Книга Политики природы. Как привить наукам демократию - Брюно Латур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
73 Книга Эрмитт о зараженной крови (Hermitte. Op. cit. 1996) наглядно демонстрирует, каким именно образом нужно изменить представления об экспертизе и ответственности, если мы больше не можем придерживаться гипотезы о том, что знание может положить конец любым спорам. Тот же самый вывод можно сделать из образцового дела о «коровьем бешенстве» и, конечно же, из того генерал-басса, которым аккомпанирует экспертной теории давний спор о климатических изменениях: Roqueplo Philippe. Climats sous surveillance. Limites et conditions de l'expertise scientifique. 1993.
74 В четвертой главе мы вернемся к тому новому смыслу, который нужно вкладывать в понятие решения, которое мы связываем с ключевым понятием учреждения•.
75 Как ни странно, пересмотр типовых условий, предпринятый Беком, оставляет в неприкосновенности традиционные представления о даре речи и совершенно не предполагает, что им уже давно наделены не только люди (Beck. Op. cit. 1997. P. 122).
76 Потребуется продемонстрировать роль этих перекрестных ссылок, которые устанавливают связи между словами и вещами. Массу интересных примеров можно найти у Питера Галисона (Galison Peter. Image and Logic: A Material Culture of Microphysics. 1997), а также в подробнейших исследованиях Карин Кнорр-Цетина (Knorr-Cetina Karin. Epistemic Cultures: How the Sciences Make Knowledge. 1999). Простой и подробный пример можно найти в: Latour Bruno. Petites leçons de sociologie des sciences. 1996b, особенно в последнем разделе, посвященном ключевому понятию артикуляции•.
77 Основная проблема Хабермаса (Habermas. Op. cit. 1996) в том, что характеристика, которую он дает людям, прекрасно подошла бы для определения нелюдéй! «Как только мы понимаем социальные отношения интенционального характера как опосредованные при помощи коммуникации, в том смысле, который мы в нее вкладываем, мы больше не сможем иметь дело со всезнающими существами, лишенными тел, которые пребывают вне эмпирического мира и будут способны, если можно так выразиться, действовать вне контекста. Мы, скорее, имеем дело с конечными, воплощенными акторами, которые социализированы в конкретных жизненных формах, находятся в определенном историческом моменте и социальном пространстве и включены в сети коммуникационных действий» (p. 324). Именно это и происходит с вещами, освобожденными от антропоморфизма объекта! Хабермас считал, что необходимо освободить людей, забывая о том, что делает их людьми: о нелю́дях, ведь именно они больше всего теряют в его моральной философии.
78 Литература, посвященная научным инструментам и различным формам визуализации аргументов, которую они делают возможной, существует в избытке. Возрастающее количество подобных работ полностью изменило древний монолог между миром и представлением над бездной референции. Эта бездна сегодня уже заполнена до краев, и никто не станет приводить в качестве примера научного высказывания фразу «кошка сидит на коврике», научная ценность которого зависит от присутствия упомянутой кошки на упомянутом коврике. Некоторые «опорные пункты» можно найти в: Hacking Ian. Concevoir et expérimenter, thèmes introductifs à la philosophie des sciences expérimentales. 1989; Lynch Mike et Woolgar Steve. Representation in Scientific Practice. 1990; Galison. Op. cit. 1997; Jones Carrie, and Galison Peter. Picturing Science, Producing Art. 1998.
Как и в случае многих проблем из предыдущей главы, специалисты в моей области стоят перед следующим выбором: или повторять одни и те же введения, чтобы изменить представления читателей о научной практике, или не ставить эту литературу под сомнение и заниматься по-настоящему интересными проблемами, которые возникают в самых различных областях, как только мы изменяем научную теорию, до сих пор не дававшую им развить свой потенциал.
79 Я заметил, что всякая дискуссия об отказе от различия между субъектом и объектом чаще всего внезапно обрывается, так как большинство читателей, напичканных немецкой философией, полагают, что эта задача уже была решена Гегелем и его последователями за счет диалектического маневра. Однако диалектика не находит никакого решения проблемы, а, напротив, делает ее неразрешимой, превращая диалектику в движущую силу истории и самого космоса. Нет более завершенной разновидности антропоморфизма, чем та, которая заставляет Вселенную разделить ответственность за категориальные ошибки некоторых философов науки. Этот прием становится хорошо понятен на примере параграфа из «Энциклопедии», в котором Гегель критикует Канта за то, что он ограничил противоречие сферой разума, вместо того чтобы поместить его в сами вещи: «Не сущность мира носит-де в себе язву противоречия, а только мыслящий разум, сущность духа… Но если сравнить сущность мира с сущностью духа, то нельзя не удивляться тому, как, нимало не задумываясь, философы выдвигали и вслед за ними другие повторяли смиренные утверждения, что не сущность мира, а сущность мышления – разум – противоречива в себе» (Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук / Пер. Б. Г. Столпнера, под ред. Е. П. Ситковского. М.: Мысль, 1974. Т. 1. C. 165). Возможно, Кант ошибался, относя противоречие к разуму, которое происходит, как мы убедились, от невозможности модерна рассуждать о политическом порядке, но, во всяком случае, ему хватило мудрости не приписывать собственное безумие миру. К сожалению, Гегель не обладал подобной скромностью и теперь благодаря ему мы имеем вселенную, которая приходит в движение и проявляется в совершенно неправдоподобных формах объективности, субъективности и истории духа. Так кто более наивен? Соблюдем же приличия и не будем втягивать ассоциации людей и нелюдéй в подобные войны. Значительная часть философии экологии, к сожалению, все еще находится под влиянием, хотя и в сильно вульгаризованном виде, этой претензии «преодолеть противоречие между человеком и природой» (см. приложение к первой главе).
80 Именно Гарри Коллинз и Мартин Куш (Collins Harry and Kusch Martin. The Shape of Actions: What Humans and Machines Can Do. [1998]) пошли дальше всех представителей science studies в анализе этой дихотомии, наиболее аргументированную версию которой они предлагают.
81 Это минимальное определение действия было давно предложено в семиотике Греймаса. Оно оказалось весьма полезным для анализа появления новых акторов, чьи результаты [perfomances] (то, что они делают во время испытаний) всегда предшествуют их компетенциям (то, чем они на самом деле являются). См. многочисленные примеры в: Latour. Op. cit. 1995. Интересный анализ онтологии этих новых акторов из лаборатории см. в: Rheinberger Hans-Jörg. Toward a History of Epistemic Things: Synthetizing Proteins in the Test Tube. 1997.
82 К вопросу антропологии этого стучания кулаком по столу см. забавную статью: Ashmore Malcolm, Edwards Derek et Potter Jonathan. «The Bottom Line: The Rhetoric of Reality Demonstrations». 1994.
83 Понятие презентации восходит к Изабель Стенгерс (Stengers Isabelle. Cosmopolitiques – Tome 1: La Guerre des sciences [1996]) и будет играть важнейшую роль в пятой главе, подсказав нам выход как из мононатурализма, так и из мультикультурализма благодаря дипломатии•.