Книга Третьяков - Анна Федорец

Связь эта прослеживается на самых разных уровнях.

Так, семейства Третьяковых и Мамонтовых состояли в тесном родстве: В.Н. Третьякова была двоюродной сестрой С.И. Мамонтова. Свидетельства современников подтверждают: отношения между семьями были не просто родственными, но и дружескими. В.М. Васнецов, перечисляя людей, в течение 15 лет всякое Рождество собиравшихся под кровом Мамонтовых, сообщает: «... каждый год я встречаю здесь Третьяковых, так беспримерно послуживших русскому искусству»860.0 «дяде Савве» и беззаботной абрамцевской жизни пишет В.П. Зилоти861. Начиная с 1880 года семья Третьяковых каждое лето жила на даче в Куракине, неподалеку от Абрамцева. «... Перемена нашего летнего местопребывания невольно изменила круг знакомства и привела к сближению с несколькими семьями мамон- товского рода... Нечасто, но все же несколько раз была я в те года в Абрамцеве», — пишет Вера Павловна862. Судя по письму дяди Веры Николаевны, И.Ф. Мамонтова, его сын, Савва Иванович, присутствовал на свадьбе четы Третьяковых863. В конце концов, в архивах Третьяковки отложилось несколько писем С.И. Мамонтова П.М. Третьякову. «Христос Воскресе, дорогой Павел Михайлович! Да хранит вас Бог бодрым и здоровым на пользу роднаго искусства и радость всем. Любящий вас Савва Мамонтов» — такими посланиями обычно обмениваются люди, связанные добрыми дружескими чувствами864.

Связь двух культурных центров отнюдь не ограничивалась приятельскими отношениями их глав. Как толмачевские вечера, так и мамонтовский кружок двигались по направлению к одной цели. Они сплачивали художественные силы в Москве, создавая своего рода идеологический противовес Петербургу. Это давало творческую подпитку «народным духом»: еще в 1846 году западник В.Г. Белинский писал: «Может быть, назначение Москвы состоит в удержании национального начала », и ровно так же смотрели на миссию Первопрестольной видные славянофилы. Толмачи и Абрамцево давали художнику возможность воспарить над обыденностью, над ремеслом, освобождая его от обычных ограничений со стороны государства и заказчика-дворянина и, банально, от недостатка средств к существованию. Оба объединения позволяли творцу в полной мере реализовать свой художественный дар. В атмосфере взаимного обогащения идеями и опытом рождалась та самая соборность, которую славянофилы еще в 1840-х годах выдвинули на общественное обсуждение в качестве идеала. Разумеется, личные цели и личные пути любого сколько-нибудь значительного художника отличаются от тех, которые исповедуют его товарищи. Но тем с большей отдачей обменивались участники Замоскворецко-абрамцевского художественного сообщества новыми идеями, образами, средствами их воплощения. Дружественное сотворчество многих талантливых людей рождает гениальные творения вроде Абрамцевского храма — и целые направления в искусстве.

И наконец, еще одно соображение. Очевидна внутренняя связь мамонтовского и третьяковского объединений. Возникли они почти одновременно. Де-факто третьяковское объединение существовало со второй половины 1860-х, однако в своих окончательных формах оно организовалось в один год с ма- монтовским кружком (1873). Наибольший интерес их участники проявляли к художественной и затем к музыкальной деятельности. Вполне вероятно, что на становление художественных пристрастий Саввы Ивановича (рубеж 1860—1870-х) повлияли увлечения Павла Михайловича, его эстетические предпочтения, его знакомства с живописцами,наконец.

Косвенным свидетельством влияния Третьякова на Мамонтова являются два факта. Во-первых, совпадение состава участников объединений. Живописцы — завсегдатаи музыкальных вечеров в Толмачах составляли и костяк Абрамцевского кружка. Во-вторых, талантливая молодежь, которую особо выделял Третьяков, входила в кружок Мамонтова. Разумеется, влияние могло быть и обратным: Мамонтов вполне мог делиться с Третьяковым своими соображениями о будущем искусства. Те юные таланты, которых отыскивал Мамонтов, вскоре продавали свои полотна Третьякову. Оба мецената с интересом следили за творческим ростом В.М. Васнецова, И.И. Левитана, В.А. Серова, И.С. Остроухова, К.А. Коровина. Оба принимали в этом росте деятельное участие.

