Книга Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

Когда пульс пришел в норму и дышать стало полегче, Элизабет огляделась по сторонам. Она находилась в так называемой роще Хадсона, видимо, такого же давно вымершего старожила, как Дрю. Поросшие лесом холмы спускались к речке, и только вдоль извилистого русла тянулась узкая полоска луга. С места, где стояла сейчас машина Элизабет, не было видно ни домов, ни людей, одна расшатанная дырявая проволочная изгородь, чтобы коровы не выходили на дорогу. Для раздумий самое подходящее место.

Как и лес за ее домом, где Трейс, по его словам, гулял, когда погиб Керни.

Он лгал… При этой мысли у Элизабет упало сердце. Она закрыла лицо руками, плотно прижимая пальцы к векам, пока в темноте перед глазами не запрыгали разноцветные круги. Если б ему было нечего скрывать, он сказал бы правду. О чем же он молчит? Об убийстве?

Нет, нет. Не может быть, подумала Элизабет. Материнская решимость уже взяла верх над страхом, стиснула его железной рукой. Трейс никого не убивал. Она не поверит, не может поверить, что он на это способен. Он выплескивал свою подростковую ярость на неодушевленные предметы, но никогда в жизни не причинял вреда живому существу.

До вчерашнего вечера… Его лицо и пять десятков очевидцев свидетельствовали о жестокой потасовке с Керни Фоксом на стоянке у «Красного петуха».

Но он не убийца, не может быть убийцей! Теперь, когда страх уже не мешал думать, Элизабет осознала это. Ее уверенность шла от самого сердца. Трейс — ее сын, ее плоть и кровь. Может, она не знает всего, что творится в смятенной душе ее мальчика, который становится мужчиной, но одно знает точно: несмотря ни на что, сердце у него доброе. Он не может никого убить. Тогда зачем ему лгать?

Застонав, Элизабет уткнулась лбом в рулевое колесо.b носу хлюпало. Она полезла в сумочку за платком, но наткнулась на желтый конверт с личными вещами Трейса. Ей захотелось стать ближе к сыну, и она открыла застежку и высыпала к себе на колени содержимое пакета. Карманная расческа, два квадратика жвачки, бумажник. Она ласково погладила бархатистую телячью кожу бумажника, печально улыбнулась. Это был ее подарок Трейсу на четырнадцатилетие. Неважный был день. Брок пообещал мальчику сходить с ним на футбол, но потом передумал.Емувдруг оказалось необходимо присутствовать на каком-то дипломатическом приеме в честь министра торговли Японии. Дела важней, чем детский праздник, сказал он тогда. Но не для ребенка.

Она рассеянно открыла бумажник, заглянула внутрь — скорее по привычке, чем в надежде что-то найти. Семь долларов, купон на порцию попкорна в кинотеатре. Ученический пропуск элитной школы, где по настоянию Брока Трейс учился в Атланте.

За пропуском оказалась старая, с обтрепанными углами фотография. Элизабет осторожно вынула ее, и ее губы дрогнули. С карточки ослепительно улыбались она сама и Трейс. Они стояли перед большим ярко-желтым викторианским домом с зелеными ставнями и белым крыльцом с колоннами. На ней были темно-синие шорты, открывавшие длинные загорелые ноги, небесно-голубая майка с эмблемой парка «Шесть флагов»… Господи, неужели когда-то она была такой молодой и счастливой? Волосы у нее, как обычно, были растрепаны, темные очки подняты на лоб. Она стояла за спиной у Трейса, обнимая его обеими руками. Он тоже улыбался во весь рот щербатой от нехватки молочных зубов улыбкой, демонстрируя такую же, как у мамы, голубую майку с эмблемой и крепко держа за шею надувного динозавра.

Счастливое время… Элизабет хорошо помнила, кто их фотографировал. Доннер Прайс, большой, немного неуклюжий, как медведь. Методистский священник. Они познакомились летом в Сан-Антонио, и то было самое лучшее лето в ее жизни, не считая того, когда она влюбилась в Бобби Ли. Лето надежд и планов. Потом самолет, на котором Доннер вез в Гватемалу лекарства для бедных, упал в океан. Элизабет взяла Трейса, собрала по кусочкам разбитое сердце и отправилась в Атланту, чтобы начать жизнь заново.

Она заглянула в следующее отделение бумажника. Хватит с нее воспоминаний и сожалений. Вся ее грусть тут же испарилась, сердце екнуло. Еще одна фотография. Школьный снимок девушки с длинными каштановыми волосами и веснушчатым носиком. Она улыбалась в объектив, в голубых глазах прыгали озорные искорки. Эми Янсен.

Дэн вышел из зала суда. Следом за ним, как свора шакалов, семенили репортеры. Они возбужденно переговаривались, но дистанцию соблюдали и подойти поближе не пытались. Только что закончилась вторая за эту неделю пресс-конференция. Слишком много для человека, который не выносит вида репортеров. Стервятники чертовы. Поскольку после убийства Джарвиса ничего не происходило, журналистская братия начала понемногу разъезжаться по домам, но сегодня все опять были в полном сборе, с карандашами на изготовку и алчным блеском в глазах. Для жителей Нью-Йорка два убийства за неделю не в диковину, но здесь это настоящая сенсация. Можно представить, с какими заголовками выйдут газеты.

У лестницы, ведущей в отдел охраны порядка, на пути толпы выросли, как два дуба, дюжие полицейские. Дэн с облегчением вздохнул, но тут же застонал от досады: в приемной его терпеливо дожидались Чарли Уайлдер и Байди Мастере. Он даже не замедлил шаг, надеясь, что они поймут намек и дадут ему пройти мимо, но отцы города с озабоченными лицами бросились за ним, наступая ему на пятки, забегая вперед, пытаясь заглянуть в глаза.

— Дэн, неужели ничего нельзя сделать? — спросил Чарли, даже не трудясь смягчить неприятный вопрос обычным хохотком. Он пыхтел и отдувался, стараясь идти вровень с Дэном. Лицо у него побагровело и лоснилось от пота. — В выпусках новостей уже используют парад к открытию нашего фестиваля как фон для сообщений о разгуле преступности! Как бы нам прекратить это безобразие?

— Давайте всех убьем, — иронически усмехнулся Дэн. Впалые щеки Байди стали пепельно-серыми.

— Шутить изволите? Не смешно.

— Конечно, не смешно, — согласился Дэн. — Что веселого в убийстве. — Остановившись у двери кабинета, он холодно взглянул на обоих. — У меня есть о чем побеспокоиться, кроме убытков, которые понесут сувенирные лавки.

— Тебя выбрали, чтобы ты охранял покой города, — вступил Чарли, — а у нас два убийства за одну неделю!

— Джентльмены, я не убивал их, — возразил Дэн, не отводя взгляда. — И, возможно, если бы вы перестали грузить меня вашим несчастным доморощенным фестивалем, я мог бы вплотную заняться поисками того, кто это сделал.

Отцы города синхронно отступили назад, окаменев от возмущения, да так и остались стоять на месте с открытыми ртами. Не очень умно оскорблять влиятельных людей, подумал Дэн; впрочем, он уже дошел до состояния, когда на такие мелочи плевать. Главный подозреваемый в убийстве Джарвиса остывал на железном столе в похоронной конторе Дэвидсона с размозженным, как разбитая тыква, черепом. Трейс Стюарт мерз в тюремной камере и что-то скрывал. А Элизабет пропадала невесть где, проклиная день знакомства с шерифом округа Тайлер.

В отделе стоял шум почище, чем на пресс-конференции. Телефоны звонили без умолку. Персонал, полицейские, помощники бегали туда и обратно, без конца хлопая дверью. Этот постоянный гул время от времени перекрывали краткие взрывы разговоров. Лоррен со свирепым видом царила на своем посту. Перед ее столом стояли водитель автобуса в форменной рубашке и блондинка в коротеньких шортиках и микроскопической блузке. Толстяку-водителю было лет сорок пять; блондинка походила на двадцатипятидолларовую шлюшку с толстым слоем штукатурки на лице и волосами, стоящими дыбом от лака. Увидев Дэна, Лоррен выбежала из-за стола.