Книга Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но его не посылали к станку. Он числился той изюминкой в советском аппарате, которая должна вытравить бюрократизм и придать аппарату ту особую крепость, которую изюмина придает сухарному квасу.
«Квас шибает в нос, так и нам, рабочим, надо шибануть в нос бюрократизм», — решил Авенир и невольно сжал кулаки.
«Борись, если можешь, мерами военного коммунизма», — припоминал он слова Автонома. Но кто выбросил эти строки? Разве они являются для него лозунгом? Их воспроизвел упадочник. Вот кто воспроизвел их, — сердился Авенир. Зачем меры военного коммунизма, коль идет нэп?»
На Никольской улице Авенир приостановился у магазина утвари. Он часто видел этот магазин, но не обращал на него внимания.
Сейчас в окнах он увидел то, что видел и раньше, но это было для него чем-то потрясающим. В витрине была выставлена церковная утварь вместе с утварью революции. Церковная дарохранительница нашла мирное соседство с советским гербом, а церковные хоругви — с красным знаменем.
«Борись мерами военного коммунизма», — мелькнуло в голове.
И Авенир ринулся к окну, приподнял кулаки, но быстро их опустил.
Проходившие люди на минутку приостановились, а затем побрели своей дорогой.
Авенир также пошел домой, но весьма удрученный.
«Сколько глупостей еще впереди, — подумал он. — Чего только мы ни окрасили в красный цвет. Даже завод называется у нас «Красный Перун», а ведь Перун — идол».
О ПОДОРВАННОМ АВТОРИТЕТЕ
Языком мел и, а рукам воли не давай, — ибо язык твой без костей: он не причинит физической боли.
Ек. Холодная. «Сумерки моей юности»
В тот день, когда Авенир Евстигнеевич возобновил обследовательскую работу в «Центроколмассе», с Петром Ивановичем произошел несчастный случай: узнав от сослуживца о новом дополнительном пребывании «ревизора» в учрежденских недрах, он был охвачен каким-то непонятным ужасом. Со страха его тело как-то натужилось, и у него лопнули подтяжки. Брюки, имевшие в объеме запас на случай накопления жира, мгновенно сползли почти до колен. Оторопевший Петр Иванович не знал, что делать, и простоял в сем неприличествующем положении несколько секунд, пока до его уха не донесся отчетливо смех сослуживцев. Час спустя рыжая делопроизводительница, к которой Петр Иванович питал сверхъестественные чувства, слегка хихикая, напомнила:
— Петр Иванович, — сказала она, — каким образом вы уронили авторитет?
Петр Иванович вначале не понял этого тонкого намека, но, догадавшись, покраснел и без особой надобности ощупал пояс брюк и оправил его. Петр Иванович почему-то предчувствовал, что такие обстоятельства могут принести омрачение в будущем. Предчувствие не обмануло его: Авенир Евстигнеевич в тот же день потребовал немедленного сокращения служащих, которые после первого акта комиссии зачислены в служебный резерв. Родион Степанович протестовал, звонил куда-то по телефону, но Авенир Евстигнеевич показал специальное отношение, подписанное влиятельным лицом, о «немедленном проведении в жизнь всех вышеуказанных мероприятий».
Так как в предписании не было указано, о каких именно «мероприятиях» идет речь, то Родион Степанович и на сей раз перехитрил ревизора: он провел сокращение только тех служащих, которые часто попадаются на глаза «ревизора». В число этих лиц попал и Петр Иванович, правая рука Родиона Степановича. Этим актом Родион Степанович хотел сказать, что распоряжение влиятельного лица он выполняет беспрекословно, однако за дальнейший ход работы снимает с себя всякую ответственность. Родион Степанович пообещал принять Петра Ивановича вновь ровно через месяц, когда последний израсходует выходное пособие. К тому времени, заверял Родион Степанович, очень ощутится в орготделе отсутствие Петра Ивановича.
Петр Иванович, хотя и ощущал некую дрожь, однако верил словам Родиона Степановича, — столь авторитетного начальника, в подчинении коего он прослужил несколько лет. И, проникнутый чувством особой благодарности к заботам начальника, Петр Иванович был даже до некоторой степени обрадован: ему хотелось отдохнуть.
Таким образом из предназначенных к сокращению шестисот человек Родион Степанович сократил всего пятнадцать.
Проводить постановление полностью Родион Степанович считал глупостью, полагая в ближайшие месяцы иметь всесоюзный масштаб, когда штаты могут быть увеличены на пятьдесят процентов.
Авенир Евстигнеевич углубился в изучение вопроса о росте нагрузки на одного служащего, перенося тяжесть работы в плановый отдел и бухгалтерию.
Авенир Евстигнеевич, решивший самостоятельно проверить цифры, не доверяясь больше бухгалтерам-ревизорам, обнаружившим неправильную запись в шесть копеек, работал в бухгалтерии уже больше недели.
— Что он ищет? — задавали вопрос бухгалтера и удивлялись.
И, наконец, не выдержав, Авенир Евстигнеевич задал бухгалтерам вопрос:
— Послушайте. Мне кажется, что товаров наша страна произвела столько же, сколько и прошлый год, — на несколько процентов больше — чепуха. Откуда же нагрузка, черт возьми, прибавляется и сами служащие прибывают?
Сухой, по внешности, бухгалтер не лишен был некоего остроумия.
— Хотите, я вам фокус-мокус покажу, — сказал он, сухо улыбнувшись. И, не дождавшись ответа, вынул из кармана коробку папирос. — Видите? Коробка папирос. — Бухгалтер открыл крышку коробки и поднес к носу Авенира Евстигнеевича, дабы показать, что в коробке, действительно, папиросы. Затем бухгалтер поставил рядом пять стульев и усадил на них пять счетоводов и, чтобы получился некий эффект, приказал каждому счетоводу вытянуть вперед руки, вывернув их ладонями вверх.
— Ну, глядите, — сказал бухгалтер Авениру Евстигнеевичу и положил коробку на руки крайнему счетоводу.
— Климов, передай коробку Петушкову, — приказал бухгалтер крайнему счетоводу, и тот приказание выполнил, положив коробку на руки соседа.
— Что за аллегория? — проворчал недовольно Авенир Евстигнеевич.
— То и есть, о чем вы изволили спросить, — ответил бухгалтер.
— Не понимаю.
— Очень жаль.
Бухгалтер, распустив счетоводов, разнес по местам стулья и уселся за свою конторку.
— Нет, постойте, — остановил его Авенир Евстигнеевич, — раз начали с фокуса, так разъясните все до конца.
— Да это очень просто, — проговорил бухгалтер. — Предположим, что это была не коробка, а пятачок. Один пятачок Климов подержал в руках — пятачок. Петушков подержал еще пятачок, ну и остальные — тоже. У каждого в руках побывал пятачок и каждый бы его посчитал. Из одного пятачка получилось бы целых пять пятачков. Поняли?
Авенир Евстигнеевич понял. Он понял, что товаропроводящие каналы — отделения «Центроколмасса», пропустив всю продукцию по периферийным этапам — механически увеличивают нагрузку. Какой-то страх охватил Авенира Евстигнеевича.
Через два дня он, выступая на общем собрании служащих «Центроколмасса» по вопросу о причинах вторичного обследования и результатах его, старался демонстрировать результаты фигурально якобы для большей убедительности. Приседая на четвереньки, Авенир Евстигнеевич старался изобразить дойную корову, каковой, по его мнению, является «Центроколмасс», а затем чмокал губами, как бы