Книга Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович

домну на Ново липецком металлургическом комбинате. «Неужели у нас, у страны, способной выделить на капитальные вложения в текущей пятилетке 500 миллиардов рублей, не нашлось цемента, не нашлось металла, оборудования, чтобы в срок сделать одну-единственную домну? Я как инженер, как металлург, как партийный работник этому никогда не поверю».

Брежнев свято верил в плановую систему. Запланировали в пятилетке на капитальные вложения 500 миллиардов рублей, значит, найдется и цемент, и металл, и оборудование для домны. А если не нашлось, то Госплан виноват — недоучли, недорассчитали.

Критикуя Госплан, а он это делал с завидным постоянством, Брежнев тем самым продолжал наносить удары по Косыгину. Следует, говорил он, поразмыслить о подлинной консолидации руководства и планирования: «Не назрело ли объединение многих из них (около ста союзных министерств и ведомств, органы руководства) в какие-то группы, возглавляемые зампредами Совета министров?»

Заверяя, что ни в коем случае не собирается вернуться к «зуду реорганизаций» (очередной намек на Хрущева), Брежнев явно испытывал этот «зуд». Госплан, говорил генсек, перегружен работой, отсюда и низкое качество плановых показателей. Поэтому надо расширить права министров, одновременно нагрузив их большей ответственностью. В правительственных и партийных верхах грядущую «реформу» поняли так, как только и можно было понять: Косыгин и его команда не контролируют ситуацию. А наделение министров беспрецедентными полномочиями означало, что из-под Косыгина «выдергивают» Совмин. Оскорбленный премьер написал заявление об отставке. Брежнев отставку не принял, но на июльском пленуме 1974 года, вопреки номенклатурным приличиям, исключающим публичную демонстрацию аппаратного закулисья, заявил: «Тов. Косыгин отказался от поста председателя Совета министров. Не совсем. — Голоса: Передумал».

До передачи всей экономической власти министрам дело все-таки не дошло. На том же декабрьском пленуме Брежнев ограничился предупреждениями об ответственности и потребовал большей эффективности производства. Хотя и здесь генсек не удержался от выпада против команды Косыгина: «И не вправе ли ЦК партии потребовать от уважаемых наших товарищей министров и других хозяйственников держать под постоянным контролем все, что происходит на подведомственных предприятиях, своевременно выправлять положение там, где это необходимо?»

Каким же образом «выправлялось положение дел»? А вот каким. Когда в засушливые годы девятой пятилетки объем сельскохозяйственной продукции снизился более чем на 12 миллиардов рублей, СССР стал закупать зерно, мясо и другие виды продовольствия за границей. Выручкой от экспорта нефти и газа, цены на которые в то время резко возросли, обеспечивались импортные закупки товаров народного потребления, произведенных в странах — членах СЭВ. Прежняя схема финансирования уже трещала по швам, и для сведения концов с концами правительство все чаще прибегало к «нетрадиционным» способам: вклады населения в сберкассах, средства со счетов предприятий частично снимались и направлялись на бюджетные расходы. Приоритетной сферой бюджетного финансирования было признано сельское хозяйство. Байбаков в своей книге приводит статистику (ему ли не помнить каждую цифру?): за десятую пятилетку на развитие российского Нечерноземья и связанных с ним отраслей промышленности было израсходовано более семи миллиардов рублей государственных и колхозных капиталовложений, что в три раза превысило совокупные вложения в 1971–1975 годах. Сельскому хозяйству было поставлено более 770 тысяч тракторов, 176 тысяч зерновых комбайнов, более 480 тысяч грузовых автомобилей, 47 миллионов тонн минеральных удобрений. Введено в действие 608 тысяч гектаров орошаемых и 2,1 миллиона гектаров осушенных земель, проведены культуртехнические работы на площади 3,7 миллиона гектаров.

Одной из серьезных проблем десятой пятилетки было вынужденное резкое снижение темпов роста капитальных вложений. «На коллегии Госплана нередко разгорались жаркие споры, — вспоминал Байбаков, — руководители отраслевых отделов доказывали недостаточность выделяемых лимитов, а сотрудники сводного отдела капитальных вложений и мой заместитель по капитальному строительству В. Я. Исаев обосновывали невозможность их увеличения, акцентируя внимание на необходимости лучшего использования выделенных средств. <…> Наша экономика напоминала “тришкин кафтан”. Чтобы залатать дыру в одном месте, надо было отрывать кусочек в другом. Неприкосновенными оставались только расходы на оборону».

Головной болью Госплана в десятой пятилетке была черная металлургия. Она сильно отставала из-за провалов в работе предприятий коксохимической и железорудной промышленности. Снижалась выплавка чугуна, стали, сокращалось производство готового проката. Госплан пытался прийти на помощь черной металлургии, подготавливал необходимые для спасения отрасли проекты решений Совмина, но тщетно. В результате Госплану пришлось предусматривать увеличение импорта большинства видов проката черных металлов, что, естественно, отразилось на торговом и платежном балансе страны.

Не меньше хлопот доставляла Госплану и угольная промышленность. Добыча угля, достигнув в 1978 году 723,6 миллиона тонн, постоянно снижалась, главным образом за счет падения добычи в Донбассе.

Одна проблема влекла за собой другую. Недостаток металла вызывал перебои в развитии машиностроения, низкие темпы развития сельского хозяйства сдерживали производство товаров народного потребления, трудности с топливом влияли на все отрасли экономики.

Впрочем, и сам Госплан погружался в трясину застоя. Это позже признает и Байбаков, констатируя, что его ведомство потворствовало «снижению плановой дисциплины». Имелась в виду получившая тогда широкое распространение система корректировки годовых планов. Прежде такое случалось редко. А в десятой и одиннадцатой пятилетках стало обыденной практикой. Министры сразу, уже в начале года, пускались в плач о пересмотре плановых заданий, потом так и шло из квартала в квартал. Наибольший размах подобные «кампании» приобретали в октябре — ноябре, и длились они до последних дней декабря, а некоторые министерства умудрялись настаивать на корректировках планов даже в начале января.

«У ряда руководителей появилось убеждение, что главным местом в борьбе за выполнение плана являются проспект Маркса [дом № 1, где находился Госплан СССР. — В. В.] и Кремль, а не их предприятия и отрасли, — рассказывал Байбаков. — Мне приходилось в ноябре — декабре выдерживать “осаду” руководителей всех рангов, включая государственное и партийное руководство отдельных союзных республик, краев и областей, вплоть до ответственных работников ЦК КПСС и Совмина СССР. По моей просьбе в эту практику вмешался Центральный Комитет партии, в результате чего отдельные объективно необходимые поправки в план вносились лишь с разрешения Совмина СССР. Госплан более нетерпимо стал относиться к корректировкам планов и активно выступать против этого. Постепенно напор “декабристов”, как мы в шутку называли “борцов” за корректировку планов, начал ослабевать. Однако добиться 100-процентного соблюдения плановой дисциплины нам так и не удалось».

Пугачева Байбакову: «Я вам спою еще на бис»

В конце 1970-х Алла (еще не Борисовна и не примадонна) Пугачева вдруг изъявила желание дать концерт в Госплане. Но поставила условие: концерт состоится, только если на нем будет присутствовать руководитель этого уважаемого учреждения.

Байбакову доложили об оказанной ему чести. Что ж, председатель Госплана СССР, заместитель главы советского правительства, член ЦК КПСС, лауреат Ленинской премии Николай Константинович