Русский стиль в России развивался еще со времен, когда Павел Михайлович был еще младенцем. «Поднимало» его прежде всего государство. Питаемый с высочайшего уровня, русский стиль развивался все же долго и мучительно, с трудом выходя из пеленок подражания Европе. Лучшие его образцы возникли не с подачи государства. Они появились лишь тогда, когда купечество вложило в это направление свои знания, свои художественные предпочтения — и свои деньги. Созданная купцами среда взрастила то поколение художников, которое сумело прорваться сквозь изысканную сложность декора и прозреть русский стиль изнутри в его первозданной простоте. Весомая заслуга в этом принадлежит П.М. Третьякову и С.И. Мамонтову. Оба они на протяжении всей жизни искали возможность вдохнуть новую жизнь в русское искусство, наполнить его национальным духом. М.В. Нестеров писал: «... кому не приходила мысль о том, что, не появись в свое время П.М. Третьяков, не отдайся всецело большой идее, не начни собирать воедино русское искусство, судьбы его были бы иные: быть может, мы не знали бы ни “Боярыни Морозовой”, ни “Крестного хода”, ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Государственную Третьяковскую галерею»865.

И Третьякову, и Мамонтову принадлежит колоссальная заслуга: продвижение идеи русскости эстетическими средствами. Расцветом русскости стали 1880—1890-е годы, когда на историческую сцену вышло второе поколение передвижников: В.М. Васнецов с его русскими мотивами, М.В. Нестеров с его интересом к русской святости, И.И. Левитан, неизбывно любивший родную природу, не говоря уже о В.И. Сурикове и других талантливых молодых художниках. Тех самых, которые жили в культурном пространстве, созданном, по выражению В.А. Гиляровского, «настоящими меценатами» Третьяковым, Мамонтовым, а также, быть может, Солдатёнковым. Как знать, смогло бы состояться это поколение истинно русских мастеров, если бы, говоря словами И.Е. Репина, купцы — любители искусства не «пригрели и не приютили эти молодые ростки» и не «положили очень прочное основание русской школе»?

А ведь Третьяков повлиял на становление русского стиля не только в области живописи, но и в области архитектуры. Так, на протяжении многих лет все сколько-нибудь важные строительные заказы для Третьякова будет исполнять его родственник, архитектор А.С. Каминский. По воспоминаниям художника и архитектора И. Бондаренко, «... стиль своих работ Каминский называл “русским”, который тогда культивировался »866. Московские мотивы и та музыка, что звучала в доме Третьякова, станут источником вдохновения для В.М. Васнецова — не только живописца, но и талантливого архитектора, по эскизам которого построены

Абрамцевский храм, «избушка на курьих ножках » там же, а также нынешний фасад Третьяковской галереи. Наконец, именно Третьяков обратит внимание на талант юного Ф.О. Шехтеля — впоследствии одного из крупнейших творцов московского модерна, знаменитого создателя «богатырской заставы» на Ярославском вокзале. Шехтель приходился родственником друга Третьякова, Тимофея Ефимовича Жегина, и в 1875 году он приехал из Саратова к матери, в дом Третьякова. По воспоминаниям А.П. Боткиной, экономкой в доме Третьякова «... была родственница Жегиных — Дарья Карловна Шехтель. Сын ее, худенький молодой человек, Федор Осипович Шехтель, впоследствии был талантливым известным архитектором». Каминский помог Шехтелю подготовиться к поступлению в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Позднее, когда Федору Осиповичу пришлось оставить училище, «... он поступил практиковать и работать помощником у А.С. Каминского»867. Близким знакомым Третьяковых был еще один творец русского стиля, архитектор А.Э. Эрихсон, совместно с Шехтелем строивший дом для АлександрыДаниловны. Кроме того, сама галерея Третьякова вырастила немало ценителей русской культуры, причем не только художников. Так, П.И. Щукин, будущий создатель Музея российских древностей, в воспоминаниях рассказывает, как они с братьями регулярно «бегали» в Третьяковку посмотреть на новые приобретения.