Книга Foxy. Год лисицы - Анна Михальская

Он читал и читал и наконец понял, о чем были эти сказки. В разных сюжетах повторялось одно и то же: тайная любовь, запретная любовь, а главное – просто мечта о совершенной любви…

«В наши дни, – говорилось в книге, – лисиц-оборотней стало меньше. И не потому, что исправились нравы, а потому, что мало осталось лисиц…»

* * *

Игра была замечательно интересной. Ло наслаждалась каждой минутой, и лишь иногда мешало воспоминание: она так красиво спускается вниз по ступеням в своем чудесном цыганском наряде, и все напрасно! Никого! Пустота!

Странное это чувство – не то пустоты, не то тревоги, а может, просто тоски по ускользнувшему, несбывшемуся – приходило к ней и теперь. Но не задерживалось: так, мгновенный укол, почти незаметный, будто булавка, забытая в роскошном новом платье.

Перелет из Сан-Франциско в Чикаго, а оттуда в Москву был сплошное веселье. С Джимом не то что с матерью: никаких забот, никакого напряжения. А в Москве стало еще забавней: во-первых, она должна была решить – спать с ним или не спать. Решение предоставлялось ей, Джим так и сказал. Она уже взрослая, в ее возрасте пора определять главное в своей жизни и делать это самой. Самой и отвечать за свои поступки.

Она боялась. Пока только осматривалась: Джим привез ее в смешную квартирку где-то на окраине, в одном из тех районов, где она никогда и не была. Их называют «спальными», – Джим говорит, это потому, что тут все друг с другом спят, ведь заняться в этих пустынных бетонных пространствах людям больше нечем. Квартирка такая крохотная, хоть и двухкомнатная, и есть в ней все, что полагается для настоящей: «коридор», ванная – ой, смех один! – и «туалет». Чтобы сделать свои дела, приходится пятиться задом, словно заползая в свою раковину. Очень прикольно.

Джим просил ее ответить на звонки матери и не врать. Она так и сделала, только на один вопрос пока не смогла ответить: когда вернется.

Это была вторая проблема. Ее тоже предстояло самостоятельно обдумать и поступать соответственно. Дело было в том, что Джим не собирался задерживаться в этой квартирке. У него были деньги, и он отправлялся на поиски своего будущего дома. Прямо сегодня. Сейчас. А жилье готов был оставить ей – бесплатно, конечно, и на сколько она захочет. Да, этот Джим! Как же ей повезло! Возможно, – говорил он, – ему придется переночевать тут еще несколько раз, пока не найдется дом – Дом, – вот как произносил он это слово!

И она решилась на самостоятельную жизнь. Деньги, конечно, будет брать у матери, пока не найдет работу в офисе или дизайнером, – ей ведь много не нужно! Тем более за квартиру не платить… Точнее, тем менее! И поступит учиться на вечерний. В МГУ, на искусствоведа. Или в РГГУ, на худой конец. Отец поможет.

Вот такой клевый план. А что? Прикольно!

И жажда жизни – новой, своей, настоящей – наполнила Лолу, как пузырьки – шампанское.

Джим, целиком сосредоточенный на своем Доме, не слишком пока рвался соблазнять ее, и она решила первый вопрос так: отложить. Отложить до невозможности откладывать. Или еще до… А вдруг она встретит свою любовь? Сегодня, выйдя за яблоками? Без яблок жить она не могла. Завтра, в метро? В метро! Это просто супер, метро! Неужели и к этому аттракциону она когда-нибудь привыкнет? Или встреча ждет ее в университете – на лестнице, как тогда, в Сорбонне?

Лола уже оделась и смотрела на себя в зеркало у двери, готовясь выйти на неизведанные просторы Текстильщиков и заодно купить яблок и обезжиренного творога, когда в замке повернулся ключ. Вернулся Джим?

Дверь открылась. Напротив нее, через порог, стояли двое.

«Он!» – Лола уронила сумку. Алису она не узнала.

«Она!» – понял Саша Огнев и обнял свою Донну.

Алиса вздрогнула, будто повеяло холодом, и сказала привычно:

– Мадемуазель? – хотя была в родных Текстилях, где привыкла к другому, типа: «А это что за зверь? Подруга, ты чья? А ну, вали отсюда!»

– Я – Алиса Деготь, хозяйка этой квартиры, – продолжала она улыбаясь. – Вы не скажете, как ваше имя и нельзя ли поговорить с моим отцом? Он тут остановился, просил за ним зайти. Он еще здесь или мы разминулись?

Лола пробормотала что-то невнятное. Парень почему-то не смотрел ей в глаза, как прежде, на лестнице Сорбонны, а обнимал рыжую молодую даму – так Ло пришлось определить это недоступное и прекрасное, безусловно светское создание. Все пропало, – думала она. Ведь такие вещи понимаешь сразу.

– Разрешите, мы войдем? – сказала наконец Алиса, устав стоять на пороге. – Я хотела показать Саше свой родной дом.

Ло оставалось только посторониться. Из коридора, где она опустилась на шаткий стул у зеркала, все было отчетливо слышно. Да от нее никто и не пытался ничего скрыть. Даже напротив.

– Вот он, мой диван, – говорила дама. – На нем я пролежала весь тот год, что болела. Книг у меня нет, все брали в библиотеке. Ложись сюда, головой в угол. Смотри, отсюда видно окно, а в него – кусок стены, дерево – это ясень, еще вон тот скат соседней крыши и немного неба. Утром мелькают тени птиц, ночью встает месяц, и у самого его уголка – одна звезда, словно родинка у прекрасных губ. Вот и все. Собственно, здесь нечего больше показывать. Я сюда никогда не вернусь.

– Мадемуазель? – позвала она громко.

И Ло послушно возникла в дверном проеме, словно служанка.

– Мадемуазель, вы можете распоряжаться этой квартирой так, как условились с отцом. Мы с ним увидимся сейчас в другом доме, встреча уже назначена, и я подтвержу свое решение. Скажу, что познакомилась с вами и не против, чтобы вы тут… остановились, жили, посещали… Ну, словом, как вам и ему будет угодно. И удобно.

И, странно улыбаясь – то ли коварно, то ли смущенно, – она попрощалась, Саша – теперь Ло знала его имя – откланялся и вышел следом. Дверь захлопнулась.

Только тогда барышня поняла, что это была за улыбка.

Рыжая дама улыбалась торжествующе.

* * *

В вагоне метро, быстро миновав заплеванные остановки, ларьки и рынки своей родной стороны, Алиса сидела рядом с Сашей. Он был задумчив и молча держал ее за руку. «Вот и прекрасно, – думала Алиса. – Но как же все складывается! Нет лучшего сценариста, чем сама жизнь… Пусть эта девочка займет мое место – оно и в самом деле ее, не мое. Пусть поживет на свалке жизни, среди крыс, не все же там, на высотах». Впрочем, Алиса не знала подлинного имени дома Мергеня – «Унитаз». А знала бы, так еще больше удивилась бы судьбе – непревзойденному мастеру сюжетов.

Они встретили Джима у подъезда «Зоны К» – он ждал их на лавке. С юго-запада задувал ветер, гоня над рекой рваные тучи, и в просветы проникали бело-золотые лучи далекого ноябрьского солнца.

– Что с тобой? – спросила дочь. – Ты не заболел? Замерз? Нет? Красный какой-то…

– Здоров, как никогда. Только очень… Ты понимаешь, трудно выразить… Сам не понимаю. Побродил тут вокруг, пока вас дожидался, – дошел до Панорамы, посмотрел сверху на город, на реку, прошелся по аллеям… И вот – взволнован, очень взволнован. Так давно здесь не был – на Воробьевых горах, у этого здания… Да и был ли когда? Уж и не помню. Другое вспомнил, Алиса. Другое… И так ясно!