Книга Ты будешь мне стеной - Мариана Запата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тьфу.
– Да, но мне не хотелось учиться ни в одном из них.
Произнеся эти слова, я поняла, как глупо они прозвучали.
– Ну да, сейчас я немного сожалею об этом, но что теперь? Дело сделано. Я была просто упрямой дурочкой. И до этого я никогда не поступала так, как хочется. Просто решила вырваться…
До Эйдена, казалось, дошло. Он положил голову на кулак.
– Кто-нибудь знает об этом?
– Ты что, шутишь? Ни в коем случае. Если кто-нибудь спрашивал меня, я отвечала, что получила стипендию.
Наконец я кому-то призналась.
– Ты первый человек, которому я рассказала.
– Ты даже Заку не говорила?
Я удивленно посмотрела на него.
– Нет. Не имею ни малейшего желания признаваться каждому, что я идиотка.
– Только мне?
Я кивнула.
* * *
Неважно, сколько тебе лет, первая мысль, которая приходит на ум каждый год утром двадцать пятого декабря, это: Рождество пришло! Не всегда я находила подарки под елкой, но, даже научившись ничего не ждать от праздника, я верила в волшебство…
Тот факт, что рождественским утром я проснулась в чужой комнате, не умерил моего радостного волнения. Я лежала на своей половине кровати, простыни были натянуты до подбородка. Напротив меня – Эйден. Кроме макушки, были видны только сонные карие глаза. Я слегка улыбнулась ему.
– С Рождеством! – прошептала я, стараясь, чтобы утреннее дыхание не попадало ему прямо в лицо.
Стягивая простыни и одеяло, которыми он был закрыт практически до носа, Эйден сладко зевнул.
– С Рождеством!
Я хотела спросить, когда он проснулся, но и без того было ясно, что совсем недавно. Эйден поднял руку, потер глаза, еще раз беззвучно зевнул и, закинув руки к изголовью, потянулся всем телом. Бесконечные подтянутые загорелые руки достали до изголовья, бицепсы напряглись, пальцы вытянулись, как лапы большого ленивого кота.
Я не могла отвести взгляд, пока он не поймал меня.
Затем мы уставились друг на друга, и я знала, что мы оба думали об одном и том же: о прошедшей ночи. Не о долгом разговоре о наших семьях – и о той степени откровенности, которую мы подарили друг другу, – а о том, что произошло после.
О фильме. О проклятом мультике…
Сама не понимаю, о чем я, черт побери, думала, прекрасно зная, что мне и так хреново, когда предложила посмотреть мой самый любимый с детства мультфильм. Я смотрела его сотни раз. Сотни! И каждый раз он дарил любовь и надежду.
Какой же идиоткой я была…
И Эйден, будучи воспитанным, хорошим человеком, который позволял мне делать почти все, что я хотела, сказал:
– Конечно. Я, правда, в процессе могу заснуть.
Но куда там…
В эту ночь я точно усвоила одну вещь: никто не может остаться равнодушным к Крошке-Ножке, потерявшему свою маму. Ни один человек в мире. Когда начался фильм, Эйден начал было закрывать глаза, но потом, сколько раз ни поглядывала в его сторону, он честно пялился в телевизор.
Когда в «Земле до начала времен» настал этот ужасный зачем-это-нужно-делать-с-детьми-и-вообще-со-всеми-людьми момент, мое сердце так и не сумело с этим справиться. Оно подскочило куда-то к горлу, сильнее, чем обычно, и подступили рыдания. Перед глазами встал туман, я начала задыхаться. Наконец из глаз мощным потоком, не хуже, чем у Миссисипи, хлынули слезы. Время и десятки просмотров ничуть не укрепили меня.
И вдруг, в тот момент, когда я вытирала лицо, пытаясь успокоить себя тем, что это всего лишь мультик и крошка-динозавр не потеряет свою любимую мамочку, до меня донеслось хлюпанье. Не мое… Я повернулась и увидела Эйдена.
Его яркие влажные глаза и дергающийся кадык. Я села, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, и боковым зрением уловила его молниеносный взгляд в мою сторону. Потом мы молча уставились друг на друга.
Эйден не смог ничего поделать с собой, а это значит, что вселенной было отпущено именно это время для того, чтобы мы посмотрели фильм.
Все, что я смогла сделать, это кивнуть, подняться на колени, обнять Эйдена за шею и сказать самым нежным, на какой только была способна, голосом: «Я понимаю… Понимаю».
Потом из глаз, а может, и из носа хлынул новый поток.
Самым удивительным было то, что Эйден разрешил сделать это. Он сидел, позволив обнимать его, прижиматься щекой к его макушке и говорить слова утешения. Может, это случилось, потому что мы только что поговорили о наших неудачных семьях, может, потому что ребенок, теряющий свою маму, – это самая ужасная вещь на свете, особенно если он маленький невинный звереныш. Не знаю… Но было ужасно грустно.
Эйден засопел – у любого другого человека, поменьше размером, этот звук можно было принять за сопение – и я, перед тем как вернуться на свое место, обняла его еще крепче. Потом мы досмотрели кино. А затем он повернулся и посмотрел на меня своими бездонными карими глазами.
– Оставайся здесь на ночь.
И я осталась.
Хотела ли я обратно в свою комнату? Лежа на самой удобной в мире кровати, уютно устроившись под теплым одеялом, я не особенно рвалась в свою спальню. Что я собиралась делать? Играть в недотрогу? Ну, я же не такая дурочка. Так что я осталась, Эйден не стал выключать лампочку в ванной, и мы коротко пожелали друг другу «спокойной ночи».
Если бы я не знала Эйдена так хорошо, то могла бы подумать, что ему неловко из-за того, что он расчувствовался из-за мультфильма. Но я понимала, что он ничего не стыдится.
Но он не сказал ни слова о том, что мне пора выкатываться из его постели.
А сейчас мы сидели лицом к лицу и оба знали, о чем думает другой. Но никто не собирался обсуждать это.
Я попыталась сыграть, послав ему невинную улыбку.
– Благодарю за то, что позволил мне переночевать здесь.
Он вроде пожал плечами, но, поскольку руки по-прежнему были закинуты за голову, уверенности в этом не было.
– Много места ты не занимаешь. – Он снова зевнул. – Не храпишь. Так что совсем мне не мешаешь.
Как бы то ни было, я отлично отдохнула, голова была ясная. Я почувствовала нетерпение, как маленький ребенок.
– Ты хочешь получить свой подарок сейчас? Или позже? – спросила я, прекрасно понимая, что мне чертовски хочется вручить его Эйдену сейчас. От волнения у меня кружилась голова, ведь он может совсем не обрадоваться такому подарку, но…
Что с того? Если Эйден не захочет принять его, я возьму! Если двухмесячный щенок, который ожидает своей участи внизу, не понравится ему, так ведь я уже по уши влюбилась в это крошечное создание. К тому же я знала, что золотистый ретривер как никто в мире сумеет терпеть все причуды своего нового хозяина.