Книга Мариона. Планета счастливых женщин - Регина Грез

Все больше угнетал голод, и даже молодая сочная трава приносила мало насыщения, напротив, лишь дразня аппетит. Гордас хищно оглядывался вокруг, неутомимо рыскал в зарослях остролистных толстянок и кактусов. Однажды ему повезло спугнуть парочку кроликов. Самого мелкого он даже сумел поймать, у самой земли накрыв своим телом в прыжке. Вечерняя трапеза показалась курсанту едва ли не лучшей за всю предыдущую жизнь.

Теплая кровь бальзам текла в горло, сырое мясо даже не хотелось долго жевать… И что с того, что спустя полчаса от мучительных спазмов желудка все съеденное оказалось вновь на бурой глинистой почве. Можно продержаться еще несколько дней, тем более, что песчаные барханы остались позади, и теперь перед Гордасом расстилались цветущие степи предгорий. Хорошо идти вперед, имея четкие ориентиры.

В середине пятого дня оголодавший Шалок заметил в зарослях высокой травы несколько грибов, подобные уже встречались курсанту и вроде бы не таили яда. Опустившись на колени, Гордас тщательно обыскал дерновину и собрал весь нехитрый урожай шампиньонов. Настоящее лакомство… почти так же вкусно и питательно, как вчерашние личинки, чудом попавшиеся на глаза, белесыми бугорками облепившие ствол рыхлого увядающего кактуса.

И вдруг Гордас заметил корзину. Настоящую корзину из потемневшей от времени лозы. В ней были птичьи яйца. Всего-то пять мелких крапчатых яиц. Курсант затаился в траве с пушистыми кисточками и какое-то время просто выжидал, но как же хотелось разнообразить свой скудный рацион новым блюдом! Шалок протянул руку и, вынув из пуховой подстилки первое яйцо, тут же разбил его себе в запрокинутый рот, а потом потянулся за остальными.

Его остановил холод клинка, прижатого к шейной артерии. И мелодичный женский голос, с забавным акцентом говоривший на знакомом языке.

— Это не твое. Положи обратно.

Гордас скосил глаза в сторону возможной опасности и раздосадовано подумал, что сейчас может причинить боль незнакомке, стоящей за его спиной. Пара уверенных, быстрых движений, отточенных годами тренировок, и, нависая над распростертой на земле девушкой, мужчина уже сжимал тонкое запястье, тщетно пытавшееся удержать оружие.

— Не бойся, я тебе зла не причиню.

В ответ смуглолицее, кареглазое существо лишь улыбнулось.

— Я знаю. Тебе не успеть.

Гордас тут же почувствовал как, распарывая ткань куртки, в бок ему упирается второй кинжал.

— Да ты умеешь за себя постоять! Думаю, пора заключать перемирие.

— Пора.

Она была очень милая. Длинные каштановые волосы заплетены в косы и украшены алыми лентами. Губы тоже показались Гордасу ярко-красными, словно ягоды остролиста среди сочной зелени листвы. Глаза удлиненные и немного раскосые, густо подведенные черным по нижнему веку. Маленький вздернутый нос. Милая…

Все получилось естественно и легко — мужчина наклонился и поцеловал женщину, лежащую под ним, и она ответила так, словно ждала этого мужчину долгие годы и нарочно выбежала навстречу, заслышав его шаги. Уже потом, долгое время спустя, Гордас вспоминал свой поцелуй на лугу не более как горячий порыв человека, долго пробывшего в одиночестве.

Это было естественное стремление к существу противоположного пола, раскрывшему объятия навстречу, всего лишь веление слепой плоти, изголодавшейся по ласке. Гордас потом не раз убеждал себя в том, что разум и чувства его в тот момент находились в некой отрешенности от происходящего. Женщина сама с готовностью целовала его в ответ, но все же не позволила избавить себя от шароваров, скрытых под просторным платьем-рубахой.

— Меня зовут Ахиль. А как твое имя?

Гордас назвался и, помогая ему подняться, девушка внимательно рассматривала путника, осуждающе прищелкивая языком.

— Да ты совсем слаб, едва на ногах стоишь! Не пойму, как тебе удалось меня уронить.

— Разве ты такая сильная?

— Когда ты окрепнешь, мы будем бороться, и я тебе докажу.

Улыбаясь, Гордас покачал головой, заметив нетерпеливые нотки в голосе Ахили.

— Я не стану соревноваться с женщиной.

— Отчего же? Боишься проиграть? Но в этом нет большого стыда.

— Может быть. Просто считаю, что нам ни к чему играть в подобные игры. Хочешь, считай себя более умелой и ловкой, но в силе ты мне уступишь, даже сейчас. Правда, у тебя есть нож и ты, похоже, искусна в обращении с ним.

Девушка зарделась от неожиданной похвалы и вдруг напомнила Гордасу юную, едва распустившуюся розу в родном саду. А вместе с ней и другую женщину, с глазами голубыми и прозрачными, как небо в полуденную жару. Сердце рванулось из клетки ребер и отозвалось ноющей болью где-то в самом центре его существа. Шалок обхватил себя руками за плечи и согнулся, чтобы хоть немного унять эти жгучие ощущения, переместившиеся уже куда-то выше его телесного восприятия.

— Тебе плохо? Ты хочешь пить и, верно, голоден. Пойдем… пойдем, я тебя провожу. Ты отдохнешь в нашем доме — я помогу дойти. Вот так. Держись крепче, я же сказала, что очень сильная. Придется поверить.

Опираясь на плечо девушки, Гордас медленно переставлял ноги по еле приметной тропке среди колышущихся белых султанов высокой травы. И как раньше он не приметил это корявое деревцо и каменистую насыпь, слишком увлекся грибами, польстился на чужое добро… И попал в плен. Самый прекрасный плен на свете… Тенета человеческой дружбы.

— Ахиль, скажи, а другие люди, похожие на меня, проходили в ваших краях?

— В эту весну я слышала о троих, может, твои братья в соседнем кочевье.

Гордас смеялся вслух, как будто подошел конец всем его передрягам. Он снова среди людей, ему дадут пищу и кров, о большем сейчас он и думать не смел. Половина пути пройдена… пройдена. Гордас чувствовал, как с каждым шагом ликует душа.

Он смог выжить, справился с отчаянием, одолел лес, болота и песок, осталось теперь пройти ледники и само посвящение, всего-то немного боли от рук отца. Но это будет желанная боль, ведь за ней последует избавление от прежних страданий — все испытания кончатся, и Гордаса наконец-то признают достойным солдатом своей родины. Отец сможет им гордиться. Вот ради чего стоило дойти до финала.

Последующие дни и недели курсант существовал словно в ином измерении, настолько уклад жизни в становище песочников отличался от его прежнего быта на побережье. Уже не нужно было себя готовить к ответственной миссии, никаких тренировок и замеров параметров, никаких грандиозных целей и задач. Гордасу казалось, что все свои юные годы он шел именно сюда, к этим спокойным приветливым людям с детской непосредственностью принявшим чужака в свой размеренный быт.

Шалок поселился в шатре родичей Ахиль. Никто из членов ее семьи не удивился оборванному бородатому мужчине, которого нашла в степи юная охотница. Его появления словно ждали, а потому встретили как гостя, правда, без особых церемоний и привилегий.

Быстро восстановившись после тяжелого маршрута, Гордас стремился принести пользу своим новым друзьям — вместе с отцом и братьями девушки он мастерил ловушки на птиц, чинил немудрящее оружие, участвовал в соколиной охоте, добывал воду из колодца, помогал Ахиль стричь баранов и валять шерсть для изготовления обуви.