Книга Словно мы злодеи - М. Л. Рио

с необходимыми различиями. Ричард, пришедший в ярость из-за меня и предательства Мередит. Я, размахивающий багром в приступе ревнивого страха. Они не спрашивали про утро, которое было после.

Дальнейшие спектакли по «Лиру» отменили. По карте, которую я нарисовал в блокноте Уолтона, Колборн провел пятерых полицейских с фонариками в подвал, где они взломали мой шкафчик фомкой и болторезом. Обличающие улики, все в моих отпечатках.

– Теперь, – холодно сказал мне Колборн, – самое время вызвать адвоката.

У меня его не было, конечно, поэтому мне его предоставили. В том, что это убийство, сомнений не было, вопрос был лишь в степени. Лучшее, что мы можем сделать, объяснила мне адвокат, это настаивать на превышении самообороны вместо второй степени. Я кивнул и ничего не сказал. От звонка родным я отказался. Если я с кем и хотел поговорить, то не с ними. Утром в понедельник мне объявили мой новый статус: досудебное заключение, но в тюрьму меня пока не отправили. Я остался в Бродуотере, потому что (согласно Колборну) мой перевод в большое, переполненное учреждение мог бы привести к тому, что до суда я бы не дожил. Более правдоподобно выглядела версия, что он тянул время. Даже после того, как я написал признание, я видел, что он не вполне ему верит. В конце концов он явился в КОФИЙ, собираясь арестовать Джеймса, исходя из информации, сообщенной «анонимным источником». Мередит, как я понял.

Возможно, именно из-за остаточных сомнений он позволял меня так часто навещать. Филиппа и Александр пришли первыми. Сели рядышком на скамью по ту сторону решетки.

– Господи, Оливер, – сказал Александр, увидев меня. – Какого черта ты тут делаешь?

– Просто… жду.

– Я не это имел в виду.

– Мы говорили с твоим адвокатом, – сказала Филиппа. – Она попросила меня выступить в суде для характеристики.

– А меня нет, – добавил Александр с печальным подергиванием улыбки. – Проблемы с наркотиками.

– А. – Я взглянул на Филиппу. – Выступишь?

Она крепко скрестила руки.

– Не знаю. Я еще не простила тебя за это.

Я провел пальцем по одному из прутьев разделявшей нас решетки.

– Прости.

– Ты понятия не имеешь, да? Что ты натворил. – Она покачала головой, глаза у нее были злые и жесткие. Когда она снова заговорила, голос прозвучал так же: – Мой отец в тюрьме с тех пор, как мне было тринадцать. Тебя там живьем съедят.

Я не мог поднять на нее глаза.

– Почему? – спросил Александр. – Почему ты это сделал?

Я знал, что он спрашивает не о том, почему я убил Ричарда. Я поежился на койке, обдумывая вопрос.

– Это как в «Ромео и Джульетте», – в конце концов сказал я.

Филиппа нетерпеливо фыркнула и сказала:

– Ты о чем?

– «Ромео и Джульетта», – повторил я, отважившись посмотреть на них. Александр ссутулился и прислонился к стене. Филиппа злилась. – Вы бы изменили финал, если бы могли? Что, если бы Бенволио вышел вперед и сказал: «Я убил Тибальта. Это я».

Филиппа повесила голову, зачесала волосы пальцами.

– Ты дурак, Оливер, – сказала она.

С этим я спорить не мог.

Они иногда возвращались. Просто поболтать. Рассказать мне, что происходит в Деллакере. Сообщить, когда о случившемся узнали мои родные. Филиппа оказалась единственной, кому хватило смелости поговорить с моей матерью по телефону. Мне самому смелости не хватало. Ни отец, ни Кэролайн со мной не связывались, но я и не ждал. Однажды утром Колборн обнаружил возле участка Лею, она плакала и кидалась в стену камнями. (Она сбежала из Огайо под покровом ночи, как когда-то я.) Он привел ее ко мне, повидаться, но она не стала говорить. Просто сидела на скамье, глядя на меня и до крови кусая нижнюю губу. Я весь день извинялся, все без толку, а вечером Колборн посадил ее на автобус до дома. Уолтон, заверил он меня, позвонил моим родителям и сообщил, где она.

Мередит я до суда не видел, слышал о ней только от Александра и Филиппы, а еще от адвоката. Наверное, мне отчаянно хотелось все ей объяснить, но что бы я сказал? Ответ она уже получила – на последний вопрос, который мне задала. Но я часто о ней думал. Чаще, чем о Фредерике, Гвендолин, Колине или декане Холиншеде. О Рен я думать не мог совсем. Конечно, единственным, кого я на самом деле хотел видеть, был Джеймс.

Он пришел в середине первой недели моего задержания. Я ждал его раньше, но, согласно Александру, это был первый день, когда он вообще смог собрать себя с пола.

Когда он пришел, я спал, лежа на спине на своей узкой койке, в оцепенении, которое так и не прошло с антракта «Лира». Я почувствовал что-то снаружи и медленно сел. Джеймс сидел на полу перед решеткой, бледный и какой-то невещественный, словно его сшили из обрывков света, памяти и иллюзий, как лоскутную куклу.

Я соскользнул с койки – внезапно, неожиданно ослабев – и сел к нему лицом.

– Я не могу тебе это позволить, – сказал он. – Я не приходил, потому что не знал, что делать.

– Нет, – быстро ответил я.

Я ведь сыграл свою роль, правда? Я пошел за Мередит наверх, не подумав, что может случиться, когда Ричард узнает. Я убедил Джеймса оставить Ричарда в воде, когда никому другому это не удавалось. Я совершил свою долю трагических ошибок, и я не желал оправдания.

– Пожалуйста, Джеймс, – сказал я. – Не ломай то, что я сделал.

Его голос прозвучал садняще и болезненно.

– Оливер, я не понимаю, – сказал он. – Почему?

– Ты знаешь почему.

С притворством я покончил.

(Не думаю, что он меня простил. После моего заключения он поначалу часто меня навещал. Каждый раз он просил меня позволить ему все исправить. И каждый раз я отказывался. К тому времени я знал, что выживу в тюрьме, тихо ведя обратный отсчет дням, пока все мои грехи не будут искуплены. Но его душа была мягче и сидела в грехе по рукоять – я не был уверен, что выживет он. Каждый раз мой отказ давался ему все труднее. В последний раз он приезжал шесть лет спустя после моего приговора, я не видел его шесть месяцев. Он выглядел старше, казался больным и истощенным. «Оливер, я тебя умоляю, – сказал он. – Я больше так не могу». Когда я снова отказал, он вытянул мою руку сквозь решетку, поцеловал ее и развернулся к двери. Я спросил, куда он поедет, и он сказал: «В ад. В Дель-Норте. Никуда. Не знаю».)

Суд надо мной был милосердно кратким. Филиппу, Джеймса и Александра таскали на дачу показаний, но Мередит отказывалась сказать хоть слово в мою защиту