Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый день Юдин прочёл группам, прибывшим от Вишневского, три лекции: «Об искусственном пищеводе», «О полной резекции желудка», «О ликвидации повреждений подвздошной артерии». Сергей Сергеевич обладал даром отличного оратора и, конечно, его лекции по своей эффективности и артистизму во многом превосходили лекции Вишневского. Последний рассказывал очередную тему спокойным, будничным тоном, даже как бы нехотя, и не очень интересуясь тем, слушают его или нет. У Сергея Сергеевича всё было рассчитано на эффект: каждая фраза, каждый жест и даже то, что его речь сопровождалась демонстрацией кинофильма, снятого у него же во время той или иной операции, о которой он рассказывал.
На второй день группы присутствовали на показательной операции, которую делал С. С. Юдин. Это была обычная резекция желудка, курсанты видели их уже довольно много в клинике Вишневского, а Борис в одной из них даже принимал участие, но здесь, как и на лекциях, всё было обставлено, словно в театре. Когда курсанты заняли свои места, в операционную была привезена уже спящая больная (её ещё в палате усыпили гексоналом), следом появились две молоденькие сестры и встали за предназначенные им столики, затем зашли два ассистента и приступили к обработке операционного поля, т. е. стали мазать живот пациентки йодом. Одна из сестёр подала им стерильные простыни, которыми они укутали больную, оставив живот открытым. Затем плавно и с какой-то особой важностью вошла уже немолодая, миловидная женщина — старшая операционная сестра и встала за главный инструментальный стол. При её появлении младшие сёстры замерли, как кролики перед глазами удава, а оба ассистента как-то подобрались.
— Это Марина, она с ним на все операции ездит. Он без неё ни одной операции не делает, — шепнул всезнающий Соколовский.
Но вот в открытую дверь из предоперационной вошёл, наконец, и сам Сергей Сергеевич Юдин. Оперировал он сидя. Опустившись на высокий крутящийся табурет, хирург начал разминать свои длинные тонкие пальцы, как это делают пианисты. Руки у него действительно были необыкновенными: белые пальцы казались невероятно длинными и гибкими.
Марина протянула Сергею Сергеевичу скальпель, который он даже не взял, а как-то на лету подхватил, и одним быстрым движением рассёк брюшную стенку от мечевидного отростка чуть ниже пупка. Одним движением прошёл сквозь кожу, подкожную клетчатку, фасцию и брюшину. Ассистенты быстро защёлкали зажимами, останавливая кровотечение из перерезанных сосудов, а Марина уже протягивала им новую стерильную простыню, чтобы обложить её вокруг раны.
В клинике А. В. Вишневского весь этот процесс происходил постепенно и неспешно: после вскрытия очередного слоя тканей проводилась новая инъекция новокаина в следующий слой. Но в тоже время там на такой операции было занято всего три человека: хирург, ассистент и операционная сестра. Здесь же было четыре врача (раньше мы забыли упомянуть о враче-анестезиологе, который появился в операционной вместе с больной и всё время находился около её головы, рядом стоял маленький столик с эфиром и маской) и три операционных сестры.
Сергей Сергеевич сказал:
— Итак, мы рассекли брюшную полость, теперь нам предстоит отделить желудок, вывести его в рану, резецировать и сшить культю с двенадцатиперстной кишкой. У больной пенетрирующая язва желудка, и мы будем делать операцию по Бильрот II. На всякий случай, чтобы больная не проснулась и не почувствовала боли, мы в полость брюшины вольём ещё раствор пентотал натрия.
Получив поданный пинцетом Марины маленький флакон, он жестом фокусника содержимое его вылил в брюшную полость пациентки.
— Как видите, нам не чужды методы и местного обезболивания, но мы не являемся, как некоторые фанатики, вроде профессора Вишневского, его слепыми поклонниками. Мы используем тот вид наркоза и ту комбинацию наркотических веществ, которая наиболее удобна.
— Тебе хорошо говорить! — сердито прошептал Соколовский. — А попробуй-ка, достань где-нибудь гексонал, а уж о пентотале натрия и вообще говорить нечего! Это средство только из Америки присылают. Да и народу-то сколько в операционной, а у меня всего один хирург и одна операционная сестра! Да, такие условия не для нас…
Кто-то из соседей толкнул локтем Николая, и тот вынужден был замолчать.
Слушая Соколовского, Борис, тем не менее, внимательно следил за работой профессора Юдина. Пальцы того мелькали с непостижимой быстротой и ловкостью. Персонал был настолько хорошо обучен, можно было даже сказать, выдрессирован, что хирургу не пришлось сказать ни одного слова. Нужный ему в данный момент инструмент всегда оказывался протянутым к его руке, он брал его не глядя, и всегда получал то, что хотел. Более того, Марина успевала смотреть и за действиями ассистентов и помощниц и какими-то, почти неуловимыми жестами и взглядом своих чёрных глаз подсказывала им, что они должны взять или делать.
Операция была закончена через 35 минут. Алёшкин знал, что у Вишневского на неё уходило более часа, а то и полутора. Расходясь, курсанты переговаривались об удивительной быстроте, ловкости хирурга и замечательно слаженной работе всего персонала, но почти все делали те же замечания, что и Соколовский. Борис молчал. Он был восхищён работой Сергея Сергеевича и в душе, соглашаясь с замечаниями Соколовского и с тем, что здесь очень много показного, рассчитанного на эффект, он не мог не признать, что все действия Юдина настолько безупречны по своей точности и аккуратности, что как бы там ни было, а он действительно не только хирург с большой буквы, но ещё и артист своего дела. Как же Борису хотелось хоть немного научиться той отточенности и ловкости движений, которые он сейчас наблюдал!
Одновременно с постоянной работой в клинике Вишневского группа Алёшкина, как и другие, посещали замечательные лекции по истории партии, читавшиеся Н. М. Свердловым. Курсанты слушали лекции и принимали участие в практических занятиях по военно-санитарной практике, проходили курс военно-полевой хирургии, курс противохимической защиты и дежурили раз в неделю в отделении неотложной хирургии в институте имени Склифосовского или в больнице имени Боткина. Ко всем занятиям Борис Алёшкин относился с большой серьёзностью и увлечением. Немудрено поэтому, что в последний день занятий, 30 декабря 1940 года, когда все курсанты собрались в аудитории, его вызвали в числе первых, чтобы вручить свидетельство об окончании курсов сельских хирургов, в котором против