Книга Замороженный мир - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПРОСТИ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ!
Кажется, я пишу строчки одна на другой. Переверну страницу. Тут очень темно.
Тебе кажется, что, сорвавшись тогда, ты все потерял и ничего изменить нельзя. А раз так, то плевать, пусть всем будет плохо. Какая теперь разница, раз все потеряно!
ЭТО НЕ ТАК! Никогда не поздно ничего изменить в лучшую сторону! Даже в последний момент!
Первошныры верили, что хорошие люди – не только шныры, а вообще все – попадают за Вторую гряду. Для этого нужно просто отдать себя двушке всем сердцем, и все! Все зависит лишь от того, куда обращено наше лицо: к Гряде или к болоту.
Можно всю жизнь идти на двушку – и в последний момент сорваться в болото. А можно из болота в последнюю секунду вскинуть голову – и увидеть двушку. Надеюсь, что мы встретимся с тобой на двушке. Ты счастливее нас в том смысле, что у тебя ЕСТЬ ВРЕМЯ. Особенно в рамках сегодняшнего, самого важного для всех дня.
Яра».
Закончив писать, Яра вырвала из блокнота листы, свернула их трубочкой и просунула в щель в котле. Горшеня продолжал топать через чащу, а листы пока оставались на месте. Яра смотрела на них и с каждым мгновением утрачивала надежду. Ведь для Дениса каждая ее минута – это многие и многие дни. Неужели не заметил? Или Ул ошибся, что он сюда приходит?
– Давай еще подождем! – предложил Ул.
Яра подождала еще некоторое время. К бумажкам так никто и не прикоснулся, но вдруг Яра заметила, что трубочка торчит как-то по-другому. Решив поправить ее, Яра вытащила свои листы, стала снова их сворачивать – и внезапно увидела крупные черные буквы, такие толстые, что они могли быть сделаны только жирным маркером. Буквы эти шли поверх ее письма и легко читались даже в полутьме.
«НЕ НАДОЕЛО БРЕДИТЬ?» – прочитала Яра.
Видимо, оттого, что она возлагала на письмо такую надежду, она горестно вскрикнула. В тот же миг живот опять обрел самостоятельную жизнь, точно яйцо, из которого спешил проклюнуться птенец. По новому какому-то ощущению, по отдавшейся в спине боли Яра поняла, что отсрочек больше не будет. Ребенок появится на свет в самое ближайшее время.
Горшеня продолжал идти. Кажется, он спускался по пологому косогору. Котел сместился, улей с пчелами съехал назад.
Ул запоздало вспомнил, что у него есть нерпь, и связался со ШНыром. Улу ответила Кавалерия. Ее голос был очень уставшим. Нервный рассказ Ула о том, что они с Ярой в животе у Горшени и у Яры начались роды, она выслушала участливо, но как-то отрешенно, словно часть ее души решала теперь иную, более важную задачу.
– Вы меня понимаете? – спросил Ул, прижимая к себе напуганную, почти ничего не соображающую от страха Яру.
– Прекрасно! – заверила его Кавалерия.
– Горшеня, чудо былиин, идет показывать рогрику слабую точку! Пробить наш мир, продырявить его как решето!
– Пять баллов за сравнение, – похвалила Кавалерия. – Решето и так с дырками, одна лишняя не помешает. – Теперь давай по сути. Где вы находитесь?
– Точное место указать не могу. Думаю, где-то в районе станции, может в районе игольного завода. Что нам делать?
Яра вскрикнула. Ее крик – хриплый, с перерывами на дыхание – многое подсказал Кавалерии.
– Вот и дело. Ты роды принимать умеешь? – спросила она внезапно.
– НЕТ! – испугался Ул.
– Успокойся! Умеешь! У лошадей же принимал?
– Так то лошади!
– Соберись, не давай ей паниковать, иначе вы придушите ребенка, – жестко сказала Кавалерия. – Если чего-то не будешь знать, свяжись по кентавру с Суповной: она подскажет.
– Здесь темно! Я почти ничего не вижу!
– Держи! – Мелькнула серебряная рука, и рядом с Улом в воздухе повис туристический фонарик-налобник, который Ул поспешил схватить. – К сожалению, вытащить Яру я не смогу! Другие какие-то мелочи передам…
– Умоляю: дайте мне атакующую закладку прикончить эльба! Он здесь, близко! Вон таращится! – хищно попросил Ул.
– Может, лучше связку противотанковых гранат? Чтоб уж наверняка? – спросила Кавалерия, и Ул понял, какую глупость сморозил. Рядом Яра, а он хотел взорвать эльба атакующей закладкой.
– Сделайте что-нибудь! Нам действительно очень нужна помощь! Горшеня скоро приведет рогрика к игольному заводу. А там новички. Они его не остановят. Их сомнут за четверть часа! – звенящим голосом сказал Ул, ощущая рядом жаркое, умоляющее дыхание Яры.
Молчание. Очень долгое, пугающее молчание. Потом Кавалерия ответила:
– Я поняла. Что-нибудь сделаю… А теперь не разряжай кентавр! Он еще пригодится!
Ул погасил кентавр. Горшеня продолжал еще куда-то идти, но уже замедлялся. Тряска была уже не такой сильной. Ул решил попытать счастья еще раз:
– Горшеня! Нас есть нельзя! Ты ошибся!
Это было не самое убедительное начало, однако на сей раз гигант почему-то его услышал.
– А кто? – отозвался его голос сразу как бы и снаружи, и изнутри. Так бывает, когда слушаешь говорящего человека, прижавшись ухом к его груди.
– Я… я Мокша Гай! Меня нельзя глотать, потому что ты глотаешь только тех, кого любишь! – выпалил наудачу Ул.
Горшеня призадумался. Ощутив, что его слова попали в цель, Ул стал развивать тему дальше.
– Да, я Мокша! И ты меня съел! – прогудел он укоризненно.
– Ты не Мокша Гай! – уверенным голосом произнес Горшеня. Одновременно Ул почувствовал, что они больше никуда не идут.
– Нет, я Мокша! – заспорил Ул.
– Я рад за вас, молодой человек, однако, к сожалению, вы – это не я. Двух Мокш не бывает! – насмешливо произнес голос, и тотчас кто-то коротко стукнул по котлу снаружи.
Ул припал глазом к щели и увидел еще чей-то глаз, напряженно пытающийся рассмотреть его. Некоторое время оба глаза буквально сталкивались ресницами. Затем глаз отодвинулся, хозяин его отошел на шаг – и перед Улом предстал Мокша Гай. Тут же рядом с ножки на ножку прыгал озябший Белдо.
Спеши, а то успеешь
Человек привык считать себя мерилом ума и логики. Все на свете он примеряет на свой собственный интерес, с точки зрения собственного опыта. Так и кошка, наверное, судила бы Вселенную: «Ну да, согласна, все неплохо, но заняться толком нечем. Птиц и мышей как-то маловато, а собак как-то многовато. Да и тема диванов раскрыта недостаточно».
Было уже темно, но выкатившаяся на небо луна, обложившая себя по краям ватками фиолетовых туч, многое позволяла разглядеть. Поляна, довольно большая, шедшая подковой, была отделена от поля редкой, искусственно посаженной цепочкой деревьев. В конце поляны в земле копошилось нечто грязно-белое, не имеющее четкого контура. От этого грязно-белого, всякий раз как оно приходило в движение, волнами исходили тревога и боль. Начинала кружиться голова, подташнивало.
