Книга Александр Македонский - Поль Фор

Из всей относящейся к Александру устной традиции, из пересказа текста Псевдо-Каллисфена, возможно, исполнявшегося под звуки ребаба, Мухаммед пожелал оставить лишь несколько фактов. В момент, когда он приступает к своему рассказу, Арабайа, то есть вся Сирия и прилегающий Аравийский полуостров, который тянется на юго-восток, так сказать, «степь», считалась покоренной: добрые были здесь отделены от злых, верующие от неверующих, верные от неверных. История начинается именно с того места, где Македонянин рассчитывал ее завершить. Место действия располагается к югу от обитаемой земли, и, если выражаться в терминах александрийской биографии, все происходит после разгрома Дария при Иссе. «Мы сравняли перед ним все препятствия», — говорит Бог. Это значит, что здесь Коран следует еврейскому переводу «Романа об Александре», который был обработан и дополнен неким сирийским переводчиком. Ибо сразу после помазания первосвященником в Иерусалиме и поклонения единому Богу иудеев Александр поворачивает на запад, пересекает Египет и, после многих приключений, достигает Страны Тьмы на берегу западного моря.

От всего этого похода, который подвел великого путешественника совсем близко к источнику вечной жизни, отдалил его от Страны блаженных и позволил ему лишь наказать собственную дочь и неверного Андрея, Мухаммед оставил только закат солнца, кипящий источник и наказание, которое предшествует вечной каре: это уже взгляд с эсхатологической точки зрения, а не рассказ о неудачном посвящении. Из приключений с Пором в Индии и у брахманов или гимнософистов Коран упоминает лишь о встрече с существами «без покрывала, чтобы себя защитить», что можно толковать двояко. Во-первых, можно думать, что Александр повстречал на Дальнем Востоке такое дикое племя, что оно вело звериную жизнь и понятия не имело о том, чтобы одеваться или хотя бы укрываться под пологом шатра. Во-вторых, возможно и такое предположение, что Александр встретился с совершенно нагими философами, мудростью которых измерил собственное знание. Таинственный стих91 понуждает принять второй вариант. Лишь Бог обладает всеобщим знанием, Он ведает добро и зло, истину и ложь, общее и частное. Историческая дискуссия между Александром и Каланой с Дандамидом или между Александром и десятью мудрецами из царства Самбху, при которой мы присутствовали, превращается в не однажды повторенное утверждение, что божественное Провидение существует.

Что касается истории Гога и Магога, завершающей еврейский и сирийский переводы «Романа об Александре», она также приобретает в Коране символическое значение. Эти два имени традиционно, по крайней мере со времени видений пророка Иезекииля в VI веке до н. э., обозначали варварские, дикие и кровожадные народы крайнего севера Малой Азии, скифов и амазонок по другую сторону Кавказа (Иез. 38–39). В сирийской легенде Александр велит своим кузнецам возвести бронзовую стену, чтобы удержать дикарей в их краях и помешать им уничтожить цивилизованные народы. На память невольно приходит огромный вал, действительно возведенный Александром на Гургане[47], чтобы перекрыть путь кочевникам Туркменистана, стена, которую еще и до сих пор называют в Гюмюшане Садд-э-Искендер, или Плотиной Александра. Только речь в Коране идет о символической плотине. Она сдерживает силы Зла вплоть до дня Страшного суда. Тогда, как говорится в стихе 96 XXI суры, «Йаджудж и Маджудж высвободятся и устремятся с каждой высоты». Это будет день, в который осуществится обещание наказать злодеев и вознаградить добрых людей. Александр, Божий кузнец, является мастером вечной справедливости.

XVIII сура, именуемая «Пещерой», использует «Роман об Александре» в назидательных целях. Деятельность, жизнь и пример Александра были призваны приумножить рвение верных. Как и следует истинно верующему, Александр последовательно существовал на четырех уровнях бытия: он был всецело покорен воле Божией, уповал на Его справедливость, был укреплен Его мудростью и боролся за веру Приключения Александра, Божьего человека, относятся к духовному плану. Все его войны всегда являлись священными, они были тотальным противостоянием, джихадом.

От Аравии до Явы

Такое воззрение на историю, столь далекое от наших западных, рационалистических и морализаторских представлений, предполагает также и совершенно иную динамику. Сам символизм Александра, его мистицизм воссоединяются, после тысячи лет сомнений, с рвением, одушевлявшим его друзей или тех, кто был неизменно ему предан. Они-то и явились зачинателями его обожествления. Дары Фортуны, харизматические свойства, которые приписывали Александру его товарищи и победоносные солдаты, оказываются уточненными и преувеличенными в созданной вокруг него восточной легенде, и поскольку эта легенда, если понимать это слово буквально, есть то, что о нем говорится, естественно, что из стран, в которых он побывал, она перенеслась в те страны, где о нем только слышали, что она передается из поколения в поколение, перемещается из телесного мира в мир духовный. Вечно живыми остаются лишь возлюбленные мертвецы. Необычайна судьба этого Царя царей, могучего и блистающего, словно архангел небесный, о котором миллионы и миллионы людей пожелали запомнить — и помнят до сих пор — лишь то, что он совершил молниеносный поход на юг, посетил к западу от Египта оазис с кипучими водами (Сива), встретился с индусскими мудрецами и возвел на востоке металлическую преграду против скифов и амазонок, Йаджудж и Маджудж! Есть и такие, кто, увлекшись символизмом, доходят до того, что приводят эти четыре эпизода в соответствие с четырьмя стихиями: «Мы укрепили его на земле…; он увидел, что солнце исчезает в источнике…; раздувайте; …огненная масса», рискуя тем, что Александра в таком случае невозможно отличить от какого-то гностического демиурга или самого Творца.

Следует допустить, что подобно тому, как у римлян существовали в отношении Александра две традиции — очернения и превозношения, а также причисления, вслед за императорами, к небожителям, — также и персы, и пришедшие им на смену парфяне, и иранцы вовсе не были единодушны в воспевании преемника Дария. Автор вступления к «Арта вираф намак», то есть «Истинной книге закона», написанной в расцвет Сасанидской империи (VI в. н. э.), когда пожар Персеполя еще не был забыт, выражается так: «Окаянный и проклятый Ариман (или Дух зла), дабы лишить людей веры и уважения к закону, побудил окаянного Искандера, грека, явиться в Иран и принести сюда порабощение, войну и грабежи. Он пришел и предал смерти наместников иранских провинций. Он разграбил и разрушил Врата Царей (Баба-и-Хутайх), столицу. Закон, написанный золотыми буквами на бычьих шкурах, хранился в столичной крепости для рукописей. Но жестокий Ариман подтолкнул злодейского Искандера, и он сжег книги Закона. Он погубил мудрецов, законников и ученых иранского края. Он посеял ненависть и раздоры среди вельмож, пока сам он, сломленный, не был низвергнут в преисподнюю»91.

Само представление об Александре как об эманации, зоне или персональном воплощении Зла — свидетельство его обожествления. Его не столько порицают за уничтожение одной из четырех столиц империи, сколько за то, что он подменил своей волей вечный порядок верховного бога Ахурамазды. В 1470 году Мирхонд, автор «Сада чистоты», осуждал Александра за то, что он сжег книгу Заратуштры, предал смерти магов и отослал персидских ученых умирать в Грецию. Еще в 1970 году мне довелось слышать, как образованные иранцы в Тегеране называли Александра «Малым». Немного позже, в 2500-ю годовщину восшествия на престол Дария Великого, мне напомнили, что его дворец, самый большой и роскошный в мире, был сожжен по приказу македонского варвара и афинской шлюхи.