Книга Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель - Жорж Бордонов

корнями, ворчание еще не уснувшего медведя из его берлоги; уханье совы и терпкий крик сипухи; фырканье оленя и прерывистое дыхание хищника.

Днем все эти звуки затихают, гасятся. Но, едва солнце скроется за верхушками деревьев, лес снова оживает, Он тянется к Эпониаку тысячами рук. Дневной свет гаснет, звуки усиливаются. Жалобы ветра, крики торжества и ненависти, треск ветвей, вздохи невидимого зверя — вот основные мелодии лесной музыки. Луна струит свой свет на ленты тумана в низинах, угнетая наше и без того пугливое воображение. В человеке оживают все его суеверия, он забывает о своих ничтожных ссорах, ощущает необходимость собраться в кругу своих перед очагом, послушать их теплые голоса. Природа возвращает человеку самого себя, У кого были неотложные дела снаружи, тот бросает их и прячется в хижине, ведь в темноте в любую минуту могут зажечься глаза чудовища. Собаки внезапно настораживают уши: то стадо оленей промчится через поляну, то когти волка лязгнут по ледяной земле. А иногда смертельно раненный хищник приползет к самым дверям в последней отчаянной попытке выжить, надеясь обрести у человека заступничество. Жутко кричат ночные птицы, заставляя нас содрогаться при каждом этом протяжном призыве. Старики начинают шептать слова заклинаний.

— Не к добру это, — говорят они. — Они зовут человеческие души.

В безветренную ночь через щели в дома просачиваются волнующие, ядовитые ночные запахи, порождаемые гниющими корнями и торфом, они стекаются с холмов; гниение и жизнь есть одно следствие другого.

Я сознательно не тороплюсь с описанием первых дней здесь…

Так вот: передо мной дорога к лесному городу, которая пробивается через заросли елей. Дорога, хорошо накатанная, но местами разбитая, нигде не придерживается прямой линии; она подстраивается под контур пейзажа: идет у подножья холмов, избегает болотистых понижений, но очень охотно приближается к озерам, тянется вдоль ручьев. Странным образом все же притягивает человека вода…

Вчерашние узники, мы едем сквозь ветви елей в повозке, запряженной бодрой лошадью. Над головами — голубой просвет. Повозка кренится, и мы толкаем друг друга. Арверн всю дорогу поет. Аквитен о чем-то раздумывает, закрыв глаза, обхватив колени руками. Парисий спорит с возничим. Нервий закусывает сыром и куском хлеба, в задумчивости медленно жует, отчего похож на бычка. Котус грызет по привычке ногти. Я же на время отбросил тяжелые думы, смотрю по сторонам, и мне кажется, что я уже когда-то проходил по этим местам. Я чувствую себя, точно рыба, вернувшаяся к родному берегу из далекого плавания. Морозный воздух пощипывает мои щеки и кончик носа. Я с наслаждением вдыхаю его, как когда-то, в разгар пира у банкира Красса, я оставлял обжирающихся гостей и выходил в перистилий, чтобы вдохнуть свежего воздуха, ощутить прохладу ясной ночи.

— Эпониак! — кричит возничий.

Рукоятью хлыста он указывает на город, который появляется внезапно в просвете между зарослями. Его возносят над всем лесом холмы, расположенные посреди равнины. Множество хижин разбросаны вперемешку с пашней и пастбищами. У хижин конические крыши с отверстиями на самом верху для выхода дыма. С каждым поворотом дороги картина делается все более отчетливой. Желтизна соломенной кровли выделяется на фоне бурых стен. Двери низкие, маленькие оконца. Улицы, заполненные детворой и домашней живностью, сходятся на главной площади, где стоят добротные дома, по-видимому, принадлежащие знати. В северной части светятся два огня — это кузницы, даже отсюда слышны удары молота по наковальне. Город защищает земляной вал с частоколом — не слишком надежное укрепление. Повсюду на полях работают крестьяне, чуть поодаль пасутся стада. Два быка скрестили рога у родника, пастух пытается разнять их, стегая хлыстом. В дубовой роще свиньи выискивают зрелые желуди.

— Верховный Дом! — кричит опять возничий.

И указывает на каменное укрепление на сваях, которое стоит на возвышении. Теперь я понимаю, почему ограждение Эпониака столь незначительно. Под прикрытием Верховного Дома люди могут заниматься повседневными заботами в полной безопасности: женщины могут, лихо подбоченясь, обмениваться шуточками, старики — делиться воспоминаниями, мужчины — работать по хозяйству. Верховный Дом охраняет их, они укроются в нем по первому сигналу тревоги.

Дорога подводит нас к городу, возничий ставит повозку у стен и направляется к караулу. Нам велят подождать. Я пользуюсь возможностью сделать обзор местности. Еще раз убеждаюсь, насколько удачно расположено укрепление: отсюда хорошо просматривается вся долина, значительная часть дороги и несколько ближних деревушек. С запада долину окаймляют скалы. В лучах заката река кажется расплавленной вулканической лавой. Ветерок легко касается наших лиц. Котус толкает меня локтем — предупреждает на тот случай, чтобы я не сказал чего-нибудь лишнего: из бойниц за нами зорко наблюдают и, конечно, стараются уловить каждое слово.

Наконец ворота раскрываются, чтобы впустить нас. Цепочкой, с возничим во главе, мы проходим на сторожевой двор. Он отличается от вотчины вергобрета лишь размерами, да еще стены здесь выше. Вокруг двора ютится множество лавок и сараев. Все постройки, как всегда у галлов, из глины и дерева.

…Вспомнишь ли ты Оскро, начальника гарнизона, тайного советника королевы, другими словами, префекта Эпониака? Он встретил нас в главном зале Верховного Дома, стоя у пустого кресла королевы. С первой встречи с ним я понял, что это мой потенциальный враг. Он был преувеличенно приветлив с нами: приказал принести вина, терпеливо выслушал рассказ каждого о перенесенных невзгодах. Покровительственно кивал головой, слушая нас — давал понять, что в нем мы обрели своего верного защитника. Но при этом его колючие стальные глаза пытливо исследовали нас, следили за каждым нашим жестом. Мне всегда не нравились болезненно-бледные типы с горящим взором.

— Будьте уверены, — заключил он, — арбатилы вас не выдадут. Мы постараемся найти вам применение…

После чего нас разместили в городке, отправив по разным адресам. Мы с Котусом поселились у кузнеца по имени Петруллос.

Глава II

Арбатилы воплощали в себе все лучшие черты галльского племени. Они производили все необходимое для жизни сами. На своих полях выращивали известные им виды растений, разводили крупный рогатый скот, а также баранов, лошадей, свиней. Город снабжали пропитанием многочисленные деревушки, разбросанные в лесах. Крестьяне обменивали продукты на изделия ремесленников.

Жилища этих лесных жителей были весьма скромными, как и у наших далеких предков — этрусков. Как я уже сказал, это были большей частью круглые хижины с соломенными крышами, имеющими отверстия — дымоход. Их строили из деревянных перекладин и глины и погружали примерно на длину ступни в землю, так что, входя в такую хижину, приходилось быть внимательным, чтобы не упасть. Но в остальном галлы были равны нам, а часто даже превосходили в своем владении