Ларрен оказался в среде, где продажность сверху донизу была обыденностью и сущим бедствием для города. Брали все: поручители, полицейские, те, кто осуществляет надзор. Северный филиал был рассадником незаконных сделок. Расти, неужели ты думаешь, что Ларрен – исключение?

– Ты что, оправдываешь его? – вырывается у меня.

Взгляд Сэнди делается жестким, чужим.

– Ни в коем случае! – энергично возражает он. – Ни в коем случае. С такими позорными явлениями мириться нельзя. Они подрывают наши общественные устои. Если бы мне пришлось разбирать дело подкупленного должностного лица, суровый приговор обвиняемому был бы обеспечен. Может быть, даже пожизненное заключение. Но то, что случилось, – в прошлом. Сегодня Ларрен Литл предпочел бы умереть, говорю это совершенно искренне, нежели скомпрометировать звание судьи. Это мое мнение.

– Мой прокурорский опыт подсказывает другое. Взяточничество не приступ нездоровья, а прогрессирующая болезнь.

– Это всего лишь эпизод, случайность, тем более в далеком прошлом.