Книга Спасти Цоя - Александр Долгов

Вскоре мы вышли на небольшой живописный луг, ярко залитый солнечными лучами. Так ярко, что глазам стало больно после сумерек лесного полумрака. Трава здесь росла буйная и высокая, обволакивающая ноги, да, тут не побегаешь наперегонки… А прямо посреди луга вздымался величественный дуб, без сомнения посаженный здесь с умыслом века три тому назад предками теперешних ливов, до сих пор обитающих на холме Куббе.

Ольга показала, что за трава ей нужна, и мы стали ее сноровисто собирать, Скоро корзина уже была полна, и, утомленные, мы уселись в тени дуба…

– Я много думала о тебе, всю осень и длинную зиму, – неожиданно призналась Ольга, внимательно смотря мне в глаза голубыми глазищами, – время тогда тянулось так медленно, и я как могла торопила его, чтобы поскорее увидеть тебя…

Я не верил своим ушам – как такое возможно? Только раз и видела она меня, да еще в жутком облике, что вспомнить страшно – и вдруг! – запомнила?.. Почему?. Оказалось, что я появился на Русской улице как раз в день ее рождения, когда ей исполнилось восемнадцать – разве такое позабудешь?.. день рожденья… и я в качестве неожиданного подарка… мысли роились в голове… ее день рождения был в тот самый день, когда я здесь объявился… восемнадцатого июля… исполнилось восемнадцать лет… снова – в который уже раз – удивительное синхроничное совпадение. А число восемнадцать, как уточнила Ольга, для нее счастливое.

Вот и настал черед объяснить кое-что по поводу таинственной нумерологии. Ольга была обучена грамоте и счету, как и немалое число русских людей того времени в отличие от жителей Западной Европы, сплошь безграмотных – матушка ее обучила, и грех было не научить, поскольку родилась в семье священника. Как образованный человек средневековья Ольга придавала огромное значение числам, встречающимся на страницах Святого Писания. И к числу восемнадцать, как я уже отметил, у нее было особое отношение. Не потому, что в тот день родилась, а считала это число само по себе мистически загадочным. Сами проверьте – и поймете, какой она видела смысл: сложите «один» и «восемь» – получите «девять», число, состоящее из трех «троек». А что такое число «три» для любого христианина, на что оно указывает? – ничто иное, как указание на Творца и Святую Троицу. Только, пожалуйста, не смейтесь – все эти рассуждения вполне серьезны и имеют под собой почву.

– Как жаль, как жаль, что прошлым летом, когда ты ходил под нашими окнами, я не подала тебе никакого знака, – откровенно призналась Ольга, и меня поразила ее искренность и непосредственность, ни капли кокетства и жеманства.

– Почему?

– Наверное, боялась отца или еще чего… сразу и не скажешь… А ты – вспоминал обо мне?

– Еще бы! – в свою очередь пылко признался я. – Ты мне снилась чуть ли не каждую ночь! Как же я жаждал нашей встречи, словами не выразишь!

Она улыбнулась моему жаркому ответу. Чуть помолчав, снова заговорила… на сей раз о звездах, я только подивился широте ее интересов. Она говорила, что, глядя на далекие звезды, пыталась представить, что и я – ее незнакомый воздыхатель, также смотрю на россыпь далеких мерцающих небесных светил и думаю о ней… Я не стал ее разочаровывать, только кивнул. Ольга, увлекшись, стала со страстью рассказывать, как нравится ей смотреть в черное ясное небо, как манят ее эти недосягаемые дали, зовут и пугают одновременно.

Потом она неожиданно спросила, как меня зовут. Я ответил не сразу, раздумывая, какое имя назвать, потом все же назвался Конрадом. Полагаю, заминкой вызвал недоверие и недоумение: ответил не сразу, имя не русское, а говорю по-русски без акцента. Кто я тогда?.. Но я ее успокоил, образно говоря, наведя тень на плетень.

– Мало ли имен на свете, вот ты, к примеру, – Ольга, что означает «святая», «мудрая»… – уклончиво начал я, и она подняла брови, удивившись, что я знаю, как ее зовут. – Конрад – «отважный», «выносливый», да, оно не русское, но по крови я – русский человек, просто волею случая (как, впрочем, и ты) оказался среди немчинов и получил древнегерманское имя.

Мы молчали… Я ждал очередного неудобного вопроса, и он вскоре был произнесен.

– Конрад, скажи, кто ты на самом деле?

– Я собиратель мистических трав и спутник прекрасных барышень, – сделал я неуклюжую попытку отшутиться.

– Нет, серьезно. Кто ты?

– А как ты сама думаешь?

– Странствующий школяр?.. Скоморох?.. Или, может, монах?..

Я молчал, не зная, как ответить, тогда она привстала на колени и глянула на мою заросшую макушку, ни разу в жизни не тронутую бритвой и совсем не похожую на выстриженное темя монахов-католиков.

– Нет, к счастью, не монах! – изрекла она нарочито серьезным голосом и потом прыснула звонким смехом.

– Почему это – к счастью? – не понял я.

– Потому что обет безбрачия не давал, вот почему, – задиристо отозвалась Ольга.

Приятное открытие ее настолько позабавило, что она вскочила, запрыгав от радости, начала бегать вокруг меня как сущий чертенок и стала дурашливо дразнить меня, распевая звенящим голоском:

– Осторожно, поп-прохожий,

День сегодня непогожий,

И не дождик льет с утра,

Нечистоты из ведра!

Ну, подобного оскорбления я стерпеть уже не смог, уж не думал, что она припомнит позорный эпизод. Тут же погнался за ней, но запутавшись в высокой траве и долгополой рясе упал, однако все же успел ухватить Ольгу за подол платья. Послышался треск разрываемой ткани… Мы оба упали, повалившись на мягкую душистую траву и стали кататься клубком – с проворством кошки она боролась, заразительно смеясь, и не думала сдаваться, но я был сильнее и в конце концов одолел ее. Наши лица оказались друг против друга, глаза в глаза… Она сразу перестала смеяться, тело расслабилось и стало податливым, хотя еще какие-то секунды назад выгибалась, брыкалась и едва ли не кусалась. Я чувствовал, как она тяжело и прерывисто дышит, как под моей грудью вздымается ее грудь, я смотрел на нее, не сводя глаз, а потом хриплым шепотом проговорил, интуитивно охлаждая вспыхнувшую страсть:

– Что б ты знала: я – никакой не поп… не скоморох… и не школяр. Я – секретарь Генриха…

– Какого такого Генриха? – тоже шепотом переспросила она.

– Генриха из Леттии, летописца епископа Альберта.

Разумеется, о рижском владыке она была наслышана, поэтому больше ничего разъяснять не пришлось, да и ни к чему… Попытка перевести разговор на другую тему провалилась. С каждой секундой наши лица смыкались ближе и ближе, и губы слились в долгом поцелуе. Какой же это был сладостный поцелуй – первый в моей жизни!

Что тут говорить – после того сказочного дня я вконец потерял голову, да и Ольга тоже. Теперь мы каждый день ходили собирать траву, ну, это больше для отвода глаз, а на деле, чтобы предаваться любовным ласкам под священным дубом. Ольга не позволяла мне переходить границ дозволенного и предупреждала меня, если ее отец узнает о наших встречах, то убьет ее. Мне не очень-то верилось в угрозы, считая, что он больше пугает для острастки, не такой уж он зверюга, что не пожалеет единственной дочери. Но Ольга не сомневалась, рассказав, что после скоротечной смерти матушки он сильно переменился, горе пытался залить вином и напивался до умопомрачения. Прежде доброго и отзывчивого отца она не узнавала, превратившегося в злобного и подозрительного монстра. Ольга считала, что после ухода матери в него вселился злой дух, потому и собирала травы, надеясь на то, что они помогут. В злых духов я не особо верил, считая их предрассудками, но с колокольни моих теперешних лет увидел истинную причину дурных перемен ее отца в неумеренном потреблении алкоголя. На свете есть категория людей, которым алкоголь противопоказан, поскольку, выпив даже немного, они превращаются в неуправляемых чудовищ, зверей на двух ногах, похоже, отец Ольги был той же породы.