Книга Избранная луной. Сказки Нового мира - Филис Кристина Каст

* * *

Свежеватели провели Тадеуса через мертвый Город таким быстрым шагом, что он едва поспевал за ними, неся Одиссея на руках. И тут началось нечто очень странное. Как только на горизонте показалась река, он будто бы обрел второе дыхание. Внезапно нести Одиссея стало легче. Боль и жжение, которые он втайне от всех испытывал много недель после того, как на кожу и в рот ему попала кровь отравленного оленя, прекратились.

Раз – и все. Так же внезапно, как и начались.

Тадеус облегченно вздохнул, и вместе с воздухом вдохнул какой-то запах. Или, точнее, не один запах. Он учуял воду, хотя река едва-едва виднелась, а еще что-то острое и грязное – и краем глаза увидел какого-то грызуна размером с кролика, прошмыгнувшего от одного разрушенного здания к другому.

Я учуял грызуна! Но, черт, как это у меня получилось?

Когда ветер изменился, он ощутил сладкий аромат. Похоже на жасмин, но кругом были одни ползучие растения. Потом они свернули за угол, потом еще раз. Он едва их увидел, такими маленькими они были. Полузадушенные вездесущим плющом, росли две веточки. И четыре цветка, по два на каждой.

Я унюхал четыре крошечных вянущих цветка жасмина куда раньше, чем прежде почувствовал бы запах огромного цветущего куста! Что со мной происходит?

– Сюда. Мы оставили лодку тут, – позвал от реки свежеватель по имени Железный Кулак.

Тадеус кивнул и последовал туда, куда было указано. Свежеватели шли молча. На всех троих были только штаны из грубо выдубленной кожи. И еще их тела – голые торсы, руки и даже шеи и бритые головы – покрывали странные рисунки из линий и символов. Внимательно рассмотрев их, Тадеус определил, что каждый рисунок повторяется трижды – точно три зубца гигантского копья, которое сжимала в руке статуя их Богини. В сопровождение ему дали лишь троих мужчин, но женщин он не скоро забудет – тех, что стояли вокруг эшафота, молчаливых и странно манящих. Самой главной из них, кажется, была безглазая. Вероятно, она была подругой того, кто звался Заступником. Во снах его отныне будут преследовать провалы на месте ее глаз – так же неотвратимо, как налитые груди, пухлые губы и густая копна каштановых волос, ниспадавших на изгиб талии.

– Вот тут. Твоя лодка тут. – Железный Кулак остановился у берега там, где начинался спуск к реке.

Тадеус кивнул и стал осторожно пробираться по берегу, крепко прижимая к себе раненого терьера. Он быстро добежал до каяка, причем быстрее, чем осознал это. Тогда он оглянулся назад, не зная, что сказать свежевателям, и надо ли вообще что-то говорить, почти не сомневаясь, что они вот-вот передумают и потащат его обратно через мертвый Город на пропитанный кровью эшафот.

Они ушли.

Тадеус не стал мешкать и размышлять. Он бросился к каяку, устроил Одиссея на носу лодки как можно удобнее, избавился от единственного уцелевшего в битве балласта, схватил весло, все еще привязанное к заднему сиденью и сильно оттолкнул каяк от берега, запрыгнув на борт с необычайной легкостью, очень похожей на ту, с какой двигается терьер.

Затем он начал выгребать против течения. Сначала он беспокоился, что сил провести каяк между остатками мостов и среди бурунов ему не хватит, но скоро Тадеус осознал, что он все осилит. Он греб с необычайной быстротой. Он несся по реке с такой скоростью, точно на веслах сидела целая команда Охотников.

Это всего лишь адреналин, конечно. Как только тело осознает, что опасность миновала, он развеется.

Но этого не случилось. Тадеуса переполняла тугая сила, точно сплетенная из гнева, который в нем не стихал. Она не угасала. Не выветривалась. Она лишь росла.

Одиссей жалобно заскулил, и Тадеус ненадолго остановился, чтобы погладить маленького терьера и пробормотать утешительные слова. Он посмотрел на руку. Повязки на запястье и на сгибе локтя высохли. Он медленно развязал ткань на запястье.

Рана начала подживать. Она затягивалась по краям лоскута кожи Одиссея, который приложил к ней Заступник. С раны слезала струпьями старая отмершая кожа – Тадеус с отвращением стряхнул ее, и она отвалилась, обнажив розовую новую кожицу. Тадеус уставился на нее, потрясенный увиденным. Трясущимися от поспешности руками он развернул следующую повязку, на локте. То же самое! Потрескавшаяся кожа заживала, впитав плоть Одиссея, а лоскуты отмершей сразу же отпали.

Тадеус поднял руку и напряг мышцы, ощущая их силу и здоровье.

– Вылечите меня? Нет, мне не нужно ваше чертово лечение! Совсем не нужно! – Тадеус снова наклонился за веслом, размышляя: «Заступник был прав. Я не болен. Я изменился. И мне это нравится. Очень».

* * *

Когда Мари, наконец, добралась до Ригеля, Зоры и Ника, она порядком вспотела: управляться с легкими, но нескладными носилками матери было непросто. Со вздохом облегчения она положила носилки и поношенную лекарскую сумку Леды возле того места, где лежал Ник, потом подошла к Ригелю, хваля его за смелость и добрую службу.

– Я тоже сторожила, знаешь ли, – сказала Зора.

– Спасибо тебе, – сказала Мари. А потом лукаво улыбнулась:

– Тебя тоже погладить?

Зора захихикала:

– Нет уж, оставь силы на него.

– Он в сознании? – спросила Мари, присаживаясь на корточки возле Ника.

Зора пожала плечами:

– Не знаю. Когда я вытирала его и покрывала твоей рубахой, – кстати, слишком короткой, – он не сказал ничего, только кряхтел. Но несколько раз открывал глаза – правда, только для того, чтобы посмотреть на твое чудище.

Мари взяла Ника за запястье и легко нащупала его пульс. Он был ровным, но более частым, чем ей бы хотелось, а кожа парня была прохладной и влажной. Она уже собралась позвать его по имени, как он открыл глаза.

– Серые, – говорил он так, будто еще толком не очнулся. – Твои глаза, они серые.

– Как ты себя чувствуешь, Ник? – Она не отреагировала на замечание о цвете глаз.

– Бывало и лучше, – ответил он. – Спина болит. Туда угодило копье свежевателя.

– Знаю. Я принесла тебе болеутоляющее. Выпей, тебе станет легче. – Мари кивнула Зоре: – Приподними ему плечи, чтобы он мог пить, только осторожно, не коснись раны. – Пока Зора поддерживала Ника, Мари поднесла флягу к его губам.

Сначала Ник медлил. Потом его рот изогнулся в улыбке:

– Проще не травить меня, а убить как-то иначе.

– Я предлагала перерезать тебе глотку твоим же острым ножом, но Мари и ее чудище были против, – заметила Зора.

– Не обращай на нее внимания, – сказала Мари. – Она такая.

Пока Ник пил, его глаза улыбались Мари. Когда фляга опустела, Мари помогла Зоре осторожно уложить его.

– Отлично. Я собираюсь подготовить тебя к переноске, когда подействует отвар, – заявила Мари.

– Пере… чему? – не поверил своим ушам Ник.