Книга Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

* Из семейно-брачного права Др. Ассирии. Ст. 9, табличка 3.

Глава 10. Шаг назад, два шага вперёд

Ану-син жилось беззаботно в доме Оннеса, который ни в чём ей не отказывал, не препятствовал даже её общению с другими аккадскими женщинами — наложницами ассирийских вельмож. Впрочем, встречалась со своими землячками Ану-син не очень охотно. У них были дети, и именно обсуждение того, чей ребёнок красивее, умнее, талантливее, было главной темой бесед этих женщин. Запертые в гаремах своих мужей, они всецело отдавались воспитанию потомства и, казалось, иной жизни для них более не существовало. Ану-син было скучно с ними, и не только потому, что заботы матери семейства были ей чужды: она отличалась от них своим гордым нравом, целеустремлённостью и честолюбием, а также горьким опытом прошлого. Кроме того, её предназначение, как ей было предсказано, заключалось не в материнстве и не в благополучии подрастающего потомства, но в будущей судьбе целых народов. И она, оказавшись на чужбине, где должно было свершиться предсказанное, принялась с любопытством изучать жизнь ассирийцев.

Чем больше проходило времени, тем больше нового узнавала Ану-син о порядках ниневийского дворца. Власть царя в Ассирии была абсолютна. Все его подданные — от членов семьи до простого народа, государства-вассалы и даже те, что просто просили у Ассирии помощи, — лично обязались служить ему, приняв присягу, аде. Царя окружали советники и многочисленная строго иерархизированная толпа придворных, которые в своих интересах нередко сталкивали между собой престолонаследников, жрецов и женщин царского гарема.

Многие придворные были евнухами — они обозначались вежливыми иносказаниями: «служащий дворца», «тот, что у головы царя» (ша-реше), или просто «голова» (решу). Только евнухи могли говорить с женщинами царского гарема, но даже и этим служащим не разрешалось подходить к «царским женщинам» ближе чем на семь шагов, смотреть на них, если в жару они выйдут из своих покоев обнажёнными, или присутствовать при их перебранках и драках. Наказание провинившемуся — сто палочных ударов — едва ли не было равносильно смертной казни.

Главная жена царя (она в Ассирии никогда не называлась царицей) пользовалась большим почётом, уступая в этом только наследникам и матери царя; остальные «царские женщины» — жёны и наложницы правителя — входили в её свиту. Если мать престолонаследника проживала во дворце достаточно долго, она могла получить титул «царица-мать», и тогда её власть в гареме становилась неоспоримой.

Несмотря на всю свою ненависть к ассирийцам, Ану-син вдруг увидела в них народ, во многом родственный аккадцам.

Так же, как и в Аккаде, в Ассирии жители из речной глины изготовляли кирпичи и делали таблички, на которых потом писали перьями из тростника, в изобилии росшего на берегах обеих рек. Богиня любви и войны почиталась здесь с ранних времён, и ей был посвящён целый город — Арбела, куда устремлялись толпы паломников из всех уголков Ассирии. Как в Аккаде законы Хаммурапи, так и ассирийские своды законов, размноженные на каменных стелах, были установлены в городах всей страны. Так же, как аккадцы, ассирийцы любили цветные одежды, особенно красные и синие, покрытые затейливой и сложной вышивкой; народ попроще носил одноцветные — белые или тёмные. Многое в жизненном укладе, обычаях и верованиях ассирийцев и аккадцев говорило о том, что эти два народа могли бы быть братьями, а не заклятыми врагами. И Ану-син, размышляя об этом, испытывала нечто, похожее на тоску и горькую досаду.

В целом же жизнь Ану-син проходила однообразно и даже скучно. Оннес, занятый службой при дворе, редко бывал дома; только ночи — жаркие, наполненные близостью, когда оба отдавались счастью взаимной любви, — они проводили вместе. Хотя Ану-син была красноречива и находила нужные выражения для всего, что её волновало, она не умела высказать Оннесу, как любит его. Но однажды во время сновидения богиня Иштар поведала ей стихи, а уже утром Ану-син перенесла их по памяти на глиняную табличку. Свои первые стихи, сочинённые по божественному наитию и посвящённые Оннесу, она назвала довольно красноречиво: «Ты — хранитель сада желания».

Несмотря на усердные занятия в стихосложении, у Ану-син оставалось много времени для дум и воспоминаний, в которых наряду со ставшими родными лицами Сидури и Илшу, выступал дорогой, но размытый облик Баштум. И с ним другой — озарённый лучезарным светом, во всём напоминавший образ богини Иштар. Какой она была на самом деле, её родная мать? Та, которая когда-то тоже принадлежала к древнему культу; та, которая, подарив жизнь своей единственной дочери, ушла в вечность вместе со своими тайнами? Как случилось, что жрица, посвящённая богине Иштар, оказалась в глухом уголке Аккада, откуда и куда она держала путь?

О, как страстно желала Ану-син узнать её судьбу! Как она сожалела о том, что ритуал «созерцательной» магии не давал возможности заглянуть в прошлое!

Скучая и тоскуя взаперти, в роскошном дворце царского казначея, стремясь рассеять грустные мысли, Ану-син выпросила у мужа разрешение брать уроки верховой езды.

Обладание лошадью считалось удовольствием не из дешёвых; его могла позволить себе лишь высшая ассирийская знать. Лошадей использовали двумя способами. Прежде всего — для езды верхом. Аккадское слово питхаллу, которое переводилось как «открывает промежность», обозначало не только саму лошадь, но и того, кто её оседлал. На лошадь надевали сбрую, на её круп прикрепляли седло (шкуру животного, подстилку или самое настоящее «переносное сидение»); управляли животным с помощью узды, снабжённой удилами и вожжами.

Кроме того, лошадей запрягали в быстрые боевые колесницы, которые становились одним из самых грозных оружий месопотамских армий. Лошади играли столь важную роль в жизни царского двора и войнах, что тот трепетный уход, который им оказывался, и та тщательная муштровка, которой эти животные подвергались, выглядели вполне справедливыми.

В конюшнях царского казначея содержались великолепные лошади, которым предстояло стать упряжью боевых колесниц. Были среди них также такие, на которых любили покрасоваться во время парадов или на охоте сам Оннес и его многочисленные родственники. Главным человеком, заботам которого были вверены животные и которому подчинялись служащие конюшен, был немолодой бородатый мужчина по имени Киккули.

Подъехав к Ану-син, вышедшей на середину просторного внутреннего двора, Киккули спрыгнул с лошади, прижал ладонь к груди и поклонился, приветствуя госпожу, а потом сказал:

— Бэллит, мой хозяин, бэл Оннес оказал мне честь, назначив твоим наставником. Мне поручено с сегодняшнего дня обучать тебя езде верхом на лошади. Но прежде ты должна узнать, что лошадь — животное нервное, с диким нравом, и бегает так быстро, что лучший бегун не догонит её. Хетты и касситы научили нас запрягать, объезжать и воспитывать этих своенравных животных. Теперь мы умеем подчинять их своей воле и запрягать в колесницы. Смотри, бэллит, твой муж приказал выбрать для тебя лошадь, и отныне она принадлежит тебе!

Взбудораженная новизной происходящего, Ану-син решила во что бы то ни стало научиться править лошадьми — как оставаясь в седле, так и на колеснице. Отныне все дни она проводила с Киккули — временами на колеснице, а временами учась запрягать лошадей, разговаривать с ними и ездить верхом.