Книга Сокол на запястье - Ольга Игоревна Елисеева

— Сегодня? Завтра? — пожал плечами Адмет. — Какая разница? Все равно я умру молодым.

Было видно, что желание жить совсем оставило царя.

— Нельзя внушать себе такие мысли. — строго сказал Гермес. — Я видел людей, которые уверились, будто умирают, и действительно гасли на глазах.

— Я могу изменить предсказание! — воскликнул Феб, с ожесточением сжимая свою золотую стрелу. — Смерть, раз уж вы сами пригласили ее в свой дом, все равно придет. Но Адмета может заменить любой из членов семьи. У вас ведь есть те, кому давно пора встретиться с предками… — лучник выразительно уставился на мать царя.

Та стояла в дверях, будто ничего не слыша.

— Эй, старая, о тебе речь! — довольно грубо окликнул ее Геракл.

— Твоему сыну едва за двадцать. — поддержал гиганта Гермес. — Он даже не оставил потомства. Вся Фессалия благословляет его доброту.

Лицо царицы стало скучным. Она медленно повернулась ко всем спиной и пошла прочь.

— Я всегда говорила: нельзя стареть. — раздался в комнате ясный голос. Оказывается, Майя, не доверяя сыну и его приятелю в поимке глиняного бесенка, последовала за богами. Она слышала весь разговор и не знала, как выразить свое возмущение. — Или люди бесчувственны, или с годами теряют способность замечать что-нибудь, кроме себя. — с осуждением сказала нимфа. — А ведь у нее есть душа, и после смерти она сможет жить в Аиде. В отличие от нас, нимф, которые если и умирают, то навсегда.

Майя обняла за плечи бледную, как зимняя зоря, Алкесту.

— Мужайся, девочка. Может, нам еще удастся уговорить твою бессовестную свекровь.

— И правда. Ей давно пора. — молвил Гермес, до слез тронутый поведением своей приемной матери. Было ясно, что сама Майя не стала бы долго колебаться.

— Нет. — очень тихо, но твердо возразила молодая царица. — Жизнь моей свекрови Фереты, это только ее жизнь. Никто не в праве… — она выпрямилась, и ладони Майи упали с ее плеч. — Любовь моя, — женщина скользнула к мужу и обняла его ноги, которые Адмет только что спустил со смертного одра. — Я была так счастлива с тобой, так позволь мне…

Никто не успел ничего сделать: царь оттолкнуть от себя жену, Аполлон зажать ей рот, а Гермес взмахнуть жезлом и вернуть ускользнувшую секунду назад. Слово сорвалось с губ царицы:

— …умереть вместо тебя. — Алкеста медленно опустилась на пол, точно вместе с голосом выдохнула и душу. Ее пальцы все еще сжимали ремешки на сандалиях Адмета, но спина согнулась так, словно в ней не было ни одной кости.

— Нет! — закричал, наконец пришедший в себя царь.

«Что я наделал!» — прикусил язык Аполлон.

— Я убью эту старую стерву! — Геракл, размахивая палицей, выскочил в сад.

По дороге он снес кипарисовую расписную колонну, выворотил косяк двери, растоптал гидрию и обрушился с побоями на ни в чем не повинный куст шиповника.

В это время во двор внесли крытые алым шелком носилки, а из них вышла румяная довольная Ферета, державшая подмышкой два мотка дорогой египетской материи, а на пальце моток бисера. Она ездила по лавкам и теперь в крайнем удивлении взирала на похоронные одежды слуг.

У Аполлона заломило затылок от нехорошего узнавания: за спиной старой царицы вспорхнула на ветку серая кукушка. Великая Мать снова посетила дом Адмета и подтолкнула его доверчивую жену к смерти. Неужели в наказание за то, что Алкеста отказалась выгнать Феба на улицу?

Лучник сжал кулаки. Ему были неведомы мотивы Трехликой. Но то, что всякий, кто оказывался добр к злополучному гиперборейцу, становился ее врагом, было ясно, как день.

* * *

Тело Алкесты, омытое и обряженное, должно было до утра оставаться в мегароне дворца. Слуги, окончательно сбитые с толку тем, что прощались с царем, а хоронить будут царицу, озабоченно сновали по дому.

Адмет рыдал у изголовья супруги.

— Я не поведу ее в Аид. — решительно сказал Гермес. — Пусть Танатос является за ней прямо сюда.

— А что, это мысль. — протянул Аполлон, критически разглядывая Геракла.

Тот, весь усыпанный землей от вывороченных розовых кустов, сидел в углу зала. Все знали, что гигант недолюбливает преисподней с тех пор, как его покусал трехглавый Кербер. Пса удалось присмирить и даже вылечить от бешенства — собственно, ради этого и понадобилось вытаскивать его из-под земли. Но вот Геракл перебалевал после этого сам и, говорят, не до конца поправился. Всякий, кто имел счастье наблюдать приступы его безумия и остаться в живых, с готовностью бы подтвердил, что без собачьей чумки тут не обошлось.

— Ты похож на свеклу. — сказал ему гипербореец. — Скажи-ка лучше, а что Танатос посильнее тебя будет?

— Меня-я?! — взревел Геркл, сжимая кулаки и надвигаясь на бога.

Адмет поднял на собравшихся бледное несчастное лицо, но так ничего и не смог выговорить.

— Потише. — пристыдил их Гермес. — Охота орать — идите на улицу.

— Меня?! Какой-то там подземный летун?

— Но у него львиная голова и когти. — деланно усомнился Аполлон.

— У меня тоже. — Геракл тряхнул шкурой нимейского льва, и она с грохотом железной кровли рухнула на пол.

Адмет вскочил и, зажимая руками уши, в слезах убежал в другую комнату.

— Слабо остаться здесь на ночь и подкараулить Танатоса? — самым невинным тоном осведомился лучник.

Вестник округлил от удивления глаза.

— Слушай… это, знаешь… я Танатоса видел только из-за реки… до сих пор волосы шевелятся. Они раз с Хароном играли в кости. Человеческие, между прочим. Харон поставил свой денежный ящик, куда ему кладут монетку за перевоз. Танатос — свой коготь. И продулся. Что было! Лету всю взбаламутили, пока дрались. Забытые души так в разные стороны и разлетались вместе с брызгами. А еще было…

Аполлон понял, что у Гермеса с перепугу началось словесное извержение.

— Так ты останешься?

— Если надо. — запнулся тот на середине фразы и стал, блудливыми глазами шарить по сторонам, ища Майю. В надежде, что она уведет его домой. Но нимфа давно удалилась, ее печалили грустные события, тем более если она ничем не могла помочь.

— А ты? — Феб требовательно обернулся к Гераклу.

— Я?! — снова взревел гигант.

— Ты только скрути эту бестию. — поторопился успокоить героя солнечный лучник. — А я пущу в него свою стрелу. И он не унесет душу Алкесты в Аид.

— Сделай раз в жизни доброе дело. — насел на бойца Гермес. — И тебе многое простится.

— Что, например? — Геракл думал, как камни катал. Он был не прочь вернуть другу жену. Хотя сам держался мнения, что жены — лишнее в отношениях между мужчинами. Однако ему хотелось послушать и посулы богов. Ведь всем известно, что Аполлон с Гермесом непревзойденные болтуны. Потому и держатся поодаль друг от друга — боятся сравнений. Какой случай свел их вместе? Любопытно подбить этих хлыщей на состязание в красноречии. — Так что я получу? — вслух спросил герой, укладывая дубину себе на колени и удобно устраивая на ней локти.