Книга Сильнодействующее средство - Эрик Сигал

Профессор ответил не сразу.

В ужасе Аня нашла в себе силы спросить:

— Доктор, а вы не могли ошибиться?

— Конечно! — подхватил Адам. Ему никак не хотелось верить. — Мои провалы в памяти связаны с переутомлением. Память у меня работает как часы. Могу наизусть перечислить все симптомы БА, вы сами увидите, что ошибаетесь!

Аня с профессором переглянулись. Тот кивком дал понять, что не возражает против такого эксперимента.

Адам начал цитировать:

— «Биохимические отклонения, связанные с нейродегенеративным процессом, включают в себя изменение структурного состояния мембраны, фосфолипидного метаболизма и снижение нейропроводимости…»

— Дорогой, прошу тебя, — мягко остановила Аня, — память у тебя феноменальная, но томограф ведь не умеет врать.

— Да, но мы не можем быть уверены, что этот доктор правильно трактует его показания.

Муди не обиделся. Он крутнулся на кресле, снял с полки книгу, и она сама раскрылась на нужной странице.

Протянув увесистый том Адаму, профессор сказал:

— При всем моем уважении, доктор Куперсмит, я бы просил вас взглянуть на эти рисунки — после чего сделать собственные выводы.

На двух иллюстрациях в книге были показаны снимки, сделанные с помощью той же аппаратуры.

Муди пояснил:

— Левый рисунок — это снимок мозга здорового взрослого человека. Похоже на пиццу с помидорами и сыром, правда?

Адам не ответил. Он смотрел на вторую картинку, снимок мозга человека с болезнью Альцгеймера. Выражаясь примитивно, это было похоже на крошечные остатки той самой «пиццы» на тарелке голубого цвета.

После этого Муди протянул ему четыре цветных снимка.

— Вот то, что мы сняли сегодня.

Адам выхватил у него фотографии.

Аня заглянула ему через плечо и в ужасе зажала рот рукой. Доминирующий цвет был бирюзовый, с вкраплениями, похожими на чернильные кляксы.

Муди мягко произнес:

— Конечно, вам захочется проконсультироваться с кем-нибудь еще. Я бы только хотел обратить ваше внимание на два обстоятельства. Известны случаи — их немного, — когда болезнь Альцгеймера поражала и двадцатилетних. Тридцать, тридцать пять тоже теперь не считается из ряда вон выходящими случаями, а уж за сорок — и подавно.

Глядя на Адама, он закончил:

— Поверьте, доктор Куперсмит, с таким заслуженным человеком, как вы, я бы не стал гадать на кофейной гуще.

— Что… что вы мне теперь посоветуете? — беспомощно спросил Адам.

— Что я могу сказать такого, чего вы еще не знаете? — как можно мягче произнес врач. — Вы прекрасно понимаете, что этот процесс неостановим. Он развивается только в одном направлении, и чем моложе пациент, тем стремительнее.

Адам лишился дара речи. Он вцепился в подлокотники кресла так, что у него побелели костяшки пальцев. Наконец он собрался с силами и тихо спросил:

— Доктор Муди, сколько вы мне отводите времени?

Новозеландец покачал головой.

— Я не хочу строить догадки. Могу лишь посоветовать вам ехать домой и вверить себя заботам бостонского врача.

Аня поддержала:

— Думаю, это будет самое разумное.

— Дети у вас есть? — спросил врач.

— У Адама дочь четырнадцати лет от первого брака, — ответила Аня за мужа.

Муди сочувственно помотал головой.

— Могу себе представить, как вам будет тяжело, доктор Куперсмит. Вам обоим. Мне очень, очень жаль.

* * *

Долгий путь домой превратился для Ани в сплошные утешительные беседы. Она со счету сбилась, сколько раз Адам принимался ее утешать. Но однажды он сказал:

— Родная моя, это так несправедливо! Ну, почему это должно было случиться именно с тобой?

Она снова и снова убеждалась в правоте расхожего мнения, что нет человека более беспомощного, чем безнадежно больной медик.

49

Сэнди

Сэнди Рейвен чуть притормозил и въехал в ворота студии «XX век — Фокс». Охранник в очках летчика был все тот же, что и двадцать лет назад.

И, как и раньше, у него была фотографическая память на всех, кто когда-либо пересекал эти ворота. Он даже помнил первые визиты Сэнди, когда тот ходил здесь еще подростком, с широко открытыми от удивления глазами. Однако он был прекрасно осведомлен и о нынешнем статусе своих посетителей.

— Доброе утро, профессор Рейвен. Рад, что вы снова у нас.

— Доброе утро, Митч.

На сей раз охранник не открыл шлагбаум автоматически. Он подошел к машине с гостевой биркой в руке и осведомился:

— К кому приехали?

У Сэнди забилось сердце. Стараясь не выдать своего волнения, он небрежно произнес:

— Вы не могли бы позвонить в офис мисс Тауэр и спросить, не уделит ли она мне несколько минут?

Охранник крайне удивился, но виду не подал, и с подчеркнутой любезностью спросил:

— А вам назначена встреча, сэр?

— Не совсем. У меня к ней срочное дело. Но я готов подождать.

— Хорошо, профессор. Сейчас узнаю.

Он вернулся в будку и закрыл окно, чтобы Сэнди не слышал разговора. Тот внимательно следил за охранником, силясь по его позе и жестам угадать тон беседы. Ясно было только, что вначале старик был крайне смущен, а в конце испытал большое облегчение.

— Добро, профессор. У нее скоро просмотр отснятого материала, но она обещала принять вас до него. Дорогу знаете?

Сэнди был в подавленном состоянии, но этот вопрос чуть не вывел его из себя. «Ты что, спятил, Митч? — хотелось ему закричать. — У меня отец в этом кабинете провел полжизни!»

Он молча кивнул, а охранник продолжал как ни в чем не бывало:

— Вот и чудненько. А гостевая стоянка…

— Да знаю я! — раздраженно перебил Сэнди.

Он быстро поднял стекло и проехал к главному корпусу. На асфальте были отмечены места для машин начальства. Отец ставил там свою машину много лет, и все эти годы служители стоянки следили, чтобы краска не стерлась. Но сегодня — отчасти Сэнди был к этому готов — от имени отца не осталось и следа. На его месте значилось: «Ф. Ф. Коппола».

Разозлившись, Сэнди проследовал на гостевую парковку, вышел из машины и сердито хлопнул дверцей.

Потом прошел назад к главному зданию, минуя знакомые с детства декорации, которые теперь были похожи на города-призраки. То были свидетели времен, когда их с Рошель Таубман разделяло полмира. И он втайне ее боготворил.

Бегом преодолев лестницу на второй этаж, он на секунду остановился, чтобы пригладить волосы и поправить пиджак, после чего проследовал к двойным дверям с золотой табличкой: