Книга Дочь Рейха - Луиза Фейн

1939-й. Новый год. Новая надежда. Новая жизнь.

Мне отказано в облегчении увидеть пятнышко крови на своем нижнем белье.

Господи, прошу Тебя, сделай так, чтобы я не оказалась беременна.

– А где Берта?

Мама сама стоит у кухонной плиты и следит за чем-то в кастрюльке.

– Ушла.

– Как у шла?

– Так, ушла. После того, что она сделала…

– Что? Пожалуйста, только не говори мне, что вы ее уволили!

Она избегает моего взгляда. На меня снова накатывает приступ тошноты.

– Мы с твоим папой все обсудили. Прислуге необходимо доверять. Но если доверие подорвано, пусть даже всего один раз, возврата к прежнему уже не будет.

– Но почему? Берта ни в чем не виновата, это все я! Я же тебе говорила. И почему ты мне не сказала, что она уйдет? Я бы хоть попрощалась с ней.

– Мы бы уволили ее раньше, но накануне Рождества найти опытную кухарку адски трудно. Вот почему мы договорились с ней, что она поработает у нас до тех пор, пока мы не подыщем ей замену, – продолжает мама, ложкой вылавливая из кастрюльки вареные яйца и выкладывая их на блюдо. – Теперь замена найдена. В понедельник новая кухарка приступит к работе. А до тех пор нам придется справляться самостоятельно. Раньше я сама готовила всю еду, – добавляет мама почти с удивлением. – Думаю, что я еще не все забыла. – Она берет блюдо с яйцами и выходит с ним из кухни. – Завтрак готов, – бросает мама на ходу.

Как папа посмел вот так выбросить Берту из дому? Это моя вина, а мне не дали даже сказать… что? Почему Берта молчала, если уже все знала? Раньше мне даже в голову не приходило, что может наступить время, когда Берты больше не будет с нами. Она с самого начала была частью этого дома, частью моей жизни в нем. А я до сих пор даже не представляла, как она важна для меня. Будет ли та, кто придет ей на смену, болтать с Куши и бросать ему мясные обрезки во время готовки? Будет ли новая кухарка такой же большой, пышной и уютной, как Берта, станет ли печь пирожки, варить кофе и внимательно выслушивать все мои жалобы? Только теперь я поняла, что потеряла в ее лице, какую бездну тихой любви, ненавязчивой доброты и понимания унесла она с собой. Чувство вины раздирает меня.

– Куда она ушла? – спрашиваю я маму, идя за ней в столовую. – Скажи мне хотя бы это. Я хочу попросить у нее прощения. И попрощаться.

– Кажется, она нашла место на кухне какого-то пансиона. Мы дали ей хорошие рекомендации и заплатили за месяц вперед. Учитывая обстоятельства, большего от нас никто не мог ожидать. Кстати, чуть не забыла… – Мама вытаскивает из кармана конверт. Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди, но тут же успокаивается – почерк на конверте незнакомый.

– Что это?

– Записка, от Томаса, – бросает мама через плечо, уходя на кухню.

Фройляйн Герта!

Я пытался найти в себе смелость сказать тебе об этом раньше, но так и не нашел. Решил, что о таких вещах лучше говорить письменно, особенно с такой девушкой, как ты. Окажи мне любезность выйти со мной на часовую прогулку в ближайшее воскресенье (завтра), в три часа дня. Я знаю, ты очень любишь гулять со своей собакой. Может быть, прогуляешь и меня тоже?

Также я буду невероятно горд, если ты примешь мое приглашение пойти со мной на танцы, которые мой отряд гитлерюгенда устраивает ровно через три недели, в субботу. Там будут твои знакомые из БДМ. Эрна тоже приглашена. Но мне бы очень хотелось, чтобы ты пришла в качестве моей персональной гостьи.

С искренними пожеланиями всего наилучшего,

Томас Кёлер

Ох, Томас, ну что мне тебе сказать? Ты дорог мне как друг, но не более. Но разве такое скажешь парню, не обидев его до смерти?

Я вспоминаю отчаянные слова Вальтера о том, чтобы я нашла новую любовь, добрый совет Берты. Но сейчас это кажется мне невозможным, но все же попробовать стоит. Конечно, не с Томасом, но, кто знает, вдруг на танцах я встречу родственную душу? Может быть, мне повезет, если я пойду туда с открытым сердцем.

Ладно, Томас, я погуляю с тобой завтра, и на ваши танцы тоже приду.

Но только как друг, заруби это себе на носу. Только как твоя старая знакомая.

– В среду меня вызывают в Мюнхен, на собрание, – вечером того же дня сообщает нам за ужином папа. – Я ждал этого, Елена. – В таком приподнятом настроении я не видела его с тех пор, когда еще был жив Карл. Он прямо-таки брызжет энергией. – Я получу звание оберфюрера.

– Как ты узнал? – выдыхает мама.

– Слышал от своих, по неофициальным ка налам.

– О, Франц, какая прекрасная новость!

– Отряды охраны расширяются, приобретают новые полномочия, так что те, кто служит с самого начала, теперь получают начальственные посты, чтобы, пользуясь наработанным опытом, поддерживать дисциплину и распоряжаться всем на местах. – С этими словами он откидывается на спинку стула, отпивает глоток кофе, гоняет его во рту, прежде чем проглотить. – Я показал себя надежным и решительным командиром. Особенно во время ноябрьского мятежа. Мои люди вели себя образцово.

Опустив руки под стол, я до боли вгоняю ногти себе в кожу повыше запястий.

– Мы переезжаем? – с надеждой спрашивает мама.

– Пока нет. Вообще-то, мне потихоньку сообщили, что если в ближайшие шесть месяцев я хорошо покажу себя на новом посту в Лейпциге, то сразу получу звание группенфюрера СС. Офицерам такого ранга планируют передать руководство местной полицией. Я доподлинно знаю, что в этой роли видят именно меня. И тогда я смогу контролировать все происходящее в регионе: СС, полицию, разведку и администрацию. Блестящая идея Гиммлера – передать СС функции контроля над всеми органами. Это позволит избежать нездоровой конкуренции на местах и всякого рода подковерной возни, которая так отвлекает нас от достижения главных, важнейших целей.

– Чудесно, Франц! Хотя я, конечно, ждала, что мы сможем начать новую жизнь где-нибудь в новом месте.

– Газету, конечно, придется оставить, – нахмурившись, продолжает папа. – Мои обязанности в СС будут слишком обширны для того, чтобы совмещать их с редакторской работой. Но ничего, на моем посту останется Йозеф Гайден. Он тоже заслужил повышение. Я полностью ему доверяю, к тому же большой объем повседневной работы и так давно на нем. И знаешь что, дорогая? – Он наклоняется к маме и накрывает ее руку своей ладонью. – Я подумал, а почему бы нам не купить домик в деревне? Мы могли бы ездить туда в выходные. Приглашать друзей. Что скажешь? В качестве маленькой компенсации за то, что придется остаться в Лейпциге?

Мое воображение рисует картину деревенского дома: из труб идет дым, перед домом большой сад, на дворе куры, в конюшне лошадь, а может быть, и две. Интересно, а Хильду с детьми он тоже будет привозить туда? По очереди – в один выходной первая семья, в другой – вторая.