Книга Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

Воцарилось молчание — переговоры зашли в тупик. И Ермаков решил зайти с другой стороны:

— Я предлагаю завтра, после полудня, обсудить создавшееся положение на переговорах послов с нашей делегацией, которая даст ответ на ваш ультиматум. Да, господа, требование передать железную дорогу союзникам попахивает ультиматумом, который предъявляют только оккупанты. И потому, господа, я призываю вас к сдержанности — вы еще не победители.

— Я согласен с предложением господина Арчегова, — Жанен резанул по нему острым взглядом. Константин сжал волю в кулак — оскорбление для офицерской чести было явственным, и он тут же вернул его обратно.

— Я извиняюсь, месье Жанен, — после этих слов у француза встопорщились усы, он побагровел. Не злись, лягушатник, у русских есть поговорка — «как аукнется, так и откликнется». Словно прочитав мысли, Жанен скривил рот презрительной гримасой. — Но у нас имеется ряд условий, без выполнения которых какие-либо переговоры между нами будут невозможны. Первое из них таково — чешские войска не будут сосредотачиваться на перегоне Черемхово — Суховская. У нас есть возможность наблюдать за перевозками. Второе — чехи должны немедленно снять арест с литерных эшелонов и обеспечить их беспрепятственное продвижение на Иркутск. Без всяких действительных и мнимых проволочек…

— Ваши условия для чехословацкого корпуса неприемлемы, — непримиримо отрезал Сыровы.

— Тогда пусть будет война, безжалостная и беспощадная. Но мы дадим послам и союзным миссиям паровозы и через три часа мы откроем для них движение на Байкал. Дня всех, кроме чехов!

Ермаков решительно встал, рядом встал подполковник Степанов, вот только повернуться к выходу они не успели, как Жанен примиряющим голосом заговорил:

— Прошу, не горячитесь, господа, — русский язык генерала был почти безукоризненным. А именно на нем шли переговоры, благо все собравшиеся за столом знали, кто лучше, кто хуже, великий и могучий.

— Верховный Правитель адмирал Колчак волен двигаться по железной дороге, когда ему заблагорассудится. Вся проблема в партизанах, которые контролируют железную дорогу. А потому литерные поезда необходимо сопровождать бронепоездами с чешской охраной. Ведь так, господа?!

— А также вернуть обратно захваченные у адмирала паровозы!

— Паровозы были временно взяты, и сейчас в них надобность отпала. Они будут сегодня возвращены, и литерные эшелоны продолжат свое движение на восток. Ведь так, генерал?!

— Совершенно верно, — Сыровы просиял лицом, сообразив, что золото от него никуда не уйдет, ведь, в лучшем случае, эшелоны смогут подойти на Иннокентьевскую только через два дня, никак не раньше.

— Вот и хорошо, господа, — голос Ермакова стал любезным. — Надеюсь, вы мне дадите возможность связаться с адмиралом по телеграфу.

— Конечно, — не менее любезно отозвался Жанен, — и послам необходимо связаться по телеграфу.

— Я рад, что у вас есть связь с Нижнеудинском. Но очень сожалею, что не могу оказать ответную услугу — связь постоянно прерывают красные партизаны на перегоне между Мысовой и Верхнеудинском. Наши американские союзники снимают караулы и готовятся к эвакуации из Сибири. Свои части полковник Морроу уже вывел из Слюдянки и начинает выводить из Танхоя. Американцы даже отогнали в Михалево целый эшелон с оружием для чешских войск. Хорошим оружием были вооружены ваши солдаты, пан генерал. Сибирской армии оно очень пригодится, — Ермаков внутренне засмеялся, вот теперь генералов проняло по-настоящему, они даже спали с лица. Да оно и понятно — надежда на американцев растаяла, как дым. — Как только мы займем нашими войсками этот перегон, связь будет бесперебойной. Сейчас я не могу ничего гарантировать. Прошу принять мои искренние сожаления и извинения.

— Я приостановлю на сутки движение наших эшелонов у Черемхово. Надеюсь, этого времени достаточно для проведения переговоров между Советом послов и Сибирским правительством, — генерал Сыровы заговорил подчеркнуто равнодушным тоном, но его стиснутые до побеления костяшек кулаки свидетельствовали о совершенно ином — чех был вне себя от ярости.

— Этого времени совершенно достаточно, тут мы с вами согласны, пан генерал. Позвольте откланяться, господа, до завтра. Честь имею! — Ермаков встал со стула, и они со Степановым быстро вышли из вагона…

(30 декабря 1919 года)

Порт Байкал

— Константин Иванович, приехали, — голос поручика Белых достучался до сознания с первого слова, и Ермаков открыл глаза.

Что за гребаная жизнь пошла — за семь здешних дней он больше трех часов в сутки не спал. Только закроет глаза и провалится в черное забвение, как тут же будят — иди, раб Божий Костя, верши свои дела…

Ермаков плеснул теплой водой на платок, наскоро протер лицо. БМВ по уровню комфорта превосходил все его бронепоезда — отопление, приличная шумоизоляция, внутреннее освещение, вот только спать пришлось на снарядных ящиках. Но тут ничего не поделаешь, не предусмотрены койки в тесном броневагоне, у него совершенно другое предназначение.

Хлебнув голого кипятка из кружки, ротмистр медленно закурил папиросу и вопросительно посмотрел на командира дивизиона.

— Генерал Скипетров в третьем вагоне. С «Ангары» просигналили фонарем — «мы готовы». Может, я пойду с вами?

— Нет, работаем по плану. Но если что…

— Мы эти эшелоны в труху смешаем, ваше превосходительство. Если что, падайте на пол, я из пулеметов по окнам пройдусь, а потом десант скину. Не беспокойтесь, ваше превосходительство, не подведем.

— Ну и хорошо, Петр Федорович, — Ермаков крепко пожал руку поручику, нырнул в отдраенную броневую дверь и спрыгнул на снег.

Прямо напротив его застыл длинный эшелон из пассажирских вагонов и теплушек — в окнах ни огонька. Ермаков посмотрел на часы — ровно пять утра, самый сладкий сон. Спят все, и лишь несколько замерших часовых стоят вдоль длинной вереницы вагонов.

— Ротмистр Арчегов. К генералу Скипетрову, — услышав фамилию, часовой, совсем еще молодой паренек в папахе с башлыком, тут же затарабанил в вагонную дверь. Через пару минут дверь открылась, и в тамбуре появился офицер в накинутой на плечи шинели.

— Поручик! Доложите генералу, что прибыл ротмистр Арчегов. Да в вагон пускайте, холодно стоять! — командирский рык Ермакова сделал свое дело, и офицер отскочил в сторону, настежь открыв дверь. Константин поднялся и очутился в прокуренной теплоте вагона.

— Извините, господин ротмистр, я немедленно разбужу генерала. А вы посидите здесь, — Ермаков улыбнулся — все так же, как у него в штабном, только комендантом здесь сидит целый офицер, а у него унтер. Присел на топчан, достал папиросу и закурил.

В вагоне сразу началась легкая суматоха, послышался заспанный женский голос: «Леня, что случилось?»

В ответ мужской голос что-то невнятно сказал и тут же начал отдавать какие-то приказы. Вот только расслышать ничего Ермаков не смог, больно тихо говорил генерал. А потому Константин продолжал безмятежно курить, готовясь к первой части «Марлезонского балета», так он заранее окрестил подготовленную операцию